Читать книгу Клин пролетающих птиц - Александра Михневич - Страница 3

Посмотрев «Спокойной ночи, малыши!», внучка укладывалась спать.

Но – только после обязательной бабиной сказки.

Баба уже перебрала все известные народные и литературные сказки, и просто занимательные истории. Теперь приходилось сочинять самой.

Наибольшим успехом у внучки пользовался один и тот же сюжет, в разных вариациях. Жила-была одна маленькая девочка, в общем-то, хорошая – так, только, иногда непослушная (здесь внучка несколько напрягалась).

Но потом она исправилась – и все стали любить её ещё больше (тут она успокаивалась, довольная). Что она делала, что видела, куда ходила, с кем дружила…

До конца она обычно не успевала дослушать, потому что засыпала.

Порой баба, накануне поспавшая совсем мало, приходила домой с работы уставшая, но внучка требовала сказку.

Баба рассказывала, клюя носом, речь становилась всё бессвязнее.

Внучка вскакивала, заглядывала ей в лицо и говорила торжествующе:

– Ага, ты спишь!

Баба встряхивала головой, пытаясь прогнать липучий и такой сладкий сон. Оправдывалась, что нет, не спит – рассказывает! – и продолжала сочинять. Голова опять клонилась, глаза слипались… Но неугомонный маленький тиран не давал покоя:

– Ага, ты всё-таки спишь!

В девять вечера дед усаживался в кресло у спальни и смотрел программу «Время».

Дверь в спальню плотно закрывалась, звук делался очень тихим, чтобы не мешал внучке спать. Но иногда внучка вдруг слышала сквозь сон:

– Гнида! – ругался дед на какое-то высокое лицо. – Встретил бы я тебя, да ты же, гад, по улицам не ходишь! Приклеил зад к тёплому креслу и врёшь! Мразь! – ярился дед.

С кухни или из ванной прибегала баба, шикала на деда – ты что, ребёнок же спит! Дед сразу умолкал. Бросал тревожный взгляд на дверь в спальню, с силой тянул круглую ручку на себя, чтобы закрыть ещё плотнее. Взглянув на экран, снова сверкал глазами и свистящим шёпотом изрыгал ругательства.

Фильмы дед не очень любил. Если и начинал смотреть, часто выключал на середине, вполголоса отпустив едкое замечание.

Зато футбол неизменно притягивал его к экрану.

Когда комментатор всё громче и выше скороговорил «…опасный голевой момент!», дед подавался вперёд, вцепившись в подлокотники. Голубоватое свечение чёрно-белого экрана освещало лицо. «Да что ты тянешь!» – отрывисто заклинал дед игроков, и больше никого сейчас в целом мире не существовало.

Через миг взмахивал руками, откидывался на спинку кресла и произносил, в зависимости от ситуации: радостное и уважительное «молодцы», если наши забили гол.

Или просто «мазила»; но тут он ругался беззлобно.

Баба тоже включала телевизор не часто.

Но старалась не пропустить «Тени исчезают в полдень», украдкой утирала слезу.

Иногда в кресло к бабе или к деду подсаживалась внучка.

И спрашивала:

– А почему с дедом я помещаюсь свободно, а с бабой тесновато?

Дед отвечал, посмеиваясь и глядя на бабу с нежной ехидцей:

– Женщины покруглее и помягче, потому что у них жирок на теле копится, а у мужчин всё в нервы уходит.

– Жирок – это который в супе, что ли, плавает, но как он может копиться на теле, – удивлялась внучка, – и что такое нервы?

Дед только усмехался.

Высокий и худощавый, пропорционально сложённый, прямая спина, прямой нос и выступающий кадык. Одевался по моде, любил чёрные плащи и шляпы, всегда в хорошо отутюженных брюках и рубашке. Пепельная чёлка, позже седая, свободно спадала на лоб. Он был похож на актёра Василия Ланового в роли генерала Вольфа из кинохита «Семнадцать мгновений весны». Горящие глаза, словно воспалённые, такая же артикуляция, да и внешне похож.

Изредка, в благодушном настроении, дед играл на трофейной губной гармошке. Внучка решила, что это проще простого. Тоже хотела подудеть, но ей удавалось извлечь лишь однообразное сипение. Дед предлагал научить, но у неё так и не хватило терпения.

