Читать книгу Сердце Демидина - Александр Велин - Страница 21

Алёнушка

Через неделю Вова Понятых снова приехал к Петьке на собрание древлян. Кроме Константина Сергеевича, Леля, Василия и Петьки, он увидел там красивую сероглазую девушку с каштановыми волосами до плеч.

– Ира, это Владимир Понятых, Вова, это Ира, – церемонно сказал Петька. – Ира учится в пединституте. Она играет в студенческом театре.

– Приятно познакомиться. Но мне кажется, мы встречались, – сказала Ира.

Она смотрела Вовке прямо в глаза и улыбалась. Он подумал, что Ира, наверное, в своём студенческом театре научилась так хорошо улыбаться. Ему тоже показалось, что он где-то её видел. Он напрягал память, глядя на её лицо, и вдруг вспомнил пса, которого он вернул хозяевам, и глупую историю с женщиной, которую он перепугал. Наверное, она до сих пор думает, что он сумасшедший или вор. А Ира… – это же та самая девушка, с которой он столкнулся тогда на лестнице.

Он покраснел, и Ира засмеялась.

– Мама больше не думает, что ты преступник, – сказала она, улыбаясь, и на её улыбку невозможно было наглядеться. – Мы с ней всё спокойно обсудили и во всём разобрались. Если бы она знала, что я тебя встречу, она бы попросила у тебя прощения. Большое спасибо за Джека! Мы так переволновались, боялись, что он совсем потерялся.

– Пожалуйста, – выдавил из себя Вова.

Ему очень хотелось как-нибудь сострить, но, как назло, ничего не приходило в голову.

Демидин начал занятие с молитвы древнему славянскому богу мудрости по имени Шут-Чернобог.

– Ой да, ты Шут-бог-Чернобог, – сказал он, разглядывая Петькину люстру. – Знамо мы та колядо та. Млеко теляткам, мудрятко волчаткам. Подай!

И все повторили хором:

– Подай!

«Вечно я должен выдумывать какой-нибудь бред, чтобы их настроить, – раздражённо подумал Константин Сергеевич, – вместо того чтобы работать с нормальными ассистентами».

– Поговорим о русских сказках, в которых зашифрованы тайные знания, – сказал он.

Он обратился к Лелю.

– Рассказывай, что успел подготовить.

– Сравним наши сказки с иностранными, – волнуясь, начал Лель. – В европейских сказках какой-нибудь Питер-дудочник заманивает детей в пещеры или канализационные трубы. Или Ганс-угольщик при помощи чёрта заменяет сердце на кусок угля. В западных сказках отсутствуют высшие цели, а герой вполне определяется своей профессией плюс степенью своей жадности. Хотя встречаются изредка благородные и самоотверженный натуры – например, рыцари.

С другой стороны, восточные сказки – апофеоз обжорства и лени. В «Тысяче и одной ночи» венцом желаний персонажей является соединение с какой-нибудь липкой от сладостей принцессой или обладание караваном верблюдов, нагруженных золотом.

– Западная сказка похожа на добротно сделанный сапог или на шкатулку со сложным механизмом, – сказал Лель. – Восточную я бы сравнил с переспелым персиком. И только русская сказка выдерживает сравнение с небом и росой. В ней есть воздух, музыка и тайна.

Демидин посмотрел на часы.

– А какие тайны ты видишь, например, в сказке «Алёнушка и братец Иванушка»? – спросил он.

Лель задумался. То, что ему пришло в голову, было в духе Воянинова.

– Что ж, – неуверенно начал он, – Алёнушка трижды запрещает Иванушке испить водицы, препятствуя его инициации в мага. Но Иванушка всё-таки превращается в козлёнка, трижды перекувырнувшись через голову. Вода в козлином копытце – источник тайных знаний. Трижды Алёнушка, не понимая стремления брата, пытается его остановить. Но в конце концов Иванушка надевает на себя звериное обличье и становится бешеным фавном, бросающим исступлённые хлопья пены на анемичные цветы женских страхов.

Демидин задумался. Ему было неважно, каким именно образом заставить группу выделить энергию. Комбинация, предложенная Лелем: смерть, магизм, звериные обличья – могла бы работать, но она имела оргиастический привкус, который был Демидину неприятен.

– Данная интерпретация недостаточно патриотична, – сказал Демидин. – Перечитайте сказку ещё раз.

Лель поджал губы, но спорить не решился.

Храня молчание, Петька, Василий, Лель, Вовка и Ира по очереди склонялись над книгой «Русские народные сказки» а потом садились на диван. Демидин прохаживался перед ними, скрестив руки, и глядел в потолок.

