Читать книгу Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939) - Александр Зеленин - Страница 36

Суффикс -ость. Существительные на – ость относят к конструктивному словообразованию на том основании, что в отношениях между производящим и производным словами лексическое значение сохраняется, но происходят: а) морфологическое преобразование слова в существительное женского рода и б) изменение синтаксической функции производного. Именно поэтому другой термин для наименования данного словообразовательного процесса – синтаксическая деривация. Активность в образовании слов на – ость была характерна в предшествующий период. В частности, в середине XIX в.: «среди имен существительных по особенно большому числу новообразований… прежде всего выделяется разряд существительных женского рода с суфф. -ость», причем «по темпам роста в течение всего XIX в. разряд существительных на – ость занимает безусловно первое место» [Сорокин 1965: 188]. Это связано не в последнюю очередь с довольно поздней активизацией суффикса – ость, примерно с конца XVII в.; в этом усматривают и юго-западное воздействие [Лексические новообразования 1975: 11].

Со второй половины XIX в. значительно возросло количество иноязычных основ, свободно вступающих в словообразовательные связи с русским суффиксом – ость. С ним стали легко сочетаться и иноязычные основы, составив конкуренцию иноязычному суффиксу – изм: абсолютность, абстрактность, индивидуальность, адекватность, идеальность, капризность, индустриальность, карикатурность, утилитарность и др. [Сорокин 1965: 194]. Конкуренция суффиксов – изм и – ость стала преодолеваться их семантическим размежеванием: суффикс – изм приобретал специализацию для производства обозначений научных систем, методов, суффикс – ость – служил для выражения категории отвлеченности, качественности.

Самыми яркими примерами словопроизводства на – ость в эмигрантском узусе являются имена существительные, образованные от относительных прилагательных с суффиксом – ск-: имперскость, российскость, русскость, младоросскость, антисоветскость.

Борьба за русский язык, за «русскость» – самое характерное явление в общественно-политической жизни того края, который один в целом мире сохранил название Руси, с присоединением географического прилагательного «Подкарпатская» (Возрождение. 1937. 20 нояб. № 4107).

…сочетание младоросскости, монархичности и иерархической дисциплинированности характеризуют [sic] младоросса (Младоросская искра. 1933. 5 янв. № 26).

Государственная власть грядущей России должна стать выражением имперских идеалов, когда все народы, ее составляющие, должны разсматриваться [sic] как дети общей матери-России, одинаково покрывающей их общей для всех крышей отчего дома – Государства Российского. Поэтому имперскость понятия общегосударственной российскости для нас выше, значительнее и важнее племенного понятия простой русскости (Сигнал. 1939. 1 апр. № 52).

Напряжение «антисоветскости» [в Советской России] в разных пропорциях. […] Определять, какие именно группы более антисоветски настроены – нелегко. Но можно принять за аксиому – чем ближе к земле и к провинции, – тем сильнее антисоветские настроения (Сигнал. 1938. 1 сент. № 38).

Важная и примечательная деталь: слова на – скость появляются у эмигрантов не ранее середины 1930-х гг., в среде людей среднего или даже молодого возраста, пересматривающих доктрины своих «отцов» и смотрящих на Россию новыми глазами. Все это наталкивает на мысль, что распыленное облако коннотативных признаков, обволакивающих ключевые общественно-политические понятия (монархия, русский, Россия, Советы, младороссская идеология и др.), в эмигрантском интеллектуально-культурном обиходе в 30-е гг. стало «сгущаться» и в конечном итоге трансформировалось в семантически оформленные номинализации-существительные (сложившиеся на базе отстоявшихся коннотаций). Социально-идеологическая практика, потребности именования абстрактных понятий послужили отправной точкой привлечения уже существующей языковой модели на – ость и ее активизации в эмигрантском интеллектуально-книжном языке.

