Читать книгу Ночью. Сборник рассказов - Александр Валерьевич Гудимов - Страница 2

– Ну, за Россию! До дна! Да.

Теперь слушай.

Вы, сопляки, ничего не знаете, как мы жили. Да и как сейчас живём, тоже не знаете. Ничего не знаете. Слушай меня, я всё тебе расскажу.

Погоди, между первой и второй, как известно… Ну, за родителей – святое дело!

Родители у меня, Царствие им Небесное, были – дай Бог каждому! Строгие, но справедливые. Пороли, конечно, но это ещё никому не вредило. И тебе не повредит, ух, я тебе! Шучу-шучу, ты допивай лучше. А я пока свет включу, темно уже стало.

Родители меня Родину любить научили. А Родина – родителей. Я ж тоже когда-то малой был, не понимал ничего, всё вырваться куда-то хотел. Всё, что надо, мне с рождения Бог дал: отца, мать и Родину. Я тогда этого не знал ещё, но ничего, отец научил. Отец для того и нужен, чтобы учить. Мать – чтобы жалеть, отец – чтобы учить. Так было, так будет, и не мне, и не тебе это менять.

Давай третий. Ну, за любовь так за любовь, раз ты говоришь – традиция. Против традиций не пойдёшь. За любовь! Горько!

Ты прости, это я так, по привычке. А что, меня на пару свадеб даже звали только из-за того, как я «горько» кричал. Громко, зычно, всем горлом. Когда сам женился, не удержался, тоже пару раз проорал. Зинка тогда сказала, что ей уши аж заложило. Но не жаловалась, гордилась.

Помянем, как же. Только потом перерыв сделаем, а то зачастили что-то. Ну, а пока давай за Зину, не чокаясь. Хорошая была баба, слова дурного ни одного не скажу. Настоящая офицерская жена, как про таких говорят. Куда я, туда и она. Все тяготы переездной жизни терпела. И когда в Афгане я два года отмотал, ждала меня, как полагается. Другая бы загуляла, но только не эта.

Бывало, конечно, что ругались, бывало, что и кричали. За столько лет не всё один мёд, что ни говори. Но ни разу, ни разу, вот те крест, она за рамки не выходила. Это не то, что ваши молодые сейчас пошли: чуть что, вещи собирать, о разводе говорить. Мужика себе сразу другого искать.

Нет, у нас всё было по-другому. Сошлись мы раз, поженились, значит, всё. Пусть в церкви мы не венчались, не принято тогда было, но всегда понимали – союз наш где-то сверху оформлен. А значит, раз и на всю жизнь.

Я-то её сразу приметил, как только в городке оказался. Хорошая была девка, видная, но в то же время порядочная. Мать её одна воспитывала, время, опять же, такое было, но воспитала на славу. И я, как полагается, два раза на свидание с ней сходил, понял, что дело у нас сладится, и к матери – просить руки.

Меня так отец учил, а я так своему сыну передал. Думаю, правда, этого он не усвоил. Не женился до сих пор, да и не женится уже, наверное, теперь.

Ладно, печалиться нечего, давай лучше ещё по сотенке выпьем. За него, конечно, правильно, за Коленьку моего. Коленькой его мать-покойница называла, я-то старался марку держать, нюни не распускать. Коля, а лучше Николай. В общем, пусть у него всё будет хорошо!

Видит Бог, изо всех сил, как мог, старался парня хорошо воспитать. Конечно, поездили мы немало с ним в детстве, жаль, друзей нигде так и не успел завести. Но жизнь военного человека, она такая. Я-то, конечно, хотел, чтобы сын в армию пошёл, убеждал, что там и друзья настоящие появятся, как у меня. Но он по-другому решил, в науку пошёл, учиться.

А и ладно, я тебе скажу. Пошёл бы он, как отец, где бы сейчас был? Армия нынче не та, прозябал бы с женой да детьми. А так – в люди выбился. Сначала диплом красный защитил, потом в аспирантуру. Думал, по специальности работать будет, физиком, науку двигать. Но, что уж там, время такое было, голой наукой на одежку не заработать. Сначала подрабатывал, мы с матерью помогали как могли. А потом познакомился с кем-то, и завертелось всё.

Я понимаю, политика дело… такое, не очень, прямо скажем, чистое. Но я в Колю верю. В себя верю, что сына воспитал так, что отца не опозорит. Так что горжусь им. Нет-нет, по телевизору мелькнёт, я соседей зову сразу же. Давно, правда, уже видно не было. И не звонил уже давно. Но я понимаю, сам всю жизнь стране отдал, так что понимаю. Дела важные, государственные. Зато меня вот в Ленинград вытащил, квартирку хорошую выхлопотал, деньги на счет каждый месяц приходят. Жаловаться так что не на что.

