Читать книгу Сердце Демидина - Александр Велин - Страница 19
Часть первая. Ольга
Глава 5
ОглавлениеВова Понятых встречается с Ирой
Вова Понятых решил не ждать автобуса и отправился к метро пешком. Он был переполнен впечатлениями и не замечал ничего вокруг. Закапал было дождь, но уже через несколько минут ветер разогнал тучи и на небе засверкали звёзды.
Он шёл, думая о Демидине и древлянах. То, что с ним случилось, было слишком огромным и неожиданным. В нём, как и во многих людях, может быть, и во всех, всегда жила смутная вера в чудеса, и вот с ним произошло настоящее чудо.
Он шёл мимо большого гастронома по Новой Запорожской улице. Когда он миновал освещённую стеклянную витрину, позади послышалось чьё-то дыхание. Вовка вздрогнул от неожиданности и обернулся.
Умильно наклоняя голову и неуверенно помахивая хвостом, на него глядел большой лохматый пёс. Его глаза говорили, что, мол, не знаю я, кто ты такой и что здесь делаешь, но неплохо было бы чего-нибудь и пожрать. Вываленный наружу язык подкреплял эту мысль.
Вовка наклонился и вытянул руку. Пёс приблизился и вежливо лизнул его ладонь. К его ошейнику была прикреплена металлическая бляха. В витринном свете просматривались выгравированные паутинкой буквы: «Джек, Новая Запорожская, дом 128, квартира 206». Собака явно потерялась, и Вовка пошёл разыскивать сто двадцать восьмой дом.
Дом он нашёл минут через пять. Дверь в двести шестую квартиру была обита тёмной кожей с кнопочками. Джек замахал хвостом и залаял. Изнутри раздался женский голос.
– Наконец-то! Заходите, открыто.
Вова открыл незапертую дверь и увидел увешанный одеждой коридор. Джек бросился к стоящей на полу миске с водой и принялся шумно лакать.
– Да войди же! – прозвучал тот же голос.
Удивляясь, Вовка прошёл в комнату и обомлел. На диване, покрытом чем-то напоминающим шкуру леопарда, возлежала одетая в нечто пенистое пожилая женщина. Тыльную сторону руки она положила на густо намазанный кремом лоб. Вовка застыл, смущаясь. Идиотизм ситуации дополнялся тем, что мадам его не видела – на её веках лежали кружочки огурца.
– Где ты его нашла? – простонала женщина. – Снова на мусорке? Вы меня до могилы доведёте!
Замерший Вовка смотрел, как её рука неотвратимо двигается к кружочкам, снимает их, её глаза распахиваются и расширяются от ужаса. Мадам издала убойной силы визг, в котором можно было различить «маньяк» и «убивают». «Убивают» Вовка услышал уже на бегу. Что угодно, лишь бы не слышать истеричного женского вопля. Он пронёсся мимо двери в комнату, мимо замершей собаки, с удивлённой морды которой капала вода, дальше по забрызганному полу на лестницу и – как можно быстрее вниз – вылетел из дома. Сбегая по лестнице через три ступеньки, он чуть было не сбил с ног поднимавшуюся навстречу девушку с заплаканным лицом.
Он выскочил на улицу, и за ним с грохотом захлопнулась дверь подъезда. Он постоял с полминуты, понемногу приходя в себя.
– Вот блин! – сказал он в темноту с чувством.
Потом поднял голову к усеянному звёздами небу, перевёл дух и пошёл к метро.
Погромы в Узбекистане
Необычайно душный июнь наваливался на Москву.
Из Узбекистана донеслись слухи о погромах турок-месхетинцев. Говорили, что всё началось с пьяной драки, после которой узбеки ринулись громить месхетинцев. Будто бы милиция ни во что не вмешивалась, а по улицам шла озверелая толпа, которая врывалась в дома и убивала всех – мужчин, женщин, детей, даже собак. Людей заворачивали в ковры, обливали бензином и сжигали, детей надевали на колья и несли по улицам.
Старший лейтенант Коньков слушал и не верил, не верил до тех пор, пока сам не услышал рассказ родственницы, которая позвонила его родителям из Ферганы. Она работала в детском саду и была в помещении вместе с детьми, когда во двор ворвалась пьяная от убийств толпа. Детей удалось спрятать в стоявшие у стены шкафчики для одежды, воспитательницы легли на пол. Их спасло чудо – на входных дверях снаружи висел замок, показавшийся закрытым. Замок на самом деле был открыт, но обкурившиеся коноплёй погромщики решили, что детский садик пуст. Они разбили несколько стёкол и ушли в поисках новой крови, оставив в живых смертельно перепуганных воспитательниц и так ничего и не понявших детей.