В чем же особенность таких образований? В книге [Лексические новообразования 1975] отмечается только три слова, оканчивающихся на – скость (то есть образованных от относительных прилагательных): людскость, зверскость, нетряскость. Первое из них – явное заимствование из польского ludzkość[44] – «человечество; человечность, гуманность», второе же и третье, очевидно, собственно русские. Нетряскость, по-видимому, являлась авторским окказионализмом (встречается только в путевых заметках Зуева), созданным в русле и в потоке сотен модельных слов на – ость в языке XVIII в. Людскость использовалась даже в языке XIX в. (правда, можно говорить об особом стилистическом использовании слова – передать колорит эпохи). Ср.:

Петр стремился исправить и частное общежитие, ввести людскость, смягчить грубые древние нравы, а это смягчение повело к распущенности и положило начало крайней порче нравов (Ключевский. Курс русской истории).

В словах людскость и зверскость словообразовательная семантика иная, чем в производном нетряскость. В слове нетряскость присоединение суффикса – ость ничего не прибавляет к значению мотивирующего слова нетряский, иными словами, это значение транспозиционного типа. Слова людскость, зверскость образуется не от прямых, а от метафорических (окачествленных) значений относительных прилагательных людский, зверский, словообразовательные отношения уже не укладываются в рамки транспозиционного словообразования, а относятся, следовательно, к мутационному типу. Это хорошо иллюстрируют материалы словаря Даля.[45]

Людскость в XIX в. вышла из употребления; в сл. Даля лексема людский дана в дефинитивной (объяснительной) части заимствованного слова гуманный – «человеческий, человечный, людский» [Даль 1956 Т. 1: 408].

Во второй половине XIX в. вошло в узуальное употребление слово светскость,[46] и в последней трети или конце XIX в. появилось существительное детскость. Ср.: «знание светскости» (Достоевский. Белые ночи), «(он) употреблял оригинальность как средство, заменяющее в иных случаях светскость или богатство» (Л. Толстой. Детство); «блистал он светскостью манер» (Некрасов); «все прикрыто было в нем светскостью и искусством владеть собой» (Гончаров. Обыкновенная история); «провинциальная игра в светскость» (Куприн. Поединок). Группа слов на – скость в русском языке метрополии была очень немногочисленна; так, в «Обратном словаре русского языка» (под ред. А. А. Зализняка) фиксируется только три слова на – скость: людскость, светскость, старосветскость [Зализняк 1974]. В начале 80-х гг. XX в. в русском языке отмечается новое производное – свойскость. Е. А. Земская, характеризуя словообразовательные процессы 80-х гг., справедливо отмечает, что такие образования необычны в русском языке, так как мотивирующие прилагательные на – ск(ий) «всегда противостояли сочетаемости с суф. -ость» [Земская 1992: 63]. Судьба группы таких слов в первой половине 80-х гг. XX в. была неясна самим лингвистам: никто не мог предсказать, что буквально через несколько лет эта модель будет столь востребована обществом и языковой практикой для именования новых явлений. С конца 80-х гг. XX в. в связи с бурными изменениями, происходящими в русском языке, начинается «вулканический» (в буквальном смысле) вброс производных на – скость в русский язык, входящих в группу общественно-политических реалий (по преимуществу). Существительные с суффиксом – ость от относительных прилагательных с суффиксом – ск– широко образуются от прилагательных с суффиксом – ск-, связанных с обозначением:

1) национально-этнических и психическо-ментальных черт (русскость, украинскость, белорусскость, французскость, немецкость, английскость, польскость, американскость; ряд модельных образований открыт[47]);

2) характеризаций социальных институтов (советскость, совковость, имперскость и др.);

3) возрастных особенностей (юношескость);

4) психоментальных особенностей личности (творческость как русский эквивалент термина креативность, англ. creativeness).

Активизация этого типа производных очевидна в современном русском языковом пространстве и отмечается как один из актуальных словообразовательных процессов уже в учебных пособиях: «суффикс – ость, свойственный абстрактным именам, применяется при создании отвлеченных имен существительных от корней, прежде не допускавших подобные образования: русскость, советскость, детскость» [Валгина 2001: 137]. Образование слов на – ость от прилагательных на – ский происходит по мутационному типу на базе не прямого, а «окачествленного» (и служащего мотивирующей семантической основой) значения исходного прилагательного.