Увидеться бы только.

Я как-то звонил недавно ему на рабочий, он его давно, на всякий случай, оставил. Но там сказали, в отпуске Николай Ефимович, в длительном, по здоровью. В санатории каком-то закрытом лечится. Ну, пусть лечится, главное, чтоб здоров был.

Так что давай за здоровье! Ладно, ладно, улыбайся. Все вы улыбаетесь, пока молодые. За собой не следите, думаете, вечно жить будете. Зина, сколько её помню, тоже такая была, себя совсем не жалела. Я ей говорил, всегда, мол, ты отдохни давай, крутишься же, как белка в колесе. А она не слушала совсем, и вот, какой результат? Семь лет уже один доживаю.

И ещё проживу долго, ты за меня не волнуйся! Думаешь, зря я всю жизнь в армии отпахал? Не хитри, по глазам вижу, что думаешь – зря! А ты посмотри на меня, а! Семьдесят два-то не дашь! Не дашь ведь? Не дашь! Хвастать не буду лишнего, старик, я и есть старик. Но бодрый! Дам фору любому пятидесятилетнему. В здоровом теле – здоровый дух, не зря так было сказано.

А про дух, это я не просто так. Ты посмотри, каждый раз пьём, каждый раз по сто грамм. Ни капли меньше! Литровая бутыль уже пуста, больше чем наполовину, а я хоть бы хны. А всё почему? А потому что здоровье! А почему здоровье? Потому что армия!

За ребят! А как же? Я с ними, с родными, всему научился. И водку пить так, что только смотри. И с девками гулять. И дружбе настоящей, мужской, научился.

Ты вот спрашиваешь, жалею ли я, что призвали меня тогда. Отца моего из-за ноги не взяли, сын в науку подался, а я – служить. Жалею ли я? Да ни в коем разе! Никто меня не заставлял, сам пошёл, потому что чувствовал – моё это. Когда уходил, не знал, кто я и что из меня выйдет. А за два года всё понял. Всё на место стало. Я, главное, на место своё стал.

Так что и по гарнизонам я мотался со всем удовольствием. Жене с сыном каждый раз устроиться надо было, а я как из одного дома в другой приезжал. И везде была своя, большая семья, и друзья новые, и на каждого положиться можно, как на себя самого.

А с какими ребятами мы в Афгане были! Ты не представляешь. Настоящие мужики, каждый такой роты стоил. Серёга, Ваня, Аймаз – каждого в лицо помню. Жаль, не вернулись, но про таких вот и говорят – не зря жизнь отдал. За Родину. За нас всех. За то, что мы из этой страны блядской выбрались.

Ты только вот не подумай, что я чем-то недоволен. Страна сказала: «Надо!», мы ответили: «Есть!» Она нас вырастила, воспитала, ей с нас и требовать можно. Столько и тогда, как она решит. А наше дело – долг отдать и ничего не спрашивать. Ни тогда, ни сейчас.

А деньги что? Деньги у меня сын пусть зарабатывает, сейчас уже можно. А мне от страны этого всего не надо. Она не может, а мне и не надо. Она мне главное дала – гордость за себя. Возможность её почувствовать, хоть немного. О большем и не просил никогда.

А ещё друга лучшего дала. Сейчас налью.

За Толю! Тоже. Не чокаясь.

Прости, я как вспомню…

Но ничего. Слушай лучше, бывает ли такое, чтоб, как жизнь нас ни мотала, мы всё сталкивались? Кому ни рассказываю, все говорят, что только в кино такое бывает. Встретились мы молодые, когда срочную ещё служили. В первую же неделю подружились, когда наряд получили. В самоволку вместе ходили, если что – за всё отвечали вместе. Потом дембель, я домой, и он домой, и думал – всё. А нет! Во вторую свою часть, в Сибири, только приехал, распаковываюсь, смотрю – Толька. Тоже в армию пошёл, уже капитаном там был, но я его быстро догнал.

Ну, а потом что, снова разбросало. Переписывались сначала, всё приехать хотели, то он ко мне, то я к нему, но, как водится, не сложилось. И встретились мы уже в Афгане. Снова он меня встречает, как будто знал кто там, наверху, когда меня посылал. Но там уже всё серьёзно было, не до гулянок. Жизнь мне там спас, по-настоящему.

Мы шли патрулём, с ребятами, спокойно. Я впереди, ничего и знать не знаю, а сзади, как выяснилось, враг гранату под ноги бросил. Толька заметил, кинулся ко мне, толкнул что есть мочи, и сам отпрыгнул. Это он мне потом рассказывал, в лазарете. Там мы снова кутили, сколько здоровья было.

Дальше снова нас разнесло по разным уголкам. Думал я – всё, помрём и не встретимся больше. Но бывают чудеса. Приехал я в Ленинград, сын мне квартиру только показал, потом по делам поехал. Я его на автобус проводил, домой иду – а там Толя на скамейке в домино режется. Вот это встреча так встреча.

Четыре года мы с ним не разлей вода тут были. Он сам местный, всё мне тут показывал, а ещё частенько мы у него на кухне по ночам сидели. Точь-в-точь, как мы с тобой сейчас. Тоже вспоминали всё былое. Выпивали, конечно.

И сейчас бы так же вместе сидели, если бы не машина там. Что ж это за судьба такая – из Афгана живым вернуться и под колёсами погибнуть.

Ладно, давай помянем. Ох, ну да, пили же уже за Толю, второй раз не надо. Но раз уж налил, за что тогда? За ребят пили, за семью пили, за родителей тоже. За любовь…

Ну да, помню я, нормально ещё всё, не волнуйся. Пили мы ж за любовь. Пили, да не за ту.

Зинка – молодец, жены я лучше не нашёл бы. Но первая любовь, она такая… Как жизнь ни проживёшь, её не забудешь.

Надя её звали. Надежда. Может, и зовут. Где она теперь, одному Богу известно. Я вспоминаю о ней часто, представляю, как жизнь у неё сложилась. В Москве ли она живёт, или на Урале. Развелась ли, счастлива ли. Дети ли, внуки. Старая, наверное, уже, как и я.

А тогда мы молоды были, жили, любили. Она – дочка военного, в последнем классе её к нам перевели. Я как увидел в двери, так влюбился. Раньше тоже, конечно, девочки нравились, но эта в душу запала. Сразу решил – женюсь! Но вот так судьба сложилась.

Она меня в армию провожала, обещала ждать. Я и шёл-то, чтобы потом на ней жениться. Как же иначе, дочь военного! А вернулся через два года, а её и след простыл. Выскочила замуж за какого-то лейтенанта и умчалась с ним. Я не искал – зачем?

Я зла не таю. Не было за мной никогда такого. Я своё счастье в службе нашёл. Надеюсь, и она – своё. Выпьем за это.

Устал я что-то, заболтал ты меня. Давай, последние сто грамм выпьем, тогда и отдохнуть с чистой душой можно. С тебя тост теперь, устал я уже говорить. За что?

За мечту? За мечту – это хорошо. Отец мне говорил, у каждого должна быть мечта в жизни. У тебя есть? У меня есть. Точнее, была.

Сейчас уже поздно, конечно.

Но всё же.

Я смотрю телевизор, я вижу, что происходит. Вижу, что со страной стало. Вижу, что ни во что уже нас не ставят. Вижу, что гордости нет. А это ведь и моя гордость, хоть и за страну, но моя личная. Я всю жизнь свою за гордость эту отдал, и где теперь она?

Страна должна быть сильной, великой! Так мне говорили. Так я говорил. И что говорил, я не только ночью за бутылкой водки об этом болтал, я всё делал, чтоб так и было. Был бы молод, и сейчас бы делал! И сейчас бы пошёл служить, снова в танковые. И забрался бы на танк, и сказал всем: «Доколе?» Собрал бы Толю и всех ребят, и мы пошли бы на Запад. За страну свою и за славу.

И прошли бы Европу всю, как проходила не раз русская армия. Прошли бы достойно, с отвагой, и добрались бы до этого вашего Парижа. По Елисейским полям, под Триумфальную арку заехал бы я к самой Эйфелевой башне и поднял бы там над танком своим советский флаг. И чтоб видели все, весь мир и все люди. И страна моя чтобы видела это и гордилась собой и мной. И родители чтобы рядом были. И Зина. И Коля. И Наденька даже, Зина бы не обиделась, поняла всё.

Чтобы все они видели это и гордились мной и тем, как страна наша мной и товарищами моими гордится. А это все видят, потому что по телевизору, и в каждом городе нас узнают, и в каждом дворе уважают. И соседи здороваются.

Такая у меня мечта. Чтоб здоровались.