Читать книгу Затяжной конфликт - Александр Венгер - Страница 14

В воскресенье Максима окружили пятеро дружинников. Начали издалека:

– Нехорошие дела, командир. Живем тут без праздников, без выходных – это разве правильно?

– Телевизора нет, интернета нет, в преферанс резаться надоело.

Максим понял, куда они клонят, но виду не подавал.

– Мы вот собрались и решили, что обязательно нужно развлечься.

– Да, командир, надо боевой дух поднимать!

– Во-во, на сорок градусов.

– Хорошо, – согласился Максим. – Вечером собираемся у осинника, чтобы и дозорные могли участвовать. Но не больше, чем по сто пятьдесят.

Бойцы закричали: «Да здравствует командир!» и попытались его качать, он с трудом увернулся.

День прошел в приподнятом настроении. Дружинники были приятно возбуждены, улыбались, многозначительно подмигивали друг другу. Ближе к вечеру появился Павел Матвеевич. На этот раз – чтобы разоблачить преступные замыслы. Отозвав Максима в сторону, он поделился своими подозрениями: по его наблюдениям, готовилось что-то противозаконное.

– Следите за своими солдатами, – посоветовал он. – Боюсь, вечером собираются… э-э-э… выпивать. Именно выпивать. Я такие вещи нутром чую, у меня глаз наметанный.

– Да что Вы, Павел Матвеич, – сказал Максим с самой искренней интонацией, на какую был способен. – У нас как раз намечается генеральная уборка. Заодно вшей из одежды повытрясем. Вы заходите.

Павла Матвеевича передернуло. Он тут же вспомнил о каком-то неотложном деле и ретировался.

Слава, издали наблюдавший за беседой, подошел к Максиму, полюбопытствовал:

– Что ты сказал этому Хвостахову, что он поджал хвост и слинял?

– Сказал, что сейчас начнем вшей бить.

– Ну, молодчина! Долой Хвостаховых! Теперь до завтрашнего утра можно жить спокойно.

Спокойно не получилось: над лагерем стали кружить три ворона. Дружинники завопили, кто-то запустил в непрошеных гостей шлемом. Примчалась воеводина кошка, принялась угрожающе шипеть. На воронов набросилась стая голубей, в воздухе закружились белые и черные перья. Под натиском превосходящих сил противника вражьи соглядатаи ретировались.

Разгоряченные бойцы отправились к большой березе с непристойным наростом на стволе отмечать победу. Все несли выпивку, но мало кто озаботился закуской. Максимово сало пришлось очень кстати. Только Изя проявил недовольство. Ему предложили не смотреть на некошерное сало и не пить некошерную водку.

– Водка всегда кошерная, – серьезно ответил Изя.

Первый тост задерживался: ждали гостей. Приглашены были Даша, Аллочка, группа «Конец света» и, конечно, Анна Михайловна. Они появились все вместе и были встречены дружным «ура!». Анна Михайловна выложила на спальник, служивший дастарханом, несколько буханок черного хлеба и таз с квашеной капустой, девушки разложили еще кое-какую снедь. Азамат водрузил две бутылки дербентского коньяка. Он, как всегда, был небрит, и Максим, как всегда, поразился его искусству постоянно поддерживать трехдневную щетину.

Галантный Слава начал было произносить тост за дам, но Азамат его остановил:

– Давайте выпьем за Большого Бога, который позволил нам дожить до этого дня и встретиться здесь, где совершается столь великое дело, – провозгласил он.

– Так положено по осетинскому обычаю, – шепнула Максиму одна из девушек. – Первый тост – обязательно за Большого Бога.

– Теперь поднимем бокалы за Уастырджи, охраняющего странствующих и путешествующих. За то, что он помог нам благополучно добраться сюда и помогает безопасно пройти наш жизненный путь.

Соседка Максима снова тихонько прокомментировала:

– Уастырджи – это осетинское имя Георгия Победоносца.

– За Уастырджи, который возглавляет конницу воскрешенных, – продолжал Азамат. – Когда мы бессчетное число раз поднимали за него тост, разве могли мы подумать, что однажды окажемся рядом с ним!

– За сказанное! За Уастырджи! – вразнобой поддержали его соратники и соратницы по «Концу света».

Третий тост, как выяснилось, должен быть «за повод», приведший всех сюда. Только после этого оказалось возможным выпить, наконец, за прекрасных дам, отдельно отметив самую очаровательную – Анну Михайловну. Она кокетливо махнула ручкой:

– Ну что вы, теперь-то я старая, а вот раньше…

Стемнело. На ветку березы повесили фонарик. Выпили за искусство в лице его лучших представителей – певцов и музыкантов «Конца света». За фронтовую медицину. За грядущую победу над силами зла.

Разговоры стали громче, темы интимнее.

– Она меня называла Юпитером! – гремел Федя. – Вот так, ни больше, ни меньше: Юпитером!