Люди ждали жёсткой реакции Кремля, но не дождались. Горбачёв решил военную силу не применять. Многие в КГБ были возмущены – бездействие только провоцировало новые конфликты, а местная партийная и криминальная шушера быстро привыкала к безнаказанности.
Антоша Феодоров перевербован по ошибке
У старшего лейтенанта Конькова тем временем случилась неприятность на работе.
Антоша Феодоров, с таким трудом выпестованный руководитель кропоткинских кришнаитов, перестал появляться в ашраме и не выходил на связь. Только Коньков принялся выяснять, в чём дело, как его вызвали к начальству, которое уже знало о происходящем больше, чем сам Коньков, о чём ему не без ехидства сообщило. Оказалось, что Антон увлёкся православием, крестился и решил порвать с кришнаизмом.
Пикантность ситуации заключалась в том, что органы узнали о случившемся от священника, крестившего и исповедовавшего Антона, – отца Леонида, работавшего в соседнем отделе. Причём сам отец Леонид в то время был атеистом – он попал в церковь по заданию КГБ.
Всё произошло случайно. Одетый в оранжевый балахон Антоша блуждал неподалёку от «Кропоткинской», бряцал колокольчиками и приставал к прохожим с проповедями. Драгоценный ученик Прабхупады излучал тусклое вегетарианское сияние и томился от желания поделиться радостями своей веры. На беду, он буквально столкнулся с отцом Леонидом и прицепился к нему с проповедью.
Он поведал отцу Леониду, что Христос является одним из перерождений Кришны. Бывший отчего-то не в духе отец Леонид посоветовал Антоше не совать свой нос в духовные материи.
На что Антон кротко улыбнулся и сообщил, что Кришна являлся человечеству под разными именами – в том числе в образах Христа, Будды и, наконец, недавно в образе благословенного в четырёх мирах Шри Шримады Бхакти Веданты Нараяны Махараджа Прабхупады.
В эти минуты Шри Шримада Махарадж ещё имел возможность спасти своего ученика. Он мог бы явиться в образе золотой голубки, которая приземлилась бы на зацелованное июньским солнышком Антошино темечко и поразила бы отца Леонида своим видом. Он мог бы превратиться в свирепого слона и растоптать отца Леонида за его оскорбительное неверие в Кришну. Он мог бы пролиться цветочным дождём, предстать в виде симпатичной пастушки-гопи или на худой конец материализоваться в образе милиционера, который разогнал бы спорщиков.
Но Махарадж, очевидно, был занят в своих четырёх мирах, и спор продолжился на улице, затем в метро, а потом дома у вошедшего в раж отца Леонида, который завёлся не на шутку. Антоша отбивался, но его вскормленная на тыквенных бульончиках увлечённость была сметена напором отца Леонида. Прозревший Антоша пожелал креститься. И только исповедуя его, отец Леонид осознал, что он натворил. Можно сказать, произошла производственная травма, и Антоша был ранен дружественным духовным огнём из соседнего отдела КГБ.
А старшему лейтенанту Конькову теперь предстояло расхлёбывать заварившуюся кашу.
Он сидел у отца Леонида в квартире, пил с ним чай и думал, как выкрутиться. Антоша должен был зайти с минуты на минуту. Отец Леонид виновато глядел на Конькова.
– Согрешил я, Димитрий Никодимович, – вздохнул он.
– Да уж, – с досадой подтвердил Коньков.
– Но откуда же я мог знать? – воскликнул отец Леонид. – Вижу, русский человек вырядился чёрт знает во что! Мне давно было интересно, отчего люди верят? Мы вот с вами атеисты – смотрим на вещи трезво, а те, кто верят в Бога, – они-то почему верят? По глупости? Многие вроде бы не дураки…
Коньков не ответил.
– Он мне говорит: «Сердце моё – зеркало, в котором нет ничего, кроме Кришны, – продолжал отец Леонид. – Всё, мол, существующее – вечность. Я его спрашиваю: «Ты крест на мне видишь?» Он говорит: «Вижу». Я говорю: «Значит и крест этот – тоже часть вечности, и я тоже?» Он говорит: «Да». «Тогда, – говорю, – я тебе от имени вечности заявляю, что кришнаитство твоё – чушь». Затащил его к себе, обрабатывал, пока он не сказал, что хочет креститься. А потом, уже на исповеди, он меня спрашивает: «Не грех ли, если я сотрудничаю с нашими секретными органами, с КГБ например».
Коньков вздохнул.
– Так и сказал: «Например»! – воскликнул отец Леонид. – А я думаю вот это да, я же своего товарища перевербовал!
