Читать книгу Тюремные записки в прозе и стихах - Александр Ведров - Страница 4

Часть 2
Родовая сила
Глава 1
Детство

Оглавление

Корни героя нашего повествования уходят в давнюю польскую родословную, предположительно, в период заката Речи Посполитой. В конце XVIII века польско-литовская элита нещадно эксплуатировала русских, а заодно и собственных крепостных, и в стране начались брожения и противостояния. Чтобы поддержать сторонников конфедерации, Екатерина Великая ввела в Польшу войска Суворова, но поляки не угомонились и подняли восстание под предводительством Костюшко. Поскольку Суворов оказался непобедимым полководцем, то восстание было подавлено, пленённый Костюшко водворён в Петропавловскую крепость, а многих восставших препроводили с пользой для дела в Сибирь на освоение тамошних бескрайних просторов. Среди них оказались и предки династии Пекарских. О судьбе одного из их потомков, Александра Павловича Пекарского, пойдёт речь в повествовании.

Понятие родословия, святой памяти о предках, было сметено революцией и безумием Гражданской войны, когда сын шёл на отца, а брат – на брата. В разгуле репрессий был положен запрет на благородство происхождения, предоставлялись привилегии выходцам из неграмотных семей эксплуатируемого класса, история поколений разрушилась до основания, расплодив в обществе Иванов, не помнящих родства. Отечественная война, сплотившая народ, уже уходила в прошлое, но опять всплывали, настораживая людей, то ленинградское дело заговорщиков, то дело московских врачей-вредителей, и строгое табу на родство поколений сохранялось даже в узких семейных кругах.

* * *

Дед Александра по матушке имел имя необычное и исключающее у людей равнодушное к нему отношение – Философий. Был он парень видный: высок, широкоплеч, необычайно силён, добродушен и серьёзен не по годам, соответствуя своему имени. Накануне Первой мировой войны Философий был выбран на сельском сходе авторитетных крестьян рекрутом из семьи Пекарских. Холодным зимним вечером рекрут возвращался домой из церкви, где батюшка Сергий прочёл охранную молитву для воинов, и вдруг услышал из закоулка чей-то мучительный стон. Подошёл и увидел на снегу замерзающего цыгана. Философий постоял, размышляя, как поступить, ведь соплеменников бедолаги на селе недолюбливали за конокрадство. Подумал Философий, да и припёр старика в избу на отогрев. Когда цыган отлежался и пришёл в себя, он подозвал рекрута, вручил ему столовую серебряную ложку и сказал такое напутствие:

– Держи оберег заговорённый. Ты спас меня, а эта ложка спасёт тебя за все три войны, что придутся на твою долгую службу.

Не понял Философий, о каких трёх войнах нагадал ему цыган, но приступил служить царю и Отечеству верой и правдой, а ложку-оберег носил за голенищем правого сапога, не расставаясь с ней ни днём, ни ночью. После боевой подготовки его направили в отделение пластунов-разведчиков. Эти команды царских пластунов и были первым русским спецназом.

Первый Георгиевский крест дед заслужил на Германской войне за взятие языка «под чином» в тылу противника. Потом – революция, Красная армия и звание младшего лейтенанта. А цыганская серебряная ложка не раз спасала его от верной смерти. Однажды в ночной разведке она выпала из сапога, звякнув о камень. Дед вернулся за ней, и разорвавшийся снаряд накрыл всю группу разведчиков. Дед был контужен и с кровью из ушей, но с ложкой за голенищем дополз до своих окопов. Страшно было вспоминать о боях Гражданской войны, где гибли миллионами лучшие люди России.

Будёновка. Полоски на груди.

Винтовка. Штык. Гремучая граната.

Кровавый стяг в атаке впереди,

Где русский брат пошёл на брата.


Так армию рабочих и крестьян

От красной крови Красной и назвали,

Она смела врагов, как ураган,

И был красноармеец крепче стали.


В Финскую войну Философий брал линию Маннергейма, а Отечественную закончил капитаном. «Прополз до Берлина на брюхе», – коротко рассказывал он о тех суровых годах. За пластунский поход дед заслужил орден Боевого Красного Знамени и полный бант солдатских орденов Славы. Хотя Философий был офицером, но солдатские награды ему присваивали за то, что он наравне с рядовыми разведчиками ползал на брюхе. Таков славный боевой путь деда, за который старая бабушка временами упрекала его: «Ты воевал в Гражданскую войну за большевиков, а они нас же растоптали и Россию кровью залили».

Силой неуёмной

Обладал мой дед,

Не дожил немного

Он до сотни лет.


Презирал он немощь,

Слабость на земле.

Капитаном Немо

Дед казался мне.


Он прошёл все войны,

Рядом смерть жила,

Умереть достойно

Деду помогла.


Гроб тихонько вынул

Втайне от старухи,

После баньки выпил

Кружку медовухи.


В чистое оделся,

Лёг, прочтя молитву,

И уснул спокойно

После жизни-битвы.


* * *

Александр Павлович, герой нашей книги, родился в Борисполе, на Украине, в семье служащих. Мама тайком от отца окрестила его в Киевской Лавре. Мальцом Шурик всегда с кем-то лопотал на незнакомом языке. В детской памяти осталось видение Ангела в небесном сиянии и постоянные полёты во сне, в которых он мог подскочить от земли и удерживаться в воздухе силой, скрытой в области пресса. А то подбегал к озеру или оврагу и легко перелетал через препятствие. В ночных полётах под ним мелькали города в незнакомой местности, однажды мчался на огромной скорости в метре от земли и боялся врезаться в движущиеся машины. Как-то Шурка оказался сидящим в нарядной постели и почему-то на другой планете.

