Читать книгу Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны - Александр Зарубин - Страница 16

– Эй, Рейнеке, не спи на ходу.

Высокий, нескладный парень в ответ лишь улыбнулся. Улыбнулся, провёл рукой по чёрному ёжику волос. Хрустнула ветка под сапогом. Вокруг расстилалась равнина – все та же серая, занесённая снегом бескрайняя на вид пустошь. Справа непроходимой колючей стеной тянулся чёрный еловый лес. Слева – бело-серая ровная хмарь, иногда разрываемая пятнами тёмного – с такого расстояние не видно – деревья это, виселицы или трубы разбитых печей. Над головой – та же муть облаков. Не сразу поймёшь, где здесь заканчивается земля, и начинается небо.

– Эй, Рейнеке, – парень обернулся и махнул рукой. Нравилась ему его новое прозвище. Гораздо больше собственного имени. «Барон фон Ринген унд Лессе цу Пейпусзее».. – отец всегда требовал произносить это имя полностью, гордо. «Это славное имя. Мы должны…» – Рейнеке поёжился вспоминая – вот они сидят дома. Отец, как всегда, когда не в отлучке, сидит во главе стола, говорит – не говорит, вещает, стуча кулаком по столу: «Мы должны испытывать гордость за…». Мама подаёт на стол, стараясь держатся как можно незаметнее. Воет ветер в прохудившейся крыше… Рейнеке поёжился ещё раз. «Барон фон Ринген унд Лессе цу Пейпус-зее» – половина из услышавших это имя сочувственно кивала. А другая ехидно спрашивала – а где этот Пейпус-зее вообще находится? Ах, в Ливонии? И что обладатель столь славного имени делает на другом краю земли? Ах, орды варваров? Неисчислимые, говорите? И ничего унести не удалось, совсем? – ехидно замечали соседи, намекая на то, что свою шкуру предки юнкера как раз унесли. А вот тут приходилось или молча глотать позор или…

Кроваво-красный лунный круг в небе, шпага в руке – внезапно очень и очень тяжёлая. Багровый отсвет стекает по лезвию вниз… – ребром левой ладони по правой, наотмашь. Руку на миг пронзила боль, непрошенные воспоминания сбежали.

Ведь позор и в самом деле позор, как отец этого не понимает? Впрочем, отец много чего не понимал. Или не хотел понимать. Например, почему мама плачет ночами в подушку, одна. В те дни, когда он был дома. Впрочем, дома старший барон бывал не часто. Иногда он пропадал на месяц, иногда на год, а потом возвращался. Никогда не рассказывал где был, просто садился за стол, требовал обед и начинал разглагольствовать. В последнее время он часто приезжал не один. Их дом изволила навещать их светлость. Или крестная, как она просила её называть. При этих словах мать кривилась, как на прошлогоднее мясо на рынке, но молчала. Крестная – пожилая, очень хорошо одетая. Царственного вида. Держалась она просто, говорила всегда тихо, вежливо и с улыбкой – но отец при ней сидел тише воды ниже травы. И даже починил крышу. А мама плакала в подушку – ночами, когда ей казалось, что её никто не слышит. У Рейнеке был острый слух. Иногда он жалел об этом.

– Эй, Рейнеке, заснул что ли, – окликнули его ещё раз. Юнкер потряс головой, разгоняя морок, и поспешил вперед – догонять отряд. Маленький отряд – десяток ветеранов, он, да прапорщик Лоренцо. Передовой дозор. День назад рота свернула с дороги – просека в лесу была завалена упавшими деревьями. Снежный буран или лихой человек – непонятно. Офицеры поспорили – Рейнеке с изумлением смотрел как спокойный и, обычно выдержанный капитан и старый сержант орут друг на друга. Переспорил, в итоге, капитан. Рота повеселела – прорубаться через завалы никому не хотелось – и повернула в обход. Странно, новая дорога была шире, хоть и гораздо запущенней. Ей явно давно не пользовались. Люди упорно ходили через лес напрямик, хотя по картам это сокращало путь совсем не на много. Странно. Шумели под ветром могучие чёрные ели, колючие снежинки слетали с высоких древесных крон вниз, под ноги солдатам. Настороженно скрипел под сапогами снег. Они шли – молча, сосредоточенно, оглядывая внимательными взглядами тьму леса и снежное поле вокруг. Налетел ветерок, резкий запах ударил в ноздри – Рейнеке машинально поморщился, и сразу-же бросил это занятие – не хватало ещё пехотинцу воротить нос от пронзительно-резкого запаха горящих фитилей.

– Не отставай, НеЛис, – окликнули его ещё раз. Юнкер снова поморщился. Уже не от запаха – эта кличка нравилась ему гораздо меньше. И как его дёрнуло вспылить тогда? Тоже позорище, если подумать. Надо держать себя в руках – тут отец прав. Он же не из каких-то низкородных. Рейнеке тряхнул головой, выгоняя из памяти продолжение отцовской сентенции и оглянулся. Дорога заворачивала влево. Лес заметно редел. Начинался подъём – впереди был холм, пологий, но длинный. Патруль шёл вперёд. Итальянец Лоренцо – во главе. Старательно делает вид, что ничего не случилось. А может и впрямь ничего…

«И чего я взъелся, – подумал юнкер еще раз, – мало ли что говорят. Даже если этот красавчик и впрямь вышел из Брезахской тюрьмы под руку с дочерью коменданта». «Даже если не врут – какая разница. Анна, она», – тут мысли Рейнеке совсем разлетелись, как снежинки на ветру, – вихрем сверкающих искр. Анна, она… гордо поднятая рыжая голова, тихий, всегда вежливый, говор, улыбка – даже когда рота шла по мёртвой равнине, повозки вязли по ось тяжелом и влажном снегу и падали без сил бывалые ветераны. Даже Рейнеке умотался тогда, шёл злой как черт и гадал – кого бы загрызть для поднятия настроения. А У Анны находилось для всех доброе слово. И ласковая улыбка. И перевязка для сбивших ноги. Даже для таких, по кому петля плачет. Так ведут себя принцессы в сказках – старых сказках, что читала мама ночами. «И велела злая мачеха отнести корзину с ребёнком в лес…».

«Может это и не сказка вовсе. – думал Рейнеке иногда, – Но капитан говорил, что Анна – дочь их старого полковника?» В этой фразе ещё были слова «похожа на», но их юнкер в упор не расслышал.

Солдат справа от него – долговязый веснушчатый ирландец оступился и замер как вкопанный. Юнкер вздрогнул, возвращаясь к реальности. Пологий холм под ногами оборвался внезапно. Впереди плавно спускалось широкое поле между двух лесных стен. А посередине тёмной громадой высилось… Рейнеке сморгнул, не веря своим глазам. Раз, другой. Первыми в глаза бросались две башни – два чёрных, волчьих клыка на фоне серого неба. Похоже на колокольни собора, но… не сияли золотом кресты наверху, чернел острой пастью провал на месте двускатной крыши. Вокруг – высокий, толстый пояс камней. Как стены, но вместо аккуратных зубцов поверху – мешанина. Юнкер втянул ноздрями воздух и глухо ощерился – впереди, в этой каменной каше, была только смерть.

– Что это? – прошептал кто-то под ухом. Рейнеке услышал, как предательски дрожит чужой голос.

– Имперский вольный город Магдебург.

– Добро пожаловать, – сказал один из солдат, сплюнул и длинно, забористо выругался.