Читать книгу Поиск - Александра Морозова - Страница 6

С Ильей мы всё-таки помирились.

У Мира ночью случился сильнейший приступ. Проснувшись от его хриплых криков, я даже испугаться не успела – начала судорожно вспоминать комбинации лекарств.

Как ни странно – Илья оказался возле сына раньше, чем я, и пока мои трясущиеся руки набирали в шприц раствор, его руки гладили и обнимали Мира за плечи.

Мир родился с пороком сердца – стенозом аортального клапана, от которого у него развивалась сердечная недостаточность.

Самая важная часть нашего сердца – левый желудочек. Из него кровь выбрасывается в аорту – главную артерию в теле человека. В месте соединения левого желудочка и аорты находится клапан, который, когда сердце сокращается, выпускает кровь, чтобы она могла насытить кислородом все органы, а когда расслабляется – не даёт ей с обратной тягой вновь попасть в сердце.

У Мира этот клапан работает неправильно. Его сердце часто – при физических нагрузках или волнениях – трудится усиленно, но кровь, возвращаясь в левый желудочек, не может в полной мере насытить все органы кислородом. Сердце стучит на пределе – и вхолостую.

Тогда случаются приступы.

Миру начинает казаться, что он задыхается, в области сердца появляется боль, а вместе с этим – паника.

Сначала у него, потом – у меня.

Лечится его заболевание только операцией. В нашей стране не так много больниц, где такие операции проводят, – пальцев на руках вполне хватит, чтобы их сосчитать. Зато детей, которые нуждаются в хирургическом вмешательстве, сотни тысяч. Очередь продвигается медленно. Иногда начинает казаться, что она не движется совсем. Замирает, как навеки остановившееся сердце.

Скорая приехала быстро, но приступ к тому времени уже начал проходить. В больницу мы поехали все втроем. До утра я с одной стороны, а Илья с другой сидели у кровати Мира, который мирно спал, подключённый к кардиомонитору.

Илья ничего не говорил. Просто сжимал мои ладони поверх одеяла и смотрел на меня, чуть вздрагивая уголками губ и искренне дружелюбно приподнимая брови.

В таким моменты мне казалось, что мы до сих пор одна семья, что если и не любовь, то какое-то другое, ещё пока сильное чувство, что-то в духе родственной привязанности, нас держит. Что мы можем быть вместе, можем даже прожить рука в руке всю жизнь. Что притёрлись друг к другу, вросли в души, соединились израненными сердцами. Что рвать будет больно, да и не за чем…

Так иногда бывало. Может быть, мы достигали того состояния, о котором мечтали, когда шесть с половиной лет назад говорили в загсе: «Да». Обиды как-то вдруг совершенно нелепо забывались или казались до того мелкими, что не простить их было бы большой глупостью.