Эмигрантская пресса использовала этот словообразовательный механизм (отадъективные производные на – скость, выражающие общественно-политические понятия), сложившийся в русской словообразовательной системе еще в XIX в., но использовавшийся ограниченно для создания окказионализмов, намного раньше языка метрополии – уже в 30-е гг. XX в. В русском советском языке в 20–30-е гг. XX в. ведущей семантической сферой, где использовались производные на – ость, становится производственно-техническая; напротив, эмигрантская публицистика в меньшей степени сосредоточена на словопроизводстве «профессионально-технических» производных, преимущественно же – на обозначении социально-политических понятий. Имена существительные на – скость, семантически мотивированные коннотативными (вторичными) элементами значения соответствующих производящих прилагательных, находились в одном мощном словообразовательном потоке с иными производными, концептуально важными для эмигрантского интеллектуально-духовного поля: монархичность, соборность[48], почвенность, унитарность, великодержавность, многоплеменность и под.

Эти два основных признака суть: во-первых, – признак монархичности; во-вторых, – признак младоросскости (Младоросская искра. 1933. 5 янв. № 26).

Приток эмигрантов и беженцев из России способствовал оживлению русской культурной и общественной жизни в Манчжурии-Го, не нарушая той почвенности, которая выгодно отличала ее от чисто эмигрантского существования русских в Европе (Младоросская искра. 1933. 10 июля. № 31).

…великодержавность великодержавности рознь (Младоросская искра. 1933. 25 февр. № 36).

Многоплеменность России предопределила и многоплеменность эмиграции (Сигнал. 1939. 1 апр. № 52).

Случай с производными на – скость в сфере публицистики у эмигрантов и в языке метрополии – одна из иллюстраций проницательного наблюдения Г. О. Винокура, относящегося еще к 1940-м гг.: «В каждом языке, наряду с употребляющимися в повседневной практике словами, существуют, кроме того, своего рода «потенциальные слова», т. е. слова, которых фактически нет, но которые могли бы быть, если бы того захотела историческая случайность» [Винокур 1991: 327]. Историческая случайность «захотела» производства слов на – скость в эмигрантском обиходе уже в 30-е гг. XX в., опередив русский язык СССР/России на полвека, в котором «историческая случайность» оказалась востребованной только в 1980-е гг.

Суффиксы -ение, – ание, – к(а). Существительные, образованные от глаголов, составляют в изучаемом материале значительную группу среди всех отвлеченных имен действия (nomina actionis). В русском языке постоянно происходит процесс, при котором отглагольные существительные, лишаясь своих ярких глагольных свойств, приобретают более конкретные значения. Для этих отглагольных существительных на протяжении всей истории русского языка было характерно стремление обособиться от «отягощающего их значения глагольности» [Винокур 1928: 83] и тем самым приобрести значение результативности. Особенно интенсивно этот семантико-грамматический процесс стал происходить в XIX в. [Очерки 1964а: 89; Булаховский 1954: 116].

