Читать книгу Перерожденный - Александр Зуев - Страница 2

Неведомый, насыщенный металлом голос, прозвучавший громко и четко прямо в голове, прервал размышления Репы:

– Твой мозг перестал мыслить, ты склонен к самым простым, примитивным решениям. – После короткого смешка голос вынес вердикт: – Я бы тебя просто сбросил к любезным тебе бесам. Но по законам Перехода тебе дается право выбора, ты должен постоять на грани. Можешь понимать это как обязанность осознанного выбора. Так что за тобой право и одновременно обязанность выбрать, где коротать свой век. ВЫБИРАЙ!

В следующее мгновение Репа ощутил себя идущим по острой, с каменными заусенцами, поверхности горного хребта. Слева и справа смертельно крутой спуск вел в горные долины. Острая грань шла далеко вперед и терялась в туманной дымке. Ступни врезались в каменное острие, ломаной нескончаемой линией уходящее вперед. Было больно, текла кровь. Каждый шаг в стремлении избавиться от режущей боли, найти площадку без режущей острой кромки, приводил к новым порезам и вызывал еще большие приступы боли. Слева виднелась долина, заполненная серым туманом, из которого выглядывали силуэты бесов, выплясывающих под неслышную мелодию странный танец. С другой стороны виднелись фрагменты мира, озаренные ярким солнцем. В этом мире было буйство красок и с пронзительной четкостью высвечивались детали его, Репы, жизни. Невидимый бинокль приблизил отдаленные картинки и стала видна жалкая лачуга с покосившимися, вросшими в землю стенами. Под такой же покосившейся крышей, крытой заросшим зеленым мохом шифером с трещинами и подтеками, в убогой комнате лежал он, Репа, точнее, его тело с посиневшими губами, на сжатых уголках которых накапливалась и вскипала ядовито-желтыми пузырями пена. Руки и верхняя часть тела мелко подергивались. Женский равнодушный голос проговорил:

– Кажись, Богу душу отдает. Вон у него вся печень уже через губы выходит. Печень, она первая от спирта сгорает. Так что прощевай, Никитка.

Репа явственно услышал, что настоящее его имя «Никита». Значит Репа – просто обидная кличка, – всплыло в угасающем сознании.

От этих мыслей сознание вернулось и Никита-Репа возвратился на острие хребта. Опять непереносимой болью отдались порезы на голых ступнях. Его качнуло влево, в серый туман. Никита удержался, встал на четвереньки, ухватился за острые грани руками. Почувствовал боль в пальцах и ладонях, из которых стала сочиться кровь. Опять качнуло влево. Вспомнились судорожные боли и жесткий армейский сапог, ввинчивающийся в левый глаз и в надбровье. Захотелось, чтобы все скорее кончилось. Пусть будут серость, запах гнили, разложения и бесы с обезьяньими хвостами. Они хоть и гримасничают, но не бьют коваными ботинками. И самое главное – там, в сером тумане, нет боли и страданий.

Никита почувствовал, как его явственно потянуло влево, судорожно сжимавшие острый базальт руки стали ослабевать.

– Ну и пусть, – решил Никита. Онемевшие от судорожного усилия пальцы стали неметь и вот уже левая ладонь отпустила режущую грань.

Его готовое к исполнению решение нарушил детский крик:

– Папка, не умирай! Я тебя люблю, папка, слышишь! Я тебя всю жизнь на руках носить буду, только не умирай. Ты самый добрый, ты самый лучший из всех. Ты умрешь – я одна останусь на этом свете. Слышишь? Не умирай!

Никита мгновением оборвал все мысли, уперся в базальтовое острие, чувствуя боль, рвущуюся из ран кровь, оттолкнулся одним движением и прыгнул спиной вперед вправо, вниз, прямо на детский голос.

Очнулся, ощущая остатки боли в пораненных ступнях и пальцах. Детский голосок затих, удалился. На смену пришел женский голос, вещавший ему ранее смерть:

– Кажись, представился перед Господом нашим.

Никита кашлянул, выплюнул комок горькой слюны и прошептал:

– Пить дайте, боголюбы чертовы.

Через минуту он уверенно, громко утробно булькая, глотал чистую воду. Выпил до самого донышка полстакана, лизнул последнюю капельку на кромке и выругался:

– Что, воды жалко? Я же просил, дайте попить.

С удовольствием, врастяжку выпил полный стакан, ощутил в нем неприятный хлорный привкус, и сел, опершись на кривую стенку.

Женский голос, звучащий словно из-за ватной стены, прогнусавил:

– Вот чудо, ожил. И слава Богу! А ведь это Машка его с того света позвала. Говорят же: детское желание бывает посильнее Божьего призыва.