– Кто именно является ключевой фигурой? – спросил он. – Ведьма, Алёнушка, Иванушка, купец – кто? Если мы это поймём, мы найдём источник силы, зашифрованный в этой истории.

Вова Понятых покосился на остальных. Его взволновало то, что Демидин так серьёзно отнёсся именно к этой сказке. Именно её Вова очень любил в детстве. Когда ему было лет шесть, он даже плакал разок, представляя Алёнушку тоскующей на дне пруда. Для него главным лицом в сказке всегда была Алёнушка.

– Главным лицом является народ, – предположил Василий. – Иванушка, Алёнушка, её будущий муж-купец и даже ведьма – они все народ. Они ссорятся вместо того, чтобы освободиться от внешних угнетателей.

– А где здесь внешние угнетатели? – спросил Демидин.

Василий замялся. В большинстве историй, рассказанных Константином Сергеевичем, присутствовали иностранцы, чаще всего разведчики и диверсанты, которые точили зубы на Россию.

– Что думают остальные? – спросил Демидин.

– Алёнушка, – сказал Петька.

– Может быть, купец? – спросил Василий. – Он ведьму победил. Без него они все бы сгнили в рабстве.

– Алёнушка, – сказал Вова.

Демидин снова посмотрел на часы.

– Мы не можем тратить слишком много времени, – сказал он. – Поэтому я вам просто скажу: главным героем является Алёнушка. Теперь вопрос. Кто же такая Алёнушка?

– Я думаю, – сказал Вова, и его голос зазвенел от волнения, что он может сморозить глупость, – Алёнушка – это Родина, Россия.

Но Демидин согласно кивнул.

– Правильно. Алёнушка – это Россия.

Ира посмотрела на Понятых с улыбкой, и он расправил плечи.

– Знаете, что удивительно, – задумался Лель, – в русских сказках часто присутствует тема похищения и заточения героини. Заточение не просто в башне, а именно в стране смерти… Смотрите, Кощей похитил Василису и запер её в своём царстве. Алёнушку утопили – снова погребение заживо.

Эксперимент с ведьмой

Пора было начинать. Константину Сергеевичу отчего-то стало зябко. У него вдруг защемило сердце, но он усилием воли заставил себя думать о деле.

Он посмотрел на то место на гобелене, в котором скрещивались Петькины сабли. Древляне ждали молча. Демидин взял стул, поставил его посреди комнаты и подвёл к нему Иру.

– Садись сюда. Будешь Алёнушкой. Представляй, что ты связана на дне пруда. Толща воды давит на твоё тело… Иванушку скоро зарежут, и ты не можешь ему помочь. Твой жених живёт с ведьмой, укравшей твой облик… Остальные оставайтесь на диване. Вова, садись сюда, между ними. Остальные настраиваются на страдания Алёнушки. Вы должны начать жить её муками. Выбросьте из головы всё, кроме сочувствия к Алёнушке. Потом мы превратим жалость в желание отомстить.

Он обернулся к Вове.

– Очисти сознание. Настраивайся только на меня.

Демидин снова посмотрел на Иру.

– Ты – Алёнушка. Всё зависит от того, насколько они, – он кивнул в сторону дивана, – проникнутся жалостью к тебе.

– Я понимаю, Константин Сергеевич, – сказала Ира.

Она слегка растрепала волосы, чуть подвинула платье, так что её плечо приоткрылось, и опустила голову.

«Какая она красивая», – подумал Понятых и перепугался, что все заметили, как он на неё пялится.

– Так хорошо, Константин Сергеевич? – спросила Ира.

– Хорошо, девочка, – ответил Константин Сергеевич. – Вот ещё, нам понадобится ведьма…

Он полистал «Русские народные сказки» и поставил книгу на столе так, чтобы всем стала видна жуткая сгорбленная старуха с живыми злобными глазами и скрюченными пальцами.

– Повторение – мать учения, – сказал Демидин, – Ира входит в образ Алёнушки. Василий, Лель и Пётр, начинайте с жалости к Алёнушке. Одновременно глядите на ведьму и копите в себе ненависть. Вова сосредотачивается только на мне и ни о чём специально не думает.

Он указал пальцем на ужасную старуху.

– Это из-за ведьмы Иванушка превратился в козлёнка! Это она точит ножи, чтобы его зарезать. Из-за неё Алёнушка мучается на дне пруда. А эта ведьма, торжествующая злобная баба, приняла Алёнушкин вид, чтобы обманом отнять у неё жениха. Представьте, что я – Алёнушкин жених, единственный, кто может спасти её и Иванушку. От вас ко мне будет приходить энергия. А я попробую её использовать.

– Как? – спросил Лель.

