Читать книгу Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны - Александр Зарубин - Страница 14

Болела Анна недолго. Помогли Магдины травки или молодость – неизвестно, но уже через пару дней девушка встала на ноги. Точнее попыталась встать – повозку, в которой она ехала, изрядно трясло и встать в ней на ноги сразу не получилось. Упав пару раз, она присела, ухватилась руками за борт повозки и огляделась вокруг. И с трудом сдержала рванувшийся из груди крик ужаса. Было от чего.

В её деревне непослушных малышей не пугали бабайкой, а непутёвых отпрысков – Высокой женщиной или Ладиславом-королем. Вместо этого говорили – страшным, пробирающим до костей шёпотом – солдаты заберут. И все боялись. Знали – есть чего. Однажды в деревне пропал мальчишка-пастушок. Вместе с коровами. Староста оглядел поле тогда, посмотрел на землю, изрытую следами копыт – коровьих и лошадиных, плюнул и сказал одно слово – солдаты. Это слово, звучащее как ругательство, говорили в деревне ещё не раз и всякий раз – к беде и горю. Ещё была дочка священника – её потом нашли в лесу, истерзанную до неузнаваемости. «Солдаты. Просто шли мимо», – шептались соседи и Анна не знала, чего в этом шёпоте было больше – горя от того, что солдаты прошли или трусливой радости – что мимо.

Потом они пришли и в саму деревню. Летом, когда поля вокруг плавились от жары. Мать спрятала Анну в подвал тогда. Просто схватила за воротник, и толкнула вниз, в тёмный лаз, велев напоследок сидеть тихо. Она и сидела, дорожа и вжавшись в стену и, с замиранием сердца, вслушивалась в каждый доносящийся сверху звук. Когда наверху загремела дверь, и мать сказала выходить – оказалось, прошёл целый день. Солдаты ушли. Их дом почти не тронули – почти, но вид у матери был от этого совсем нерадостный.

А теперь, получается, солдаты забрали её.

Первым делом Анна крепко зажмурилась – может быть, получится развидеть это. Не получилось. Зато в голову ударили совсем другие воспоминания – сломанная печь, разорванный, лежащий на снегу в лужи крови трактирщик, искажённые лица односельчан, крики «ведьма». И страшный столб с которого Анна почему-то вырвалась живой.

Девушка прошептала молитвы – все, какие знала. Вначале те, что учила мать, потом те, что бормотал пастор на воскресных проповедях. Потом вспомнила про Даниила и отроков, спасённых из пасти львиной. Или то была печь огненная? Анна грамоту знала, но в Библии была не сильна. Ещё вспомнилась вязанка дров и ласковый взгляд невидимого ангела. «С тобой ничего не случится. Не для того же спаслась с того жуткого столба…» – подумала она, открыла глаза ещё раз и огляделась вокруг уже с интересом.

Прошёл день, потом ещё один. Анну, к её удивлению, никто не съел. Рота шла по пустой, занесённой снегом равнине. Голой серой равнине под серым небом. На горизонте торчали одинокие столбы – не поймёшь деревья или виселицы. На ночь лагерь разбивали в оврагах или руинах сожжённых деревень – другого укрытия от ветра в этом краю не было. Повозкой, в которой ехала Анна управляла Магда – высокая светловолосая женщина лет тридцати. Она носила немыслимый, для деревенских глаз, наряд, прятала под шапку длинные волосы только в мороз, всё знала и ничего не боялась. Будто всю жизнь здесь прожила. Однажды Анна набралась храбрости, спросила и, с огромным удивлением узнала, что так и есть – всю жизнь. Вначале за матерью, потом за мужем – высоким, горбоносым стрелком по имени Ганс Флайберг. «Как такое может быть?» – думала она, трясясь на дне повозки. А рота шла и шла вперёд, делая по десятку миль в день по холодной, выморочной равнине.

