Читать книгу Прощаться не будем… - Александр Вайнер - Страница 9

3 декабря. После освобождения из-под следствия, я, получив новое обмундирование и предписание в часть, отправился на полигон Бекасово, что под Москвой. Зима выдалась на удивление аномальной, за последние сто сорок лет. Наверное – 40С. Следуя на попутке, по заснеженной фронтовой дороге, я ни как не мог поверить в то, что еду на ту самую передовую, где в скором времени, будет решаться судьба столицы. Враг уже более чем вплотную подошел к Москве. Казалось, что им остается сделать лишь последний рывок, и сердце нашей родины падет. Но не тут то было. Прибыв к месту службы, я увидел как люди в гражданской форме одежды, почему-то с винтовками наперевес, рыли окопы, для обороны на Наро – Фоминском направлении. Вскоре я узнал, что это была дивизия народного ополчения, вперемешку с частями 33-й Армии. Штаба как такового по близости не было, и, спрыгнув в траншею, я начал поиски командира. Окружающие меня люди, днями напролет, с коротким перерывом, махали лопатами. Просачиваясь сквозь эту толпу, я выкрикивал:

– Ребята! Кто тут командир?

Рядом стоящий, седовласый мужик с бородой, поправляя ушанку, глядя на меня, ответил:

– Да там где-то, командир бегает! А ты откуда такой взялся?

– Да я прямиком из Москвы. Вот получил назначение сюда, в качестве санинструктора! – подтягивая ремень винтовки, ответил я.

– А-а-а, вон оно что! Это теперь у нас своя медицина есть? Ты у нас один на всю дивизию будешь! А то, два дня назад, убило нашего фельдшера, и лечить нас некому стало. Мы тут все ни мальчики! Одни старики! – ухмылялся ополченец, сворачивая самокрутку.

– Понятно! Так, где мне его искать?

Указывая рукой в сторону блиндажа, он ответил:

– Вон идешь за дальний окоп, там будет землянка, спросишь лейтенанта Зайцева. Это наш ротный на этом участке.

– Все спасибо отец! – хлопая по плечу собеседника, поблагодарил я, и проследовал к указанному месту.

Возле командирского блиндажа, стоял часовой. Его лица не было видно, а шинель, была полностью окутана снегом, после метели. Подойдя к нему, я спросил:

– Боец, ротный Зайцев, здесь?

Тот, спустив с пол лица шарф, ответил:

– Да здесь! А ты кто такой?

– Я ваш новый санинструктор, доложи обо мне!

Немного попрыгав на месте, он зашел в землянку. Через минуту открылась дверь, и оттуда раздался чуть писклявый, детский голос командира:

– Заходите, товарищ сержант!

Зайдя в теплую землянку, я тут же представился:

– Товарищ лейтенант! Санинструктор сержант Петровский, прибыл для дальнейшего прохождения службы!

Этот худощавый юноша, лет двадцати пяти, с немного испорченным лицом, видимо после оспы, встал и, протянув мне руку, представился в ответ:

– Здравствуйте, я лейтенант Зайцев! Командир роты ополчения, и начальник оборонительного участка на этом направлении.

После рукопожатия, он предложил мне сесть у раскаленной от огня буржуйки.

Параллельно клацая своим именным портсигаром, он глядя на меня спрашивал:

– Видите ли, товарищ сержант, я тут человек новый. Я даже не имею отношения к армии. Я был заведующим складом, в продмаге, а как немец подошел к Москве, сразу же назначили на эту должность! Это я к тому, что командовать совсем не умею!

Вглядываясь в его интеллигентное лицо, и спросил:

– А почему вы не сказали об этом командованию? Ведь это самый важный участок, на Московском направлении?

– Да говорил! И рапорта писал! А толку, – опустив глаза, тяжко вздохнул он, – А вы, случайно, не имеете опыт в руководстве?

– Я? Нет! – улыбаясь, ответил ему, – я не успел кем-либо покомандовать. Все время по тылам противника, да в окружении. Куда там.

– Может, раз так совпало, вы будете моим заместителем? – скромно, смотря из-под шапки, предложил он.