К Максиму подсела медсестра Аллочка, стала доверительно рассказывать:

– Я в поликлинике работаю, но с этого же не проживешь. Некоторые у нас приспособились с больных благодарность получать, а я не хотела. Не по-божески это. Так я придумала в свободное время по электричкам ходить, стихи Есенина читать. Лучше бы петь, да у меня слуха нет.

– Ну и как? Подавали?

– Понемногу подавали. А что? Всё лучше, чем проституткой.

– Не сравнить, – согласился Максим. – Это же творчество. Искусство.

– Вы правда так думаете? – обрадовалась Аллочка. – А то говорят, что вроде как это одно и то же.

– Полная чушь, – успокоил ее Максим. – Ничего они не понимают.

Кто-то из дружинников принес гитару и стал просить Азамата спеть. Тот потребовал доставить из машины электрогитары, динамики и генератор. Его с трудом отговорили.

– О'кей, пусть так. Хотя эффект получится не тот.

Он махнул девушкам, и они заунывно затянули:

Вступили мужчины:

В завершение все пятеро во всю мощь глоток рявкнули:

Максим подумал: не они ли поработали над табличкой «Бураково»?

Услышав пение, стали подходить бойцы из соседних сотен. Некоторые принесли с собой водку: «От нашего стола вашему столу». Рыжеволосая солистка «Конца света» взглянула на одного из вновь пришедших и захлопала в ладоши:

– Илья Борисович? Как хорошо, что Вы к нам пришли. Жалко, что немножко опоздали: мы тут пели такую восхитительно бессмысленную песенку! – И, обернувшись к Максиму, сообщила: – Это Илья Борисович Бомштейн, замечательный писатель.

– Скорее, вполне рядовой историк, – уточнил мужчина. – А вашу песню я слышал. Спасибо за доставленное удовольствие.

Тут в разговор вступил Егор Егорыч:

– Во! Вы же у нас, извините, в университете профессором работали. Помните?

– Я и сейчас там работаю, – улыбнулся вновь пришедший. – А вот Вас давненько не видел.

– А я по собственному желанию, чтобы всё по-хорошему… – И Егор Егорыч полез к Бомштейну обниматься.

Максим, уже немного опьяневший, вмешался:

– То-то я сразу подумал: отчего это Вы похожи на портрет Бомштейна. Может, думаю, в темноте показалось. А, оказывается, Вы он и есть. В смысле, не портрет, а он сам. Но почему я Вас на сборах командиров не видел?

– Служить в боевых частях мне не положено по возрасту. У меня другая должность: умного человека. – Увидев изумление Максима, он пояснил: – Числюсь советником воеводы по взаимодействию с гражданским населением. А поскольку такового здесь нет, я, прямо скажем, не очень востребован.

– Правильно! Вы вместе с Отрепьевым воронки рассматривали. Я Вас тогда почему-то не узнал, а теперь вот вспомнил. А я как раз Вашу книжку читаю. Про царей и императоров.

– Ну и как? Нравится?

– Не очень, – честно ответил Максим.

Ему стало немного жаль писателя: сейчас расстроится, начнет расспрашивать, как переделать книгу. Что бы ему посоветовать? Однако Бомштейна читательская оценка не опечалила.

– Я давно подозревал, что я не Дюма-отец. Ничего не поделаешь, я историк, а не писатель. Это просто хобби.

– Да нет, в том-то и дело, что никакая там не история, а так – хохмочки, – доверительно объяснил Максим; на краю сознания проскользнуло: что-то не то я несу.

Но Бомштейн и на этот раз не обиделся.

– Если Вас интересует история, то читайте «Общие закономерности и национальные особенности революционного террора», – посоветовал он. – Это вполне серьезная монография.

– Ничего, Вы не огорчайтесь, – утешил Максим. – Некоторым даже нравится. Вот недавно один прохиндей выпросил у меня Вашу книгу почитать и остался вполне доволен. Есть тут такой. Личный представитель начальства.

– А, Павел Матвеич? Мы с ним знакомы. Он в первый же день явился к воеводе и сообщил, что происходит от графов Хвостовых по материнской линии.

– А по отцовской? – полюбопытствовал Максим.

– Судя по тому, как важно он держится, по отцовской – от швейцаров. Как-то он пожаловался, что некий должник – бывший президент молодой республики – самым подлым образом сгорел заживо, не расплатившись. Я понял, что речь идет о Чжао, и сообщил, что неплательщик жив. Павел Матвеич очень заинтересовался и стал выяснять, где об этом можно прочитать поподробнее. Тогда я сослался на свою собственную книгу.

Бомштейн понравился Максиму больше, чем его сочинения, хотя в жизни он выглядел старше, чем на портрете, и не так благообразно. Там он был стриженый, причесанный, а здесь – обросший, взлохмаченный, с растрепанной седой бородой.