Читать книгу Резервация блаженных - Александр Владимирович Беляков - Страница 9

Он только что окончил править свою очередную рукопись и посмотрел в окно. Ночь была, как бездонный колодец, неуютной и сырой. Но его шестнадцатилетней дочери еще не было дома. С детьми такого возраста очень непросто. Маленькие дети всегда находятся под твоим присмотром, и ты знаешь, что с ними ничего не случится. Шестнадцатилетний ребенок, считающим себя взрослым, самостоятельным человеком ― сущее наказание. Ходить за ручку ты с ним уже не можешь, следить, боясь быть обнаруженным и пристыженным ― не хочешь. Что же остается? Только ждать, когда твоя дочь вернется с очередной вечеринки или дня рождения. И даже ремень ― символ отцовской власти, ты не можешь поднять на нее или даже пригрозить им. В такой ситуации отец выглядит сущим злодеем. И что же остается отцу, ожидающему свою дочь? Как следует подкрепиться и набраться терпения. Он открыл дверцу холодильника, тщательно изучил его содержимое, и взяв только самое необходимое ― бутылку водки и колбасу, ― закрыл дверцу.

«Где же она может быть? ― соображал отец, выпив рюмку и закусив колбасой. ― Может на дне рождения у Оксаны? Нет, у Оксаны день рождения был позавчера. У Игоря? Тоже вряд ли. У него родители строгие и всяческих гулянок не одобряют, как и он сам. Где же она может быть?»

На этот риторический вопрос он не знал ответа и потому налил себе вторую рюмку, и проглотив ее, не закусывая, налил третью. Прожевав бутерброд, нервничающий отец поставил бутылку и остатки колбасы в холодильник. Время бежало быстро и неумолимо, а Светлана все не появлялась. И как нарочно, его жены Людмилы тоже не было дома. Она засиделась у подруги, которую знала еще со школы. Отец, посмотрев на электронные часы, решил позвонить подруге жены, чтобы сказать своей супруге, что дочери еще нет дома, но телефонный звонок опередил его. Отец был доволен: дочка догадалась позвонить родителям и успокоить их. Он поднял трубку и услышал совершенно чужой, лишенный эмоций, механический голос:

– Алексей Николаевич Трубников?

– Да, это я, ― растерянно ответил отец, надеясь услышать совершенно другой голос, голос своей дочери или ее подруги.

– Вы, наверное, ждете свою дочь? Не беспокойтесь, ваша дочь у нас.

– Где это, у вас?

Отец испугался и рассердился, переживая эти чувства почти одновременно.

– Это вам знать необязательно. Мы взяли вашу дочь в заложники.

– Свету? Боже, какой ужас! Что же вы хотите от бедного писателя?

– Вы не так давно получили приличный гонорар за книгу «Кровавый след»… Это так?

– Да, ― ответил Алексей Николаевич, не отрицая общеизвестный факт.

– Пять тысяч долларов ― цена головы вашей дочери. А на раздумье мы вам даем всего три дня.

– Пять тысяч «зеленых», пожалуй, мало за голову моей дочери, ― невозмутимо ответил писатель, ― но моя голова стоит еще дороже. Если вы отпустите мою дочь и возьмете в заложники меня ― получите десять.

На другом конце провода он услышал лишь озадаченное молчание.

– Вы шутите? ― через некоторое время спросил этот безэмоциональный голос.

– Я не шучу. К тому же, если вы интересуетесь остросюжетной литературой, я расскажу вам несколько занимательных историй. Так где мы встречаемся?

– Недалеко от вашего дома, ровно в двенадцать, в сквере. Но не вздумайте шутить или звонить в милицию. Ваша дочь будет постоянно под прицелом. И еще один вопрос: кто принесет нам деньги, если мы вас возьмем в заложники?

– Моя дочь, конечно. Я дам ей соответствующие указания. Деньги вы получите через три дня.

– Хорошо.

Неизвестный положил трубку. И только писатель, огорченный случившимся, отошел от телефонного аппарата, раздался настойчивый стук в дверь. Писатель понял, что это его жена, и что она слегка навеселе. Только в этом случае она стучала в дверь носком своего сапога.

Алексей Николаевич открыл дверь, впуская свою, не очень терпеливую, супругу.

– Как ты здесь? ― спросила она, на ходу сбрасывая пальто. С сапогами ей пришлось повозиться. Но вскоре, она одолела и эту трудность.