Существительные на – ение, – ание, – тие характерны для всех стилей русского языка, хотя преимущественным остается все-таки книжный стиль. Производство слов на – ение в конце XIX – начале XX вв. – более продуктивный процесс, чем образование слов на – ание, – тие. В эмиграции суффикс – ение, как и следовало ожидать, служил для образования (преимущественно) лексем книжного стиля, что объясняется спецификой публицистики, тяготеющей к отвлеченности и созданию обобщенности; такие производные составляют более 90 % всех производных. Очень часто слова на – ение представляют собой модельные образования, или «свернутые пропозиции». Ср. несколько примеров отглагольных существительных на – ение[49] в нашем корпусе: вершение (вершение судеб), возглавление (возглавление русского отдела в Париже), воцарение (воцарение большевиков), дуновение (святое дуновение корниловского движения), заготовление (экспедиция заготовления государственных бумаг), низвержение (подготовка низвержения правительства), одоление (полное одоление большевизма), опозорение (опозорение старых большевиков), оставление (оставление позиций на Мурмане), перевезение (перевезение останков герцогини), удаление (удаление румынских войск из Венгрии, требования удаления венгерского посланника), угнетение (угнетение Великороссии), вразумление («[К И. Кронштадскому] тысячами притекали все страждущие, скорбящие и жаждущие совета, указания и вразумления». Рус. голос. 1939. 16 апр. № 419), ниспровержение («Сами «левые» пострадали от ниспровержения Его Трона». Младоросская искра. 1932. 12 июля. № 20), заигрывание (заигрывание с палачами России), заламывание («Лиза, незадолго до того освобожденная из “чека”, снова арестовывается, прямо на улице, с заламыванием рук назад, мордобитием и другими прелестями чекистского обращения». Анархич. вестник. 1923. № 1), запаздывание (советские газеты поступают с громадным запаздыванием), изживание (мирное изживание конфликтов), исписывание («Любимая забава [комсомольцев] – исписывание рисунками и изречениями похабного содержания заборов и стен». Голос России. 1932. июль. № 12), присваивание (присваивание программы Троцкого), убивание (вынужденное убивание своей индивидуальности) и мн. др.

На этом фоне яркими стилистическими маркерами, придающими публицистическому тексту динамичность, являются немногочисленные образованные от сниженных глаголов производные: заушение, морочение, толчение, шевеление, одурение, озверение[50], обалдение, задичание[51], ничегонеделание, одичание, обивание, подзуживание, подсиживание, подслушивание, поедание, продергивание, промотание, шатание, стучание:

Мужика или бабу вызывают в комячейку и заставляют следить за определенными лицами – в Амурской области это называется – «стучать». «Стучание» обыкновенно продолжается два месяца (Возрождение. 1927. 5 окт. № 855).

Работа сего посланника [Флоринского] ограничивалась шатанием по Парижу и его злачным заманчивым уголкам (Дни. 1926. 16 нояб. № 1160).

Спрашивается, почему все эти «послы» так безразлично отнеслись к отвратительному заушению их родины? (Рус. голос. 1939. 1–14 янв. № 406).

Морочение голов продолжается как ни в чем не бывало (Анархич. вестник. 1923. № 2).

Малейшее антисталинское шевеление в Кр. [асной] Армии – и вновь потоки крови и вновь сталинская расправа… (Рус. голос. 1939. 12 марта. № 414).

Ю. С. Сорокин отмечал, что в XIX в. практически от любого глагола разговорно-просторечного характера, особенно во фразеологически связанном, переносном значении, возможно было окказиональное образование такого существительного [Сорокин 1965: 211]. Итак, разговорные производные на – ение, – ание в эмигрантских газетах – продолжение предшествующей языковой традиции.

Изредка отглагольные существительные образуют дублетные словообразовательные варианты, в которых сохраняются следы глагольной аспектуальности: опубликование (предложения об опубликовании в официальном правительственном органе имен лиц) – публикование (ожидается публикование распоряжения префекта) – распубликование (распубликование речи Эррио). Равноправное сосуществование данных отглагольных производных в эмигрантском узусе свидетельствует об отсутствии семантических или намечающихся стилистических подвижек; в языке XIX в. и в первые десятилетия XX в. исходные глаголы были в широком ходу в публицистическом стиле.

С конца XIX в. в русском языке активизируется иноязычный суффикс – изация, который имел то же значение, что и – ание, в результате чего суффиксы вступили в конкурентные отношения: суффикс – изация менее «глаголен», чем суффикс – ание [Сорокин 1965: 213]. В эмигрантской прессе синонимия (дублетность) иноязычного и русского суффиксов является обычным явлением; ср. пары:

интернационализирование = интернационализация:

(1) …наряду с чисто русскими коммунами существовали коммуны китайские, корейские, немецкие, еврейские, причем только последние как будто проявляли тенденции к интернационализированию… (Голос России. 1931. 1 окт. № 3).