На кухне засвистел чайник.
– Лёня, принести вам чайник? – послышался женский голос из другой комнаты.
– Ничего, мама, я сам! – закричал отец Леонид и побежал за кипяточком.
– Что же ему теперь сказать? – продолжил он, вернувшись. – Спрашиваю: «Ты в какую веру перешёл – нашу или иностранную?» Он говорит: «Нашу». «Ну и секретные органы, – говорю, – тоже наши! Понял?» Он сказал, что понял, но я думаю, что не до конца.
Коньков скорбно крутил в руках чашку.
– Слушайте, – промямлил он, – на нем держится наша работа в одной из кришнаитских групп. Мы потратили много сил, чтобы расчистить для него место. Что хотите делайте – человек должен вернуться в строй.
– Бог даст, выкрутимся, – сказал отец Леонид.
В дверь позвонили.
– Открыто! – крикнул отец Леонид, разглаживая бороду и приосаниваясь.
Старший лейтенант Коньков пересел на стоящий в углу комнаты стул.
Вошёл Антоша.
– Здравствуйте, батюшка, – сказал он елейным голоском.
Вместо привычного оранжевого одеяния на Антоше были короткие брючки и косоворотка. Заходя, он смиренно глядел в пол и заметил Конькова не сразу. А когда заметил, окаменел было, но овладел собой и, с вызовом не замечая взгляда старшего лейтенанта, пошёл к батюшке, наклоняясь, чтобы поцеловать ему руку. Старший лейтенант Коньков укоризненно посмотрел на отца Леонида.
Отец Леонид виновато крякнул и вдруг выдернул руку из-под вытянутых Антошиных губ. Антоша изумлённо уставился на батюшку.
– Садись, – буркнул отец Леонид.
Антоша сел, косясь на Конькова.
– Расскажи-ка нам с товарищем старшим лейтенантом, – начал отец Леонид, покашливая, – как ты дошёл до такой жизни? Покинул боевой пост!
– Да как же я к кришнаитам пойду, батюшка, – сказал Антоша, – вы же мне рассказывали, что это сатанинское место.
– А если бы я тебе сказал Родину предать, – сердито сказал отец Леонид, – ты бы и тогда меня послушал?
– Вы же сами сказали, что Кришна их – бесовщина, – возмутился Антоша.
– Да, говорил, – согласился отец Леонид. – Но, с другой стороны, сам посуди, что они тебя там – убивать заставляли, что ли? – спросил он. – Ведь нет? Или воровать? Тоже нет. Значит, многия заповеди там соблюдаются. Многия и многия заповеди.
Антоша молчал и хмурился.
– А скольким людям они помогли! – продолжил отец Леонид. – Постятся, мирные, как овечки, не сквернословят, не пьют, не безобразничают. Бедным еду раздают.
– Они – богохульники, – сказал Антоша и с достоинством перекрестился.
Но в его глазах была неуверенность.
– Может, они и богохульники… – вздохнул отец Леонид, – а без нас-то с тобой, знаешь, куда они попадут?
– В геенну огненную, – сурово сказал Антоша.
Отец Леонид покачал головой.
– Нельзя тебе их бросать. Ты побыл бы у них.
– Что же мне, батюшка, в православие их обращать?
– Не сразу, не сразу, – поспешно сказал отец Леонид, бросив боязливый взгляд на Конькова. – Тебе товарищ старший лейтенант скажет, что делать. Твоя обязанность быть на своём посту. Понимаешь?
Антоша вздохнул и кивнул головой.
– Не сердитесь на него, товарищ старший лейтенант, – попросил отец Леонид Конькова, – дайте ему задание, и он справится.
Коньков критически посмотрел на Антошу.
– Справишься? – спросил Антошу отец Леонид. – Что молчишь?
– Справлюсь, – потупившись, сказал Антоша. – Можно вопрос товарищу старшему лейтенанту?
– Задавай, – сказал отец Леонид.
– На исповедь мне ходить можно? – спросил Антоша.
Коньков переглянулся с отцом Леонидом.
– Раз в месяц, – разрешил он.
– Благодарствую, – сказал Антоша.
Коньков мысленно выругался: «Вот и работай с такими! Детский сад, а не сотрудники».
– Что ж, Антон, – сказал он, – ещё одно нарушение – и пощады тебе не будет.
Он подумал и добавил:
– И батюшка тебя накажет. По духовной линии, так сказать.
Ситуацию, таким образом, удалось выправить, хотя Конькова теперь не покидало неприятное чувство, что Антоша оказался далеко не таким надёжным сотрудником, как ему казалось.