Анна помогала Магде по немудрящему обозному хозяйству, молчала, да смотрела вокруг во все глаза. «Львы» были похожи друг на друга – грубые, звенящие сталью, пропахшие потом, порохом и оружейной смазкой люди. Оборванная одежда, немытые волосы свитые в косу на затылке, грубый говор, с божбой и богохульствами через слово – да, таких можно было испугаться. Но и все разные – скоро Анна научилась их различать. Пешком шли рядовые, пехота – те самые грубые, сыпавшие через слово ругательствами ребята. Меньшинство – ветераны. У них были холодные, выцветшие глаза, усталые лица, движения их – скупы и расчётливы. На Анну они смотрели – как сквозь неё, не видя. Впрочем, только вначале, потом один из таких подвернул ногу, Магда, хозяйка повозки попросила помочь. Анна помогла, потом ещё раз. И ещё. Глаза у ветеранов не то что бы потеплели, но что-то в них дрогнуло. Будто взяли за шкирку и переложили из ранга «добыча» в «своя». Краем уха она слышала от них слово «ведьма» в свой адрес. Услышав такое в первый раз Анна невольно вздрогнула

– Ты погоди, ближе к делу амулеты просить придут, – скалилась в улыбке светловолосая Магда, – от старухи с косой. В нашем деле ничего не вредно…

– А как же? – спросила Анна, поёжившись – на память опять пришёл тот страшный столб.

– А так. Не бери в голову – живые скажут спасибо, а мёртвым будет все равно…

Анна выгнала из головы страшные воспоминания и принялась оглядываться дальше. Большинство же было безусыми новобранцами – эти матерились больше всех, бряцали оружием, при виде Анны задирали носы. На вид – обычные, деревенские парни, вроде сыновей мельника – те, вдали от отцовского глаза, так же смешно хорохорились. Анне они опасными вначале не показались. Вначале – пока тройка таких юнцов, дыша перегаром и матерясь, не попыталась зажать Анну, когда она неосторожно отошла от костра в лес. Тогда она даже не успела испугаться. Стрелок Ганс, муж Магды возник из ниоткуда, распугал сопляков – даже не движением, одним взглядом холодных серых глаз. Потом обернулся к Анне, хмыкнул и сказал

– Вы их извините. Им столько раз говорили, что они прокляты. Они поверили… – стрелок проводил убежавших юнцов холодным взглядом и добавил, – бедолаги.

Потом один из этих юнцов приполз в их повозку – днём. Лицо белое, глаза вытаращены от ужаса. Парень всего лишь сбил ноги, криво намотав обмотки. «Ничего же страшного, – думала Анна, привычно обрабатывая рану. Потом вслушалась – юнец боялся отстать и выпасть из строя. А за ротой будто-бы шли крестьяне, охотясь на отставших и заблудившихся. «Странно, – думала Анна, шепча парню что-то ободряющее, – а деревенские боятся солдат. Так же, до ужаса». Юнец вернулся в строй и приставать к Анне больше не пытался.

Ещё в роте были господа офицеры – эти носили шпаги и перевязи, полинявшие золотые шарфы через плечо, говорили вежливо, по делу и почти без божбы. Таких в роте было – капитан Лесли, высокий, скуластый, скупой на слова и жесты шотландец. Его у костров уважали, хоть и не говорили этого вслух. Был сержант Мюллер – невысокий, почти квадратный, заросший до глаз бородой ветеран. Анне вначале он показался смешным, но потом она с удивлением поняла, что старика у костров откровенно боялись. Ещё был прапорщик Лоренцо – этот иногда что-то пел, смешно фальшивя, и юнкер со странной то ли кличкой то ли именем – Рейнеке неЛис. Высокий, нескладный, слишком робкий для солдата паренёк. Совсем еще молодой, чёрный ёжик волос на вечно непокрытой голове. Магда говорила – это он вытащил её с того столба.

Да ещё и оплатил Магде перевозку и лечение. Впрочем, последнее проходило пока по графе – «не боись, лишнего не возьму, свои люди, красивый». Если бы это слышали другие – сержант посмеялся бы, а капитан предложил бы парню сдать ему на хранение всё более – менее ценное. Но они не слышали, а парень до срока не подозревал, на что влип. Он то и дело подходил к их повозке, что-то говорил, смущаясь так, что сложно было удержатся от улыбки. Анна и улыбалась, невольно. Парень от этого смущался ещё больше и вежливо называл её на «Вы».

Этому церемонному «Вы» Анна вначале очень удивлялась. Потом краем уха услышала – кто-то (как позже выяснилось капитан, которому совсем не нужны были лишние неприятности) пустил слух, что Анна – дочь их бывшего полковника. Что с этим делать было решительно непонятно, но не кидаться же было с разъяснениями к каждому костру. Да и отца своего она все равно не помнила.

В общем, пока все было хорошо. Если бы не…