Читать книгу Записки свихнувшегося дедушки - Алексей Алексеев - Страница 4

Я снова открыл глаза и вернулся в реальность. Солнце ярко светило. Вставать из шезлонга не хотелось. К сиянию хрустальных деревьев добавились звуки ледяных сосулек, сдуваемых с крыши дома. В воздухе они ударялись друг о друга, производя ни с чем несравнимый звон. Яркие блики сверкали на елочных игрушках и бутафорском «дожде» из фольги, украшавшем елку, – самую красивую и пушистую из всех елок, высаженных вдоль участка.

Новый Год и Рождество давным-давно прошли, но украшения с ветвей снимать почему-то не хотелось. Это – Елка Мамы. Она была посажена на следующий день после Наташиной свадьбы. Мама оставила ее в память о себе, кроме «Более пятидесяти признанных за рубежом научных работ в области радиационной и химической биологии, результаты которых могут быть использованы при выполнении Продовольственной Программы» (как утверждала ее характеристика, написанная руководством для продвижения на следующую ступень научной лестницы), кроме маленькой квартирки, и, конечно же моря тепла, а еще кроме детей, внуков и правнуков, которые, несмотря ни на что – тоже память о ней и ее продолжение.

Я вспомнил, как мы шли за этой елкой к лесу через не паханое поле, покрытое пятнами бирюзовых колокольчиков и белых ромашек в которых так здорово валяться, смотреть в небо и слушать гудение пчел. Это гудение ничего общего не имеет со звуками, издаваемыми занудными мухами – мыслями с интонациями Андрюши, которые, порой одолевают меня. Это – звук зарождающейся жизни, даваемой пчелами, переносящими пыльцу с цветка на цветок, это – песня любви и счастья. Мама и Тая сплели венки и находились в прекрасном настроении. Потом я катил по полю тачку с выкопанными для посадки вдоль участка растениями.

Мамина Елка была тогда совсем маленькой. Выкапывая ее, я повредил корень, срезав его часть лопатой. Поэтому он представлял собой торчащий в одну сторону длинный и уродливый отросток, который Мама решила подровнять секатором и случайно почти весь отрезала. Несмотря на такое уродство, елка была не только посажена, но и успешно выросла, превратившись в самую красивую из своих сестер…

…Большой оттаявший под солнцем пласт снега с шумом сполз с крыши дома и сочно шлепнулся на булыжники, ограждающие клумбу у веранды. Звук выдернул меня из воспоминаний. Открыв глаза я оказался снова в шезлонге под сиянием солнца и его бликов в толстом слое льда на ветвях. Было совсем по-весеннему тепло, хотя стояли последние дни января. Солнце нагрело куртку, надвинутый на глаза капюшон и шапку. Вставать не хотелось. Я снова задремал, подняв нос и усы вверх к солнцу, как нерпа, заснувшая в холодной воде недалеко от борта, когда из воды торчит ее смешной усатый нос – поплавок.

Опять, окунувшись в полудрему, я почему-то вспомнил время, проведенное с семьей в заполярье. Стоишь вечным дежурным по кораблю, казалось ничем тебя не удивить, но выходишь на верхнюю палубу, смотришь на воду и сначала не понимаешь что это. Когда же затуманенные к концу дежурства мозги, наконец, находят ответ: «Это – спящая нерпа», улыбаешься. Даже забываешь о старпоме-идиоте, который опять грