Читать книгу Ночью. Сборник рассказов - Александр Валерьевич Гудимов - Страница 4

Они молчали несколько минут, ожидая какого-то сигнала, но его всё не было, и тогда молодой человек в кресле справа от стола выпрямил спину, поправил галстук и аккуратно, с намеком, покашлял.

– Здравствуйте, Игорь Михайлович! Очень рад вас видеть, но давайте сразу к делу!

Сидящий напротив хорошо одетый мужчина, пожилой и немного тучный, тоже попытался приосаниться, но так и остался полулёжа.

– Ни для кого, наверное, уже не секрет, и я даже больше скажу: каждый ребёнок знает: вот такое несчастье – наступил кризис. Ну, как кризис – слово это, как и вся сложившаяся ситуация, навязано нам Западом, и мы теперь живём вот с этим, несмотря на то, что, объективно говоря, мы-то в этом не виноваты. Но, тем не менее, что есть, то есть, и в связи с этим, собственно, мой вопрос к вам, как к представителю той силы, которая и несет ответственность – подчеркну, реальную ответственность – за экономическую ситуацию в стране, и я позволю себе здесь процитировать великого русского писателя Герцена: «Что делать?»

– Спасибо за хороший вопрос, Витя, – мужчина легко подавил зевок. – Но прежде разрешите вас поправить: Герцен написал «Кто виноват?» – а этот, безусловно, актуальный в царское время, вопрос сейчас контрпродуктивен. «Что делать?» – такой вопрос в одноимённой поэме задавал Некрасов. И вы знаете, вопрос этот очень важный. И мы всегда привыкли на него отвечать, именно вот на конкретный вопрос. Лично меня этому учили в высшей школе милиции. И учили, надо сказать, хорошо! Именно там мы разбирали вот эту знаменитую поэму, и все вместе учились давать ответ на такой вопрос. И я вам уверенно заявляю: если бы хотя бы каждый десятый у нас в стране получал такое образование, то и проблемы бы такой не возникало!

– Полностью с вами согласен, Игорь Михайлович! Но, как вы верно подметили в своем ответе, вопрос первый, он такой, скажем так, довольно философский, если не сказать – абстрактный. И в теории у нас всё действительно хорошо, но реальность вносит свои коррективы, и вот у меня есть последние данные социологических опросов, – молодой человек посмотрел на воображаемый документ в руках. – И там говорится о том, что всё больше людей, наших с вами, между прочим, сограждан, жизнью сегодня активно недовольны, причем даже настолько, что готовы выходить на акции протеста, пусть даже они организованы маргинальными силами.

За время вопроса мужчина в кресле, наконец, нашел силы собраться и полностью сидел в кресле, как большая горилла, опираясь руками вперёд.

– Знаете, тут, прежде всего, надо разобраться, что за это опросы такие. Потому что, как говорится, есть опросы, и есть опросы. И не имеют ли влияния на эти вот данные, что вы озвучили, те самые силы. Маргиналы, о которых вы только что говорили.

– Понимаю ваш скепсис, Игорь Михайлович, и, наверное, если бы кто-то со стороны, как я вам сейчас, мне эти данные озвучил, я бы тоже задал такой же вопрос. Потому что мы тоже понимаем, что сегодня кто угодно буквально может купить себе диплом в переходе, назвать себя социологом и проводить какие угодно опросы, а точнее, выдавать за них свои нарисованные данные. Но тут всё честно. Наши опросы.

Молодой человек терпеливо подождал, пока его собеседник почешет короткую седую бороду. Тот ещё пару раз оглянулся по сторонам, сделал пару глотков воды и определился с ответом:

– Ну, хорошо. Оснований не верить вам, Витя, у меня, конечно, нет. Но я почему так спросил про опросы? Потому что очень важно, кто и как говорит с человеком. Вот есть люди, которые политикой интересуются, а есть просто обычные люди. Ну, вот даже на конкретном примере. Есть у меня сосед, Иван Иваныч, мы с ним на лестнице пересекаемся, когда курим. Нормальный такой мужик, охранником работает, выпить может, но без фанатизма. И вот я представляю, приходит к соседу моему такой вот опрашивающий. И рассказывает, как у нас всё плохо, а Иваныч, чё, мужик простой, что там происходит вокруг, особо не интересуется. Ну, и соглашается со всем, конечно. А потом его спрашивают: «А ты вот готов выйти на митинг, чтобы жизнь стала лучше?» Ну а Иваныч-то, чё, мужик простой. Его так спросят, ну, он и скажет, что пойдет, почему не пойти-то. Но куда он пойдёт на самом-то деле?