– У нас неприятности, ― произнес Трубников спокойно, ― Нашу дочь похитили.

– Светочку? Ты в своем уме, Алеша? Как похитили?

А затем последовали ожидаемые упреки и рыдания. Трубников поднес к носу своей супруги ватку, смоченную в аммиаке. И она успокоилась. Только слезы лились из глаз.

– Что делать будем?

Жена вопросительно посмотрела на Алексея Николаевича, размазывая по лицу тушь, которая не терпела женских слез.

– Как-нибудь выкрутимся, ― уклончиво ответил Трубников, стараясь не смотреть на пьяную жену.

– Может, в милицию позвонить или частного детектива нанять?

Трубников нахмурился, отвергая эти глупые советы.

– Сколько они просят?

– Пять тысяч.

– В долларах?

Алексей Николаевич с усмешкой посмотрел на жену.

– Ну, не рублей же! Сейчас все в условных единицах. Даже жизнь нашей дочери.

– Может, отдать? Ты недавно гонорар получил.

– Не торопись, ― оборвал ее Трубников, нервно комкая в руках газету, ― отдать всегда успеем. Ты их что, зарабатывала эти деньги, чтобы жуликам, вот так просто отдать? Кто не спал ночами? Я. Знаешь, сколько раз мне пришлось переписывать рукопись? Шесть раз. А потом проталкивать в издательства. Бог знает, сколько лет жизни отняла у меня эта книга. А ты сразу ― отдать.

Но тут Людмила, сидевшая тихо, перешла в контрнаступление.

– А если наш ребенок погибнет?

Жена надвинулась на Алексея Николаевича, протянула к его горлу свои полные руки.

– Собери мне что-нибудь дня на три, ― отступив от нее, произнес Трубников.

– Что собрать-то?

Жена удивленно посмотрела на мужа.

– Что собрать? Положи в мой портфель колбасы, хлеба и консервов.

Жена подозрительно посмотрела на Трубникова.

– А ты куда собрался? Дочь похитили, а ты бежать со своими паршивыми деньгами.

– Глупая ты баба, Людмила Сергеевна. Уже сегодня Света будет с тобой. А я заменю ее. На всякий случай, приготовь пять тысяч.

Людмила с сомнением посмотрела на него.

– Думаешь, придется раскошелиться?

– Возможно, ― уклончиво ответил Трубников, ― Это, как получится. Ты главное, собери что-нибудь пожевать.

Алексей Николаевич напряженно смотрел на часы. Часы показывали начало двенадцатого.

Он одел свой костюм, который одевал только на торжества и местные презентации.

Людмила положила ему в портфель полбатона «сухой» колбасы, булку хлеба, сухари в пакете, банку кофе и несколько банок тушенки, в компанию которых попала банка голубцов.

Трубников сосредоточенно застегнул портфель, поднял его и сказал: «Ого!» Портфель оказался увесистым. Он подошел к Людмиле, поцеловал ее в щеку и вышел за дверь. На улице было бы тепло, если бы не порывистый осенний ветер, качающий кроны деревьев и провода. Минут за десять он дошел до сквера. В его распоряжении оставалось пятнадцать минут. Трубников открыл портфель, и вытащив из пакета сухарь, принялся его жевать. Он жевал сухарь и с напряжением смотрел в темноту.

Ровно в двенадцать он услышал шаги приближающихся к нему людей. Впереди шла испуганная Светлана, за ней ― двое плечистых парней с грубыми лицами.

– Принимай, ― сказал Трубникову один из парней, толкая девушку в спину.

– А какие гарантии, что она спокойно дойдет до дома?

– Ты рискуешь, папаша, ― произнес второй, отвечая на законный вопрос Алексея Николаевича., ― Но риск ― благородное дело. А гарантий мы никаких не даем. Мы просто приняли твои условия, а ты ― наши. Если через три дня не будет «бабок», ни ты, ни твоя дочь, ни твоя жена, в живых не останетесь. И это наши гарантии.

– Света, иди домой, ― тихо сказал дочери Алексей Николаевич.

И она, не оглядываясь, пошла по пустынной улице. Отец смотрел ей вслед до тех пор, пока она не растворилась в темноте.

– Ну, что ж, я в ваших руках, ― произнес Трубников, подражая трагическому герою пошлой театральной постановки.

Парни завязали ему глаза и повели его незнакомыми дворами и переулками.