К чему бы такие странные видения? Или они случались неспроста? В нас способна вселяться огромная энергия, передаваемая кем-то из предыдущих поколений. Человек, получающий эту родовую силу, должен быть стойким, неустрашимым, не отступающим перед препятствиями. Таким и подрастал Шурка, так почему бы ему не получить в наследство силу рода хотя бы от деда Философия? Иначе для чего ему даны полёты над оврагами и городами, а позже – необыкновенная способность видеть иные миры и образы на астральном уровне, ощущать и понимать то, что недоступно другим и что поэтическая натура щедро выплёскивала в лирических, философских и феерических стихотворениях?

Второй вопрос: как с этой силой управится обладатель? Принесёт ли она радость и благодушие или обернётся злом и проклятьем самому себе? Нашему герою пришлось испытать обе крайности. Вся его жизнь – на перепутье. Красивые полёты раскрепощённой души в светлых просторах воображения отягощались грузом суровых реалий исковерканной жизни, безжалостно сбрасывающей Александра с высоких небес на грешную землю.

* * *

Отец, Павел Иванович Пекарский, физически был очень силён, весь в деда. В молодости он присмотрел невесту Тасю в соседнем селе, куда приспособился добираться по реке на лодке, и его визиты местными парнями были восприняты в штыки. Однажды перед влюблённой парочкой, находившейся в состоянии сладостного волнения от взаимного сердечного влечения, за околицей села внезапно возникла группа крепких парней, устроивших засаду посягателю на чужих девчат. Остановились.

– Оставь её, – донёсся до Павла угрожающий голос.

– Ине появляйся здесь, пока ноги целы, – разъяснил другой голос.

Оставить задушевную подругу? Ввязаться в драку, где шансов на победу никаких, и остаться побитым псом? Ситуация! Как быть? А решение надо принимать быстро! Павел подхватил девицу на руки и ринулся бежать. Он нёсся по пересечённой местности, не чуя ног и не замечая препятствий, уподобившись сохатому лосю, уходящему от волчьей стаи. Ноша была не в тягость, а в радость, не зря же бабушка отзывалась о внуке одним словом: «шкаф». «Шкаф» бежал к реке, погоня не отставала, рассчитывая разделаться с ним на берегу, но просчиталась. Беглецы запрыгнули в припрятанную лодку, и двухместное гребное судно отчалило от берега. Так образовалась молодая счастливая семья.

На войне Павел Пекарский командовал взводом пулемётчиков, пока не получил тяжёлое ранение. Пуля снайпера вошла в плечо и прошла вдоль всего тела до бедра, что не мешало инвалиду войны быть метким охотником. Павел Иванович не утруждал себя заботами о воспитании сына, но учил его таёжной жизни, искусству охоты и чтения следов лесных обитателей, рыбной ловле и вязанию сетей. Учил разжигать костёр при любой погоде, ориентироваться на местности, выживать в сложной обстановке и защищаться. Дед в этом деле тоже не отставал, а ещё его наставлял дядя Илья Рудаев, до войны угодивший в заключение, оттуда штрафником на фронт, а вернулся орденоносцем. Эти наставления бывалых и сильных духом людей оказывали Александру добрую службу на протяжении всей жизни.

Принять решенье не спеши,

А выслушай наказ души,

Сначала оглядись вокруг,

С тем посоветуйся, кто друг.


Коль выбрал путь – не отступай!

Не отвечай на злобный лай,

Спокойным ты и твёрдым будь,

В спокойствии всей силы суть.


Оружье тайное – ум твой!

Его носи всегда с собой,

Не задирай нос перед волком —

Он снизу бьёт разящим толком.


Мальчишка рос холериком, за которым требовался глаз да глаз. До всего ему было дело, везде он норовил вмешаться – где надо, а больше там, где не надо. Как-то, уже на Алтае, мама недосмотрела за четырёхлетним подопечным, оставив его ненадолго дома. Санька тут же принялся за проведение опыта по добыванию огня. Достал коробку спичек, около кухонной печи набрал кучку щепок и отнёс их под кровать, чтобы огонь остался никем не замеченным. Чирк! И чудо! Появился огонёк, из которого разгорелся весёлый маленький костёр. Волшебные огоньки заплясали перед глазами, осветив мерцающим светом подкроватную тьму.

Пляшет, пляшет Саламандра

В разгоревшемся костре,

Свет янтарно-лучезарный

Отражается во тьме.


От костра потихоньку загорелся пол. Почуяв неладное, заорал кот. Завыла собака. Тревога животных передалась поджигателю, но тушить огонь он ещё не научился. Не помогла и Саламандра, дух огня, которая, по германской мифологии, не горит в огне, а гасит его. К счастью, соседка заметила дым, поваливший из форточки на улицу, и всех спасли, вышибив в избе дверь. Так у Александра началась долгая дружба с костром.

Дух Огня – как небесная ярость,

Мал огонь или слишком велик,

Это с детства надолго в нас вкралось,

Это каждый мальчишка постиг.

Будь мгновенным во всяком решенье,

Будь разящим в горячем бою,

Чуть заметны горящие тени

В этом диком и грозном краю.


Маманя учила сынка грамоте, которую тот схватывал на лету, как окунёк наживку. В четыре года, на пятом, он взялся за книгу о приключениях Робинзона Крузо и не оторвался от неё, пока не прочитал.

Не помню себя беззаботным мальчишкой,

Всё в каком-то напряге и мать, и отец,

Друзьями мне были взрослые книжки,

Где страдали, любили и шли под венец.


Тюремные записки в прозе и стихах

Подняться наверх