(2) «Интернационализация» еврейской фабрики [название заметки] (Руль. 1930. 2 янв. № 2767).

демократизирование = демократизация:

(1) До сих пор мы далеки… от демократизирования всего мира (Воля России. 1920. 16 сент. № 4).

(2) …вместо политической социальной демократизации всего мира (Воля России. 1920. 16 сент. № 4).

эксплуатирование = эксплуатация:

(1) …обратить внимание международного пролетариата на наше положение, на неслыханное еще до революционного времени эксплуатирования нашего труда (Дни. 1925. 31 янв. № 679).

(2) …а между тем, констатирует суворинская газета, «за победным войском [Врангеля] идут тучи черные паразитизма, эксплуатации, беспечного житья…» (Воля России. 1920. 14 сент № 2).

Наличие таких дублетных пар в эмигрантском узусе поддерживалось также иностранными языками, где обычны прототипы данных интернационализмов на – tion, имеющих как глагольное, так и процессуальное значение в зависимости от контекста и грамматической позиции слова. Таким образом, расподобление таких пар в эмигрантском узусе сдерживалось иноязычным влиянием. В русском языке метрополии этот процесс проходил более интенсивно, так как степень «глагольности» суффикса – изация была существенно ниже.

Уже со второй половины XIX в. конкурентом существительных на – ие становятся производные на – ка (со значением действия, результата этого действия и орудия действия); основным поставщиком таких образований служила разговорная и профессиональная речь [Виноградов 1986: 123]. В литературном языке закреплялись производные на – ка либо как коллоквиализмы, либо как профессионализмы (от русских и иноязычных основ) [Сорокин 1965: 219]. Революция породила новые отглагольные существительные: зачитка, побудка, переподготовка [Селищев 1928: 174]. Какие же типы производных на – ка встречаются в эмигрантской прессе?

Прежде всего обращает на себя внимание то, что среди образований на – ка преобладают такие слова, которые уже лексикализовались в русском языке, то есть стали самостоятельными, автономными лексемами словаря. Такие слова могут использоваться либо как отглагольные существительные для обозначения процесса, либо как предметные имена: постановка, указка, ссылка, сборка, передышка, проработка, отставка, голодовка, закройка, проделка (от русских основ), дрессировка, баллотировка, бомбардировка, вербовка, нивелировка (от иноязычных основ). Многие из этих производных были чрезвычайно активны в советской прессе, входя в состав ключевых концептов новой идеологии (чистка, схватка, передышка, проработка, смычка); в эмигрантской прессе ключевые слова советского строя чаще всего становились объектом языковых манипуляций и множества лингвопрагматических интерпретаций.

Интересным случаем является окказионализм брижка (< брить); ср. литературное бритье. Это гибридное образование – результат влияния профессионализмов (стрижка < стричь, утюжка < утюжить, глажка < гладить и др.), однако от глагола брить невозможно образовать нормативное производное *брижка вследствие незаконности в русском языке морфонологического чередования т/ж. Однако окказионализм брижка, созданный по модели профессионализмов, преследует в тексте очевидную игровую цель. Ср.:

…на [XII] съезде [РКП] были продемонстрированы диаграммы понижения и повышения цен, известные под названием «ножниц» – как говорят в рабочих и крестьянских массах – для стрижки и брижки народа (Анархич. вестник. 1923. № 5–6).

Ср. нормативные профессионально-речевые обозначения в эмигрантской прессе:

Прикроенную жилетку сшить на машине – полчаса. […] Считая на закройку, сборку и утюжку еще два, два с половиной часа – вся работа, значит, будет готова в три часа (Руль. 1930. 1 янв. № 2766).

Итак, компрессивное словообразование имен существительных с суффиксами – ение, – ание, – ка в эмигрантской прессе следует моделям, сложившимся в русском языке еще в предреволюционную эпоху. Следует, однако, отметить более замедленные темпы преодоления «глагольности» в конкурентных формах на – ание/-ение и – ация/-изация в результате влияния прототипических форм.