– Спасибо за доверие, товарищ лейтенант, ну я постараюсь! – кивая головой, согласился я.

– Ну, вот и ладушки! Вас как зовут?

– Алексей!

– Очень приятно, а я Егор! – доставая папиросу, закурил он.

– Взаимно!

Сидя в землянке, Егор, достав свой планшетник с картой, обрисовывал мне сложившуюся обстановку в данном районе. Из его доклада, я понимал, что скоро по всему фронту начнется контрнаступление, которое отбросит немца от стен столицы. Наша задача была приоритетной. Мы должны были, под прикрытием артиллерии, захватить Наро-Фоминск, и удерживать его до подхода основных сил. Дивизия ополчения, в которой мы находились, имела в своем составе восемьсот штыков. Эта мало обученная масса, состоящая в основном из мужчин пожилого и среднего возраста, должна была наступать с винтовкой в руках и тремя патронами на подготовленного врага. В землянке стояла невыносимая жара. Проговорив с командиром до вечера о всех делах, я вышел на улицу. Высунув нос за бруствер, я вдруг услышал голос позади себя:

– Молодой человек, вы голову то пригните! А то снайперы шалят!

Не поворачиваясь к нему, я через плечо ответил:

– Снайперы? Спасибо, за информацию!

Тот, усмехнувшись, спросил:

– Табачком не богат, служивый?

Наконец повернувшись к нему, я увидел в этой зимней темноте, на белом от снега фоне окопа, сидел, обнявшись с винтовкой, человек.

– Есть не много! – ответил я, подойдя к нему ближе.

Он, достав маленький сверток от газеты, протягивал мне ладонь:

– Не поделишься?

– Поделюсь, конечно! – насыпая мелко нарезанный табак из кисета, ответил я.

Скрутив цигарку, он, прикуривая от спички, подсветил себе лицо.

– Батя? – удивленно, воскликнул я.

Тот, застыв с цигаркой во рту и зажженной спичкой в руке, прищурившись, ответил:

– Лёшка, ты что ли?

– Я, отец! Я! – накинувшись на него, воскликнул я.

Отец, бросая на снег свои свертки, обнял меня в ответ:

– Лёшка, ты живой! Я ни верю своим глазам! Мы ведь на тебя похоронку получили, летом еще! – шмыгая носом, утирал он свои скупые слезы.

– Да жив я! Наш госпиталь разбомбили, и вот мы из окружения два месяца выбирались! Как я рад, тебя видеть! – улыбался я, – Ты какими судьбами в этих краях?

– Да, после твоей похоронки! Мы с матерью горевали долго, а потом я в октябре решил в ополчение записаться. Чтобы за тебя отомстить! И вот я тут! – держа меня за руку, рассказал он.

– Теперь вместе воевать будем! А я, грешным делом, подумал, что больше не увижу вас ни кого!

– Судьба видимо, сынок! – улыбался он.

Закурив по одной, я рассказывал ему, что мне пришлось пережить за эти полгода. Отец, так же не был в курсе, что я женился. Эта новость его очень взбодрила. Он все грезил о внуках. А я, только улыбаясь ему в ответ, обещал, что в скором времени, вернемся с войны, и нарожаем им целую кучу детишек.

Безлунная ночь окончательно легла на наши позиции. На горизонте изредка взмывали осветительные ракеты, сопровождающиеся глухой короткой пулеметной стрекотней. Наша семейная идиллия, продолжалась до утра, следующего дня. После, совсем не выспавшись, я помогал отцу, рыть окоп, кидая лопатой белый и слегка потяжелевший от недавно пройденного дождя снег. Впереди нас ожидало наступление, которое было назначено на пятое декабря.

Отдыхая, после многочасовых раскопок, я подремывал в землянке у Зайцева. Во сне, я представлял встречу со своей женой, с улыбкой, вспоминая её глаза, её длинные волосы, запах её духов. Как вдруг, толи во сне мне почудилось, толи на самом деле, я услышал монотонный гул моторов.

Ротный, забежал в землянку, и, толкая меня в бок, воскликнул:

– Алексей вставай! Немцы!