А Трубников шел и думал, что по иронии судьбы, он сам стал героем одного из детективов. Может быть, это и есть удача? Ведь не каждому автору детективных историй приходится быть в заложниках. Наконец, они видимо, достигли места назначения. Парни втолкнули Трубникова в подвальное помещение и захлопнули дверь.

Перед тем, как бросить его в «камеру», один из парней сорвал повязку, скрывающую от Алексея Николаевича белый свет. Трубников осмотрелся. Подвал представлял из себя хорошо отделанную, приличную жилую комнату, освещенную светом одной-единственной лампочки ватт на сорок, болтающейся на проводе.

Трубников присел на стул, ожидая появления рэкетиров.

«Интересно, меня будут бить? ― подумал писатель, втянув голову в плечи. ― Лучше бы не били».

Прошел час, за ним другой. Никто не приходил в это уютное помещение. Трубников начинал думать, что о нем забыли. И когда он, сидя на стуле, задремал, дверь открылась и, в сопровождении спортивного вида парней, к нему спустился шеф преступного клана ― хорошо одетый пожилой человек, похожий на грузина.

Чем-то он напоминал известного певца Меладзе, но был гораздо старше и солиднее. Писатель привстал.

– Сиди, сиди, дорогой, ― произнес мафиози с едва заметным южным акцентом.

«Все, сейчас начнут бить», ― обречённо подумал Трубников, посматривая на плечистых телохранителей, окруживших пахана. Но мафиози был настроен благодушно.

– Здравствуйте, Алексей Николаевич, ― вежливо произнес он.

Писатель сел, разглядывая авторитета. А тот, придвинув второй стул, устроился напротив него.

– Я с удовольствием читаю ваши книги. Что-то в них есть, ― с чувством сказал шеф разбойничьей шайки, щелкнув пальцем.

– Деньги я отдам, ― тихо произнес Трубников. ― Только не бейте меня. У меня слабое сердце.

Грузин возмутился, хлопнув себя по ляжке.

– Зачем бить, дорогой? Неужели я похож на злодея?

– Вы нет, но… ― начал объяснять Трубников, указывая на плечистых ребят.

– Эти?

Грузин пренебрежительно посмотрел на свою охрану и махнул рукой. Телохранители быстро покинули подвал.

Мафиози оценивающе посмотрел на писателя.

– Довольны?

– Да, ― признался Трубников.

– Вы здесь не просто так оказались, Алексей Николаевич.

– Я знаю, ― произнес Трубников. ― Пять тысяч баксов…

– Это ― пустяк, ― отозвался грузин.

Трубников внимательно посмотрел на мафиози.

– Тогда я не понимаю…

– Я вас перекупил, ― объяснил грузин, ― вашу дочь взял в заложники один… Ну, скажем так, мелкий воришка, для которого пять тысяч «зеленых» ― крупная сумма. А для меня ― это сущие пустяки. Я отдал ему семь и сразу. Вы свободны, Алексей Николаевич, но мне хотелось, чтобы вы оказали мне одну маленькую услугу. Я пишу мемуары, но не обладаю таким литературным талантом, как у вас…

– Я должен помочь вам обработать текст? ― догадался Трубников.

– Ну, в общем, так. Я передам вам свой черновик, а вы доработаете его до приемлемого состояния. Если что посчитаете нужным, прибавите, а что-то вычеркните. Хочу выпустить книгу. У меня даже есть выход на западный рынок и неплохие переводчики.

– Почему вы не пригласили меня более цивилизованным способом?

– Во-первых, вы могли не согласиться, во-вторых, Серый, так зовут воришку, решил почистить ваши карманы, украв вашу дочь. Почему бы вам не воспринять все происходящее, как цепь случайных совпадений? Я спасаю вашу дочь, а вы в благодарность за это помогаете мне написать книгу. И Серый, получив отступного, тоже остается доволен.

– Значит, теперь я у вас в заложниках?

Трубников внимательно наблюдал за влиятельным грузином.

– Домой, я вас, конечно, не отпущу, ― как можно мягче ответил мафиози, ― пока вы не закончите работу. Но как только вы напишите этот труд, я вас щедро вознагражу и отпущу. Вас будут хорошо кормить, выводить на прогулку, доставлять сюда все необходимое для работы. Ваше дело ― работать. И вы никакой не заложник, а мой гость. И за это приятное знакомство мы можем выпить хорошего грузинского вина. А меня зовут просто ― Важа.