Зато она полюбила смотреть балет.

Баба свозила её в Самару на «Щелкунчика», с заходом в гости к своей младшей сестре. Из Академического театра оперы и балета внучка вышла зачарованная. И с тех пор баба стала ей дома включать балет.

Пока она возилась по хозяйству, внучка в комнате дрыгала ногами и крутила руками, воображая себя завзятой танцовщицей.

– Вот и училась бы ходить как в балете, «ёлочкой», – как-то сказала баба.

Внучка попробовала, но ей быстро наскучило напрягаться.

Да и какая разница, как ноги становятся, рассуждала она, лучше по сторонам смотреть. Вокруг столько интересного!

В Новый год баба обязательно устраивала в квартире ёлку.

Пышное необъятное дерево занимало в комнате много места и упиралось в потолок. Его не задвигали в угол, чтобы детишки могли обходить ёлку кругом.

Верхушку подрезали и надевали ярко-рубиновую стеклянную звезду.

Из «тёмной комнаты» доставались две большие картонные коробки. Из них извлекались проложенные серо-жёлтой ватой стеклянные заснеженные шишки, усыпанные блёстками сверкающие шары, витые блестящие сосульки и яркие фонарики, фигурки сказочных персонажей и зверей, Деды Морозы и Снегурочки всевозможных конфигураций.

Внучка удивлялась – почему у некоторых игрушек не петельки сверху, а железные прищепки снизу. Баба объясняла:

– Этими игрушками украшали ёлку уже тогда, когда ещё твоя мама была такая, как ты, – и внучка старалась держать их бережнее.

Баба с удовольствием возилась с длинной гирляндой из цветных лампочек, спрятанных в пластмассовые лилии. Осторожно просовывала провод сквозь ветки, прилаживала наилучшим образом. Набрасывала переливающийся дождик, раскладывала блестящие снежинки и звёздочки. Цепляла конфеты и шоколадные медальки в золотой фольге. Растягивала в гирлянды и развешивала под потолком сложенные гармошкой бумажные фонарики и разноцветные флажки, тоже из бумаги, с весёлыми героями из мультиков.

Внучка вертелась тут же, возле оттаявшей и пахнущей зимним лесом ёлки, в радостном возбуждении и ожидании волшебства. В холодильнике ждали мандарины, многочисленные заготовки, вкуснейший шоколад в разных видах, присланный из Москвы с поездом или переданный с кем-то из родственников.

Под нижние еловые лапы прятались хлопушки и гостинцы для знакомой детворы, которую баба приглашала в гости к внучке водить хороводы и праздновать Новый год.

Поначалу внучка протестовала, пытаясь всё захватить себе.

Пускай только ей достаются все подарки от её бабы!

Но баба объяснила, что ей и так достаётся всё самое лучшее. А если она будет жадничать, с ней никто не захочет дружить, и придётся играть одной.

И она сдалась. Согласилась – и сразу успокоилась.

Однажды заглянула соседка с другого этажа, в длинном цветастом халате и с шиньоном. Увидела ёлку, ещё не оттаявшую, только привезённую родственником из лесхоза. И заявила, что она ёлку лучше украшает – по всеобщему мнению. Красивее.

– Так мы можем проверить, – засмеялась баба. – Новый год послезавтра. Давай завтра вечером и посмотрим.

– Так я завтра зайду! – сказала соседка. – Кто проиграет, с того бутылка.

Назавтра соседка пришла, едва окинула оценивающим взглядом украшенную ёлку. И сразу пошла к выходу.

– Ты куда? – удивилась баба.

– За бутылкой.

– Так давай сначала твою посмотрим!

– Сейчас уже не обязательно, – проворчала соседка, – а так заходи, когда хочешь.

Спереди ёлки, меж пушистых веток, ставился самый большой метровый Дед Мороз из папье-маше. Солидный, в красном тулупе, розовощёкий, улыбающийся, с бородой и слегка облупившимся носом картошкой. Рядом – пожелтевшая от времени Снегурочка с толстой косой.

Они тоже из маминого детства, – размышляла внучка.

И пыталась представить, как люди жили тогда.