– То есть вы считаете, что эти настроения – это только словесная форма выражения протеста, и никакой реальной основы под ними нет? То есть респонденты, прошу прощения за жаргон, вербализируют протестные настроения, которые царят в СМИ и раздуваются, ну, не будем скрывать, людьми, которые в этом лично заинтересованы?

– Именно! Вот это ты, то есть вы, Витя, очень правильно сказали! – мужчина воспрял, словно шакал, почуявший знакомый запах. – Есть те самые, мы их сейчас здесь называть не будем. Хотя, я уверен, они только и мечтают о подобной рекламе. Но мы им не позволим! Так вот, эти люди и раздувают, как вы сказали, настроения. Ведь что такое настроения? Само слово нам говорит о том, что это просто то, что человек думает. А вовсе не то, что на самом деле происходит, как пытаются тут нам выдать. Но вы не думайте, что это у них пройдёт. И я, и мои товарищи, и лично наш председатель грудью станем, но не позволим раскачивать лодку! Не для того мы столько работали и работаем! Вот я сейчас приехал к вам не откуда-то, а с заседания рабочей группы. Сидели допоздна с умными людьми, обсуждали инициативы правительства. Очень важная вещь – регламент надзорной группы. В правительстве, как мы знаем, умные люди сидят, но и им нужна, извините за выражение, подстраховка. И вот с разными экспертами очень серьёзные ребята сидели и обсуждали. И вот с этой стороны зайти, и с той, и с обратной. Надо же везде проверить, как бы чего не упустить. И потому я вот лично минут двадцать там выступал на тему. Сначала два часа слушал, потом выступал. Потому что тема важная, и надо работать. А не выступать, как некоторые, о которых я говорить сам не хотел, но вы, Дима, очень важно сами коснулись. Надеюсь, я вот так, вкратце, потому что всего не успеть, конечно, но ответил на ваш вопрос.

Молодой человек в кресле явно дремал, хотя изначально его распаленному собеседнику казалось, что тот просто прикрыл глаза, чтобы отдохнуть. Мужчина снова в недоумении почесал бороду и несколько раз огляделся по сторонам в поисках какой-нибудь поддержки. Наконец, вздохнув, он перевесился через стол и потряс молодого человека за коленку:

– Витя!

– Ох, да, Игорь Михайлович! Извините, с тех пор как ребёнок родился, совсем не высыпаюсь.

– Да ничего, поздравляю! Давно? Мальчик? Девочка?

– Пару месяцев всего. Мальчик, Борей назвали, в честь дедушки. Никак не привыкну ещё, стараюсь часа в два хотя бы ложиться, а сегодня мы совсем припозднились.

– Ох, и не говорите!

– Ну что, давайте закругляться. Раз уж мы о семье заговорили, давайте этим и закончим.

Молодой человек достал из кармана смятую бумажку.

– Я тут друзьям рассказывал, что с вами буду общаться, и один мой товарищ, точнее, одногруппник – это мы на встрече выпускников виделись, – очень заинтересовался и хотел спросить о вашей дочери.

– О старшей или младшенькой? Старшая, Маша, учится на экономиста, горжусь ей от всей души. Недавно дочку маленькую родила, дедушкой я стал. И вообще, такая умная, талантливая! Я сам, знаете ли, человек с опытом, да и как депутат многое должен знать. Но, бывает, садится со мной телевизор посмотреть, новости особенно. И начинает рассказывать, что и как, и почему. Не поверите – с открытым ртом сижу. Далеко пойдёт!

– Так вот…

– А младшенькая, – в мужчине среди ночи проснулся любящий отец, – ещё только собирается поступать. Представляете, на ветеринара хочет. Собачек любит очень. Я бы и хотел её порадовать, сколько раз хотели завести щенка, но у жены аллергия, так что никак. А она за бездомными старается ухаживать, добрая такая, что твой Айболит. Ну, я и решил, что не буду мешать. Пусть идет, куда душа лежит!

Молодой человек тем временем уже несколько раз прочитал бумажку.

– Вопрос тут, как я понимаю, о старшей вашей дочке, которая, как вы сказали, студентка. Тут, значит, написано, что в интернете появилась информация, что она хоть и учится ещё, а уже владеет большой фирмой, которая занимается компьютерами. И пишут, что фирма эта была создана год назад и за прошедший год получила все компьютерные заказы Министерства обороны на миллиарды рублей. Мой товарищ просил поинтересоваться, как так получилось – расскажите, пожалуйста, историю успеха вашей студентки!