Грузин подал руку Трубникову, который неохотно ее пожал. Затем мафиози откупорил приготовленную бутылку хорошего грузинского вина и, разлив его в фужеры, произнес тост.

– За ваш талант, Алексей Николаевич, и за наше сотрудничество!

Грузин пил вино маленькими глоточками, наслаждаясь напитком. Алексей Николаевич выпил вино залпом, очень жалея, что это не водка. После выпитого вина Трубников осмелел настолько, что, доверительно наклонившись к грузину, произнес:

– А может, отпустишь меня домой? Я доведу до ума твои мемуары. Мне дома как-то лучше пишется и работается спокойней.

– Нет, дорогой, ― мягко ответил ему Важа, ― ты будешь работать здесь. Представь, что ты попал на курорт. Отдохнешь от семейных забот, поправишь свое здоровье.

– Курорт?

Алексей Николаевич сжал кулаки.

– Какой же это курорт? Засадил меня, как крысу, в подвал и заставляешь писать!

Терпения Важе хватало на десятерых. Другой бы бандит давно уже пригласил своих ребят, которые отделали бы строптивого писателя до неузнаваемости.

– Даю тебе честное слово, Алексей Николаевич, когда ты закончишь наш общий труд, я отправлю тебя на курорт со всей твоей семьей. Ты сам будешь выбирать. Турция, Египет, Испания или Италия. И я все оплачу, не поскуплюсь. В самый дорогой отель пристрою.

– Пулю в лоб я получу, а не курорт, ― пробормотал недовольно Трубников.

Грузин перестал улыбаться. От несговорчивости писателя у него начало портиться настроение. Лицо его постепенно теряло всякое дружелюбие и становилось похожим на морду хищного зверя.

Он пнул Трубникова ногой в живот, и тот, упав со стула, растянулся на полу.

– Не хочешь по-хорошему? ― рассвирепел Важа. ― Не надо!

Алексей Николаевич внимательно смотрел на ноги грузина, обутые в дорогие кожаные ботинки. Получить в нос или подбородок носком такого ботинка писателю не хотелось.

«Не нужно было упрямиться дураку, ― думал про себя Трубников, ― а делать все, как скажет этот грузин. Но видно, вино ударило в голову».

К главарю подбежали его телохранители, словно цепные псы, готовые к действию. Трубников пытался снизу вверх заглянуть бандиту в глаза. Огонь, полыхнувший в них, медленно затухал. Грузин поднял руку.

– Все нормально, ― произнес он спокойно. ― Клиент на все согласен.

Трубников поднялся и энергично закивал головой. Он сел на стул и затих. Грузин открыл свой портфель, достал свою рукопись и молча протянул ее писателю.

– Сколько вы мне даете времени? ― обреченно спросил Трубников.

– Месяц. Ровно месяц, ― бесстрастно ответил бандит.

Его лицо было бледным и теперь походило на гипсовую маску. Не попрощавшись, он стремительно поднялся по ступеням наверх и вышел из подвала. С Трубниковым остались двое телохранителей: Витёк, тонкий, юркий и остроносый, похожий на хорька и змею одновременно, и, как позже выяснилось, имеющий черный пояс по каратэ, и Славик, неторопливый, похожий на быка, борец-тяжеловес. Чем-то он напоминал Трубникову героя рекламы, говорящего с экрана телевизора: «Йогурт ― это источник белка».

– Давай пиши, писатель, ― пробормотал Славик, ― и не делай необдуманных движений.

– Напишу, ― сердито ответил Алексей Николаевич, присматриваясь к своим сторожам.

И Витёк, и Славик вызывали в нем только одно чувство ― отвращение.

Он тяжело вздохнул и начал разбираться в рукописи, отпечатанной на машинке. Вступление о босоногом детстве грузина его изрядно утомило. Если Важа рассчитывал этим вступлением вышибить из обывателей слезу, то он явно просчитался. Скорее, вогнал бы читателей в глубокий и здоровый сон. Дальше пошло интереснее. Рассказ о юношеской любви и первых чувствах к девушке грузин написал с подъемом. Этот текст не был лишен оригинальности и литературности. Писатель это сразу отметил. Важа не был абсолютным дилетантом и кое-что смыслил в литературном деле. А когда Алексей Николаевич дошел до подвигов бандита, то он уже не мог оторваться от чтения. Какой на этом материале можно было сделать детективный роман! Трубников позабыл обо всем на свете: и о том, что он находится в заточении, и о том, что родные с нетерпением ждут от него вестей и скорейшего возвращения. Но только он дошел до самого интересного места, грубый голос, раздавшийся извне, грубо оборвал его:

– Тебе сказано ― пиши!