Тем временем шею Никиты обняли детские ручки. В голове, вверху справа что-то зашевелилось, укололо мелкими целительными уколами, и побежали странным образом мысли:

– Значит Маша, дочка, та, что выбор сделала, для меня важнее Божьего вердикта, – Мысли у Никиты побежали четкие, в то же время, непонятные. Для него все было новым. Он не помнил ни зрительно, ни ощущениями этой своей убогой каморки, ни женщины, претендовавшей на звание жены. Лишь дочка Маша была единственным существом в этом неизвестным мире, в котором его удержало одно – преданная любовь одного маленького человечка.

Тут Никита вспомнил о ступнях ног и ладонях рук, изрезанных острыми как бритва гранями базальта. С удивлением обнаружил на обеих ладонях и подушечках пальцев белесые шрамы. На ногах свежих белесых шрамов, окруженных розовой кожей, нарождающейся под действием каких-то чудотворных сил, было намного больше.

В голове, под правой частью черепной коробки вновь четко и явственно укололи невидимые иголочки, защелкал какой-то странный метроном. Словно кто-то могучий и милостивый начал отсчет его новой жизни, дал ему шанс начать новый жизненный путь.

Воспользовавшись тем, что неизвестная женщина вышла из комнаты, Никита с трудом разжал детские ручки, усадил девочку на матрасе напротив себя и погладил по щеке:

– Успокойся, миленькая, теперь я буду жить долго-долго. И жить буду в основном для тебя, потому что ты спасла от смерти, потому что на этом свете только ты меня и любишь. А в ответ на настоящую любовь всегда получишь благо.

Никита вытер тыльной стороной ладони губы и попросил:

– Машенька, у меня проблемы. Я память потерял полностью. Это называется полная ретроградная амнезия. Единственное, что в памяти моей сохранилось – так это ты. Так что ты мне ответь на несколько вопросов, потом еще много-много вопросов будет. Ты ведь поможешь мне все вспомнить, всю мою жизнь, пусть воспоминания будут неприятные, позорные?

В ответ девочка качнулась вперед и звонко чмокнула его в щеку.

Никита почувствовал, как защемило в сердце, как неведомая сила вошла в тело и теплая волна охватила, приподняла над утлой, убогой обстановкой. Влекомый этой волной Никита подхватил Машеньку на руки и пообещал:

– Машенька, я теперь пить не буду, я теперь буду совсем другим. Ты меня назвала самым лучшим, самым добрым. Теперь только таким и буду. Ты еще обещала меня всю жизнь на руках носить. Теперь и тебе точно обещаю: буду тебя носить до той поры, пока замуж не выйдешь. А потом – только такому жениху тебя доверю – который в самом деле тебя всю жизнь на руках пронесет.

А теперь, доча, скажи, как моя фамилия и мое отчество?:

– Никита Петрович Демидов

А маму нашу как звать:

– Нина Ивановна, Демидова.

Как наш город называется?

– Саратов.

Какой сейчас год?

– 2015, 10 июля

А сколько лет мне, тебе?

Тебе 33, мне целых двенадцать, а мамке нашей 35.

Никита почесал голову, ощутил ежик грязных волос.

– Машенька, а я работал где-нибудь, где мы деньги добываем?

– Папка, ты нигде не работаешь, пьешь разный спирт. И мама нигде не работает. Меня содержит бабушка, твоя мама, она мне и школьную одежду покупает, и портфель, и школьные обеды оплачивает. Вас с мамкой лишили родительских прав, потому что вы алкаши, больные люди. А меня в опеку бабушке отдали. Но мне вас жалко и потому я часто у вас бываю, за тобой ухаживаю. Ты ведь сегодня чуть не умер! Я бы это не пережила!

– Все, Машуля, все мое пьянство теперь позади. И амнезию мою мы вместе с тобой вылечим. Я все для тебя сделаю… И вдруг, неожиданно для себя Никита продекламировал:

Мы будем работать, все стерпя,

Чтоб жизнь, колеса дней торопя,

Бежала в железном марше…

Маша взяла отца за руку и внимательно посмотрела в глаза:

– Папка, ты стал в один момент другим. Ты никогда не говорил такие слова, никогда стихов не читал. Ты вообще никаких книжек не читал. Ты другим с того света вернулся?

Никита приподнял дочь и тут же устало опустил:

– Знаешь, я свой организм долгие годы гробил. Теперь буду восстанавливать. И ты мне поможешь, ладно. Вместе мы горы свернем!