Резко, открыв глаза, я подскочил с деревянных нар, и, недоумевая, спросил:

– Немцы? Где?

Зайцев взяв меня за руку, выдернул на улицу, и, показывая пальцем в небо, сказал:

– Вон смотри! Высотные бомбардировщики! Они летят бомбить город!

Выхватив у него бинокль, и подняв голову в небо, я наблюдал за черной тучей самолетов, надвигающейся словно рой саранчи, в сторону столицы. Чуть ниже их эшелона, пролетали истребители прикрытия, Мессершмидты, или как называли между собой бойцы «Мессеры».

– Ну, вот и началось! – сказал я, отдав бинокль Зайцеву.

Продолжая наблюдать за этой тянущейся небесной армадой, мы услышали, как неподалеку от наших позиций, загрохотали немецкие танки. Егор, быстро сориентировавшись в обстановке, приказал всем занять оборону. Я забежал в блиндаж, и, схватив со стены свою санитарную сумку с медикаментами, винтовку, и ринулся на позиции, поближе к отцу. Взведя стальные курки, мы взяли в прицел, медленно идущую за танками, пехоту противника.

Немцы вели себя очень наглым образом. Они шли в полный рост, а танкисты вели свои машины, с открытыми настежь люками.

Зайцев смотря в бинокль, произнес:

– Эх, бесово отродье! Как у себя дома, черти проклятые! Ну, ничего! Сейчас все будет! – оторвавшись от наблюдения, он махнул рукой, неподалеку сидевшим бойцам. Те достали из-под брезента, какое-то ружье, достигающее около двух метров в длину, и, выставив его на бруствер окопа, зарядили обоймой начиненной громадными патронами. Боец, плотно прижав приклад к плечу, прищурив один глаз, целился по головному танку. Ротный, возобновив наблюдение, громко крикнул бронебойщикам:

– Ребята, цель механик-водитель! – и махнув рукой, добавил, – огонь!

Боец плавно нажал на курок. Ружьё неожиданно грохнуло. Отдача была настолько сильной, что боец потерял равновесие и опрокинулся на снег. Тяжелая пуля вылетела из длинного ствола. Мгновенно преодолев нескольких метров, она угодила мехводу точно в лоб, вминая кости вглубь черепа. В кашу раздробила мозг и выплеснула содержимое на моторный отсек танка. Мехвод судорожно дернулся, и, обмякнув, выпустил рычаги из рук. Танк, проехав несколько метров, вскоре остановился.

Зайцев дал команду: «Открыть огонь!», и ополченцы тот час же, начали «поливать» врага из своих винтовок. Бронебойщики продолжали вести огонь, посылая свой смертоносный груз по вражеской технике. Немцы открыли ответный огонь по нашим позициям. Заметив противотанковое орудие, следом идущий вражеский танк, выстрелил точно в цель. Снаряд, достигнув позиции бронебойщиков, ударившись о землю, разорвался с ужасным грохотом, сметая все на своем пути. Настигнутые мгновенной смертью бойцы, вскрикнули и рухнули на дно траншеи.