Трубников оторвался от рукописи и внимательно посмотрел на что-то постоянно жующего Славика.

– Молодой человек, ― назидательно сказал он, ― прежде чем что-то написать, мне нужно ознакомиться с материалом.

– Я тебе не молодой человек, ― прорычал Славик, приподнимаясь и нависая над писателем глыбой своего огромного тела. ― Еще раз такое скажешь, считай, остался без зубов.

– Понял, ― боязливо отозвался Трубников. ― Но попрошу мне тоже не мешать, а то я доложу о ваших выходках шефу.

Славик сорвался с места, и с поразительной для его веса прытью, бросился вперед, к писателю. Но маленький юркий Витек вовремя заплел ему ноги. «Бык» рухнул на пол всей огромной массой, рискуя его проломить.

– Ты чего, Витёк, ― спросил Славик, обиженно глядя на напарника. ― Я бы раздавил этого слизняка.

– Важа сказал, чтобы мы его охраняли, но не говорил, чтобы трогали, ― спокойно ответил Витёк. ― Успокойся, Славик.

Борец поднялся, угрюмо посмотрел на Трубникова выпученными глазами и уселся на стул, жалобно скрипнувший под его весом. Трубников снова углубился в чтение. Он не замечал, как пролетало время, и когда он закончил читать, за стенами его тюрьмы наступило утро. Славик спал, а Витёк, положив голову на стол, внимательно наблюдал за писателем своими глазами-бусинками.

– А писать трудно? ― задал он неожиданный вопрос, обращаясь к Трубникову.

– Как тебе сказать, ― произнес Алексей Николаевич, уловив уважение в голосе одного из своих сторожей. ― Не очень просто. Но еще труднее оценить результат своего труда.

– Кофе хотите? ― предложил Витёк, насыпая ложку растворимого кофе в чашку и заливая его крутым кипятком.

– Не откажусь, ― ответил Трубников.

Витек подошел к писателю и аккуратно поставил перед ним чашку с кофе. Трубников сделал несколько глотков и почувствовал прилив бодрости.

– Спасибо, ― добавил он.

Витек редко слышал такие слова в свой адрес и понятия не имел, как к этому относиться, поэтому молча отвернулся. Он хотел включить телевизор, но почему-то передумал и снова обратился к писателю.

– Расскажите что-нибудь, ― попросил он.

Трубников растерялся.

– А что рассказать-то?

Витек в упор посмотрел на него. Алексею Николаевичу стало не по себе. На него смотрели глаза убийцы: черные, бездонные, пугающие. Но было в них что-то еще. Может быть, остатки человечности и веры?

– Я читал ваши детективы, ― признался Витек. ― Ничего. Толково написано. Особенно понравилось про бандита по кличке Ягуар. Конечно, все это неправда, но занятно.

– А что теперь рассказать? ― спросил Трубников.

– Что-нибудь смешное, ― попросил Витек, ― а то от этой чернухи, что в книгах, что в фильмах, что в жизни, уже глаза на лоб лезут.

Трубников некоторое время молчал, а затем начал свой рассказ про новогоднее приключение деда Мороза. В это время проснулся Славик и уставился на писателя своими, еще сонными глазами.

– Я же сказал тебе ― пиши, ― пробормотал он, поглядывая на своего напарника, которого, несмотря на его малый рост и вес, боялся и уважал.

– Успокойся, Славик, ― осадил «быка» каратист. ― Пусть человек нам что-нибудь расскажет.

– Пусть, пусть, ― неохотно согласился борец. ― Только была бы моя воля, я таких слизняков, как он, по стенке размазывал.

Трубников не обратил внимание или сделал вид, что не обратил внимание на эти слова. Славик был просто дураком. Его больше интересовал Витек. Была в нем какая-то загадка. Он был грешным человеком, преступником, возможно даже, безжалостным убийцей, но у него еще оставался путь к раскаянию. Что-то в его душе оставалось светлое, как маленький огонек в темноте, который то появлялся, то исчезал. И решил тогда Трубников, чтобы рассеять мрак, обитающий в душах бандитов, рассказать им смешную историю про новогодние похождения деда Мороза, сочиненную в годы своей юности.