– Что? Да о чем вы говорите? – мужчина последовательно покраснел, закашлялся и сделал свободнее галстук. – Я ж тебе говорю, девочка способная. Я в дела её не лезу. Вообще никаких дел не имею. А что говорят, мы с министром дружим, так это когда ещё было! А сейчас пару раз в год ходим в баню, и всё! И кому там что, какие заказы, я не знаю и знать не хочу. Я вообще в другом комитете!

Он попытался выпить воды, но стакан был пуст, а бутылка стояла на другом конце стола.

– И как это вообще можно узнать, кто там что поставляет Министерству обороны? Это же секретная информация! Это же военная тайна! Это что же, любой человек, американец какой-нибудь, может взять так и посмотреть? А может, они ещё и узнают, где у нас ракеты стоят? Этого позволить нельзя! Это сейчас же нужно запретить! Я с утра позвоню министру и всё расскажу про этот ваш интернет. Закроем эту всю байду на хрен, и всё! А то что ж это такое?

Мужчина неуклюже развернулся в кресле в сторону зала.

– Сергей Иванович, ну что началось-то? Мы же так не договаривались!

Из полумрака вышел мужчина лет тридцати, в строгом пиджаке поверх красной футболки с жёлтой молнией. Витя почувствовал, что тот явно недоволен, и, готовясь к взбучке, напрягся, пока его товарищ продолжал возмущаться.

– Не договаривались, говоришь? Это ты мне вот сейчас, Михалыч, говоришь, что мы об этом не договаривались! А если тебя утром на дебатах об этом спросят, ты что, так же блеять будешь? Да ты опозоришь нас всех на хрен!

– Сергей Иванович, ну нельзя ли как-то договориться, чтобы без этого всего? А нормально, как обычно?

– С кем ты договариваться собрался? Вы привыкли тут, блядь, все договариваться, а вас же предупредили: теперь всё по-новому, участвуем активно в дебатах. Лицом к народу повернуться! А это у вас что? Это жопа, а не лицо.

– Ну что не так-то? Я же только на последний лоханулся. А так на все вопросы нормально ответил.

– Да какой, на хуй, ты нормально ответил? Ты себя слышал вообще? Это бормотание невнятное ни о чем. Хули ты врагов-то каких-то ищешь? Соседа какого-то! Иван Иваныч – оригинальнее ничего не мог придумать?

– Но он правда Иван. Только Давидович. Но не мог же я так сказать.

– Да по хуй мне на отчества ваши! Тебя про недовольство народа спрашивают, а хули ты плетёшь-то? Про Некрасова, блядь, вспомнили! Чтоб ты знал, выпускник школы милиции, он написал «Кому на Руси жить хорошо». И глядя на вас, дебилов отмороженных, любой алкаш перед телевизором на этот несложный вопрос ответит. А ты даже стрелки нормально перевести не можешь. Михалыч, ну ты же мент! Ну, скажи хотя бы, что да, воруют, всех посадим! Тоже хуйня, конечно, но хоть что-то для начала.

Сидящие за столом уныло молчали, пока третий переводил дух.

– А ты-то, Витя, тоже хорош! Как мы будем тренироваться, если вопросы жополизские такие, и даже не вопросы вообще? Если бы я тебе эту записку не написал, вообще ничего живого не было бы.

– Ну, неудобно мне, уважаемый человек же, всё-таки.

– Неудобно тебе завтра будет, когда ведущий и критики эти ёбаные возить по столу вас, как сопляков, будут. Хорошо хоть, утром, мало кто увидит.

Он ещё раз перевел дух и совсем успокоился.

– Что мне с вами делать, бездарями, в душе не пойму. Один был человек нормальный, который сборище ваше держал и вид нормальный поддерживал. И тот теперь в психушке. Довели!

Раздался звон разбитого стекла. Игорь Михайлович, всё время разговора вертевший в руках пустой стакан, разволновавшись, выронил его на пол. Совсем смутившись, он полез под стол собирать осколки. Сергей рассмеялся.

– Ладно, времени мало. До утра ещё пару раундов надо прогнать. Поменялись, теперь ты, Михалыч, – серьёзный журналист, такой тёртый калач. Вмажь давай этому папенькиному сынку, да не жалей! Тяжело в учении, да и в бою вам тоже будет хреново!

Рассмеявшись своему экспромту, он вернулся в первый ряд пустого зала и развернул утреннюю газету. Слушая разгорающийся спор, громкий, но все такой же бессмысленный, он снова пробормотал сквозь зубы несколько ругательств и тихонько задремал.