Демидин на мгновение задумался.

– Попробую убить ведьму. Начинаем! Ира, давай по тексту.

Ира закрыла лицо руками и сказала со стоном:

– Ах, братец мой Иванушка! Тяжёл камень на дно тянет, шёлкова трава ноги спутала, жёлты пески на груди легли.

– Внимание на Алёнушку! – приказал Демидин. – Алёнушка – ещё раз.

– Ах, братец мой Иванушка! Тяжёл камень на дно тянет, – повторила Ира.

– Сосредотачивайтесь, – сказал Демидин. – Петя, что ты чувствуешь?

– Сволочь эта ведьма, – злобно ответил Петька.

– Внимание на ведьму! – сказал Демидин.

Петька сжимал и разжимал кулаки.

– Змея подколодная… – начал заводиться Василий. – Алёнушку нашу под воду… Гадина, тварь.

– Бедная Алёнушка… Ненавижу колдунью, – тихо сказал Лель.

Древляне смотрели на Иру-Алёнушку с состраданием. Ей тоже было жалко свою загубленную ведьмой молодую жизнь. Но ещё сильнее её сердце болело за братца, превращённого ведьмой в козлёночка, и за обманутого жениха.

Думая о младшем брате, она всё больше смотрела на сморщенное Петькино лицо. Вдруг сестринская, чистая любовь к нему вспыхнула в ней и сделала для неё понятными глубины Петькиной души – его вечно уязвлённую гордость, его телячью зависимость от женской ласки, надежду найти защиту и понимание у Демидина, его беспомощное хвастовство и никому пока не заметную склонность к пьянству. Ещё ей было страшно за неведомого, но уже любимого ею жениха, и тяжесть болотных вод, в которые погрузили её тело, давила невыносимо.

Она закрыла глаза и начала раскачиваться от безысходности. Всей душой устремлённые к ней древляне, сами того не замечая, раскачивались вместе с ней. Посреди общего горя перед ней, как корабль из тумана, проступало волевое лицо Демидина и его наливающиеся металлической силой глаза.

Сквозь Вову Понятых к Демидину текли волны сострадания к Алёнушке и бешеной ненависти к ведьме. Странным образом два эти чувства не соединялись, а существовали параллельно друг другу, будто по дну согретой солнечным светом речки, как змеиное тело, ползла холодная ртуть.

Вова Понятых бросил взгляд на ведьмино злобное лицо. Её неестественно яркие глаза были окутаны живым паром. Они колебались, двигались, разглядывая присутствующих со жгучим интересом. Вова заморгал, захлёбываясь от подступающей к его горлу силы, струящейся сквозь него к Демидину. Время изменилось вокруг него, и минуты скользили сквозь его сознание, как рыбы, проплывая и возвращаясь, и он не знал, сколько их миновало, когда рядом раздался тонкий и истошный Петькин крик, почти визг:

– Смерть ведьме!

– Смерть! – бухнул низкий голос Василия.

И ледяной шёпот Демидина запечатал приговор:

– С-с-смерть…

Послышался короткий хлопок, с шелестом перелистнулась убитая страница, и запахло горелой бумагой.

– Закончили, – сказал Демидин обычным, будничным голосом.

Он подошёл к столу и принялся рассматривать книгу. На месте глаз ведьмы сквозь всю толщу книжного тома зияли две обугленные дырки – каждая размером со спичечную головку. Восхищённые древляне сгрудились вокруг.

– Класс, Константин Сергеевич. Правда, это класс? – говорил Петька.

– Так можно и человека грохнуть, – сказал Василий.

– Для этого нужно направить излучение в мозг, – предположил Лель.

– Ну, до такого нам ещё расти и расти, – заметил Демидин. – Если будем плотно тренироваться – минимум полгода.

– Давайте тренироваться два раза в неделю, Константин Сергеевич? А? Давайте? – суетился Петька, потирая руки.

Ира сидела на стуле заплаканная, обессиленная и всеми забытая. Она поправила платье и волосы. Её поташнивало. Возможно, она слишком поверила в свою роль. В душе она всё ещё чувствовала себя Алёнушкой. Даже этот суматошный Петька по-прежнему оставался ей родным братцем.

И вот он, как и все остальные, и как симпатичный Вова Понятых, и такой талантливый Лель, пляшут вокруг Демидина и нарисованной ведьмы с пробитой башкой и с упоением обсуждают открывающиеся им возможности… Возможности сводились к убийству на расстоянии… и к чему ещё? Демидин вдруг стал ей неприятен. Ира поднялась и, никем не замеченная, вышла из Петькиной квартиры, тихонько затворив за собой дверь.