Читать книгу Перерожденный - Александр Зуев - Страница 6

Через пару недель Никита уже представлял собой совсем другого человека. Купленный в рассрочку дешевый контрафактный джинсовый костюм хорошо смотрелся на его подтянувшейся, собранной фигуре. Особо костюм соответствовал глазам, которые, как оказалось, были василькового цвета.

Приходя на рынок, Никита шел в выделенную ему с Костяном подсобку, там переодевался в строгий темно-коричневый комбинезон, плотно стянутый широким поясным ремнем.

Каждый рыночный день приносил ему множество интересных открытий, самыми важными из которых были открытия внутри самого себя.

В первые дни он старался переделать себя, подстроиться под рыночные правила. Например, все там, невзирая на возраст, обращались друг к другу только на «ты». Исключение составлял только директор Петр Петрович – колоритная личность, пробившаяся в современность из криминальных войн далеких девяностых. Как выражался сам директор, пропорция выживших и отправившихся из тех времен на обширные городские кладбища составляла один к ста. Он и был той самой единицей. И потому все обращались к нему на «вы».

Все попытки Никиты подстроиться под эту норму были прерваны им же. Произошло это на третий день его рыночной карьеры, когда он подвозил ящики и пластиковые упаковки к ларьку номер 34, где торговала Марина, женщина средних лет с крутым нравом и грубым характером. Марина нещадно и изобретательно материлась, что постоянно ввергало Никиту в состояние оторопи и полного смущения.

Когда Никита со своей супертележкой подвез краски и растворители к ларьку и аккуратно их расставил на прилавке, Марина въедливо всмотрелась в его фигуру:

– Слушай, красавчик, я все думаю, чего это ты выкаешь, может считаешь нас всех быдлом, а себя фринцем (нажимая на «ф») голубых кровей?

Никита, успевший отойти на несколько метров, вдруг решился ответить, да так, чтобы утвердиться в своем «вы», в своем отношении к этому новому миру.

– Знаете, Марина Петровна, напротив, – Никита остановился напряженным взглядом своих васильковых глаз на лице женщины. – Это мое принципиальное уважительное отношение к людям, особенно к женщинам. Вот ведь вы, Марина Петровна, внутренне очень, очень хотите, чтобы вас уважали, ценили, любили. И я того же хочу. Если я все время буду к вам на вы, это значит: я ценю в Вас красивую, сильную духом и обаятельную женщину. Я так считаю, и меня никто не переубедит. А ведь Вы такая и есть! И как хотите, ругайте, материтесь, буду звать Вас на ВЫ, буду ценить в Вас женщину и человека.

Никита развернулся и сделал несколько замедленных шагов к своей тележке, так же медленно покатил ее вперед, ожидая язвительных окриков вслед.

Но сзади было тихо, необычайно тихо. Не оглядываясь, Никита почувствовал спиной взгляд Марины Петровны и женщин из соседних ларьков. И что-то в этих взглядах говорило: «А ведь парень прав…».

С этого дня неловкость и недоумение вокруг Никиты стали таять и исчезать, словно рыночные правила снизошли до того, что сделали для него исключение.

В этот день вечером Никита решил написать кое-что «для себя».

Неделю назад после подвоза товаров к канцелярскому ларьку, ему подарили школьную общую тетрадь в мягком синем переплете. С тех пор она сиротливо лежала на пыльном подоконнике. И вот в этот вечер Никите показалось, что тетрадь стала источать теплый воздух, который восходящей волной стал слегка колыхать старую занавеску.

В момент спора с Мариной Петровной он почувствовал, что владеет чем-то важным, какой-то жизненной силой, которую познал в той, прожитой жизни. Из глубин памяти вплывали лица, даты, необычные слова, сплетением которых только и можно было воспроизвести великие истины, основы человеческого мироздания, к которым он приблизился когда-то.

Никита почувствовал легкое приятное показывание в правой части головы, мысленно поприветствовал личность того, кто там настойчиво просыпался, и принялся писать так, словно невидимая сила водила старенькой шариковой ручкой по плотной бумаге…