Подбежав к ним, для оказания помощи, я впервые увидел, как может разорвать живого человека. От тех двух бойцов, на дне окопа, осталась лишь половина туловища, и разбросанные по борту траншеи внутренние органы, которые, еще не освободившись от крови, пульсировали на снегу. От такой картины, меня резко затошнило. Отвернувшись от этого, и, окунув голову в снег, я вернулся на исходную позицию. Егор, продолжал корректировать огонь. Не услышав ответа, он прервал наблюдение и, не заметив останки своих погибших бойцов, в горячности боя, наступая на них, подхватил ружье и сам продолжил стрельбу. К нашим окопам, неторопливо приближались остальные вражеские танки. Все машины вели беспрерывный шквальный огонь по нам. За этими бронированными чудовищами, нестройными рядами двигались пехотинцы в серо-зеленой форме, скашивая наших солдат автоматными очередями. Пробегая словно савраска, от раненого к раненому, я накладывал повязки, и обрабатывал раны. Тем временем, Егор, лично уничтожив все приближающиеся танки, достал наган из кобуры, и, вскочив на бруствер, поднял батальон в атаку. Бойцы с бешенством ринулись навстречу противнику, и, сойдясь в рукопашной, уничтожили всех до одного. В тот же момент, с нашего тыла, подоспели и части 33 армии, соединившись с которыми, мы продолжили успешно громить врага. На следующий день, после ожесточенных боев, мы заняли город Наро-Фоминск. Немцы, не желая мириться с этой утратой, обрушили на нас всю мощь своей авиации. К полудню, 6 декабря, на фоне ярко-светящего зимнего солнца, показалось звено из так называемых «лаптежников» именуемых Юнкерсами «Ju-87». Эти пикирующие бомбардировщики, по двадцать-тридцать машин, раскачивая свою карусель смерти, сбрасывали на наши головы, весь боезапас. Мы, с отцом бросив оружие, побежали в сторону убежища. Когда бомбы начали ложиться точно позади нас, он, толкнув меня на снег, накрыл собой. Лежа на холодном снегу, я вдруг почувствовал, как мне за шиворот, тонкой струйкой затекала горячая кровь. Несмотря на злой мороз, мне было настолько жарко от этого, что я резко попытался подняться. Выбравшись из-под тела родного отца, я увидел, как вся его спина была изрешеченной осколками разорвавшихся бомб. Мгновенно застыв в ступоре, я, вытаращив глаза, склонился над телом убитого родителя. Подбежавший ко мне Зайцев, схватил меня за шиворот, и, несмотря на свою худобу, оттаскивал в убежище. Из-за пятиэтажного здания, располагавшегося напротив нас, стремглав вылетел вражеский Юнкерс, и круто спикировав над нами, дал очередь из пулеметов. Пули попали точно в цель, скосив нас с Егором. Ротный замертво свалился на мою голову, накрыв меня своим телом. А я, тем самым получив ранение в плечо и правый бок, отключился, пребыв в болевом шоке.

Наши войска, не теряя энтузиазма, усиливая натиск, отбросили врага на 250—300 км от столицы. Эта битва продолжалась вплоть до марта 1942 года. Вскоре наше наступление выдохлось, и войска остановились под Вязьмой и Ржевом. То, что происходило дальше, я, к сожалению не помню. Знаю то, что после этого, угодил снова на больничную койку, в один из московских госпиталей. Спустя две недели, после операции, ко мне в палату, зашёл тот самый, старший майор Яковлев. На нем был накинут белый халат, а в руке он держал какие – то коробочки.

Глядя на меня, он произнёс:

– А ты живучий, черт! Наслышан, о ваших отчаянных схватках. Молодцы! Я, в общем, говоря, зашел вот по какому вопросу к тебе, на тебя представление пришло на медаль «За боевые заслуги», думаю, вручить тебе лично!

Пытаясь подняться с кровати, я ответил ему:

– Товарищ старший майор госбезопасности, согласно данной мной присяге, я выполнял свой долг перед Родиной!

– Сержант Петровский! За умелые действие на фронте, и проявленную при этом храбрость и мужество, вы награждаетесь медалью « За боевые заслуги»! Предписание в новую часть получишь при выписке. Поздравляю! – пожимая мне руку, сказал он.

– Служу Трудовому народу! – покашливая, произнёс я.

Яковлев, оставил мне на тумбочке, футляр с медалью, и тот час же покинул палату. Это была моя первая награда и мое первое боевое ранение. Смотря на это, и анализируя происходящее, я пребывал в странном чувстве прострации и лишения. В этом кровопролитном сражении, я потерял своего отца. С тех пор, я долго не мог смириться с этой утратой. Поставив на кон свою жизнь, как и жизни миллионов других людей, мы все-таки отстояли Москву, заплатив за это не малую цену. Мой командир лейтенант Зайцев, был награжден за тот бой орденом Ленина, посмертно. Мой отец, рядовой Петровский Александр Федорович, погиб, так и не получив ни одной награды, хотя геройски сражался на ровне со всеми. А я тем самым, больше месяца, пребывая на больничной койке, дожидался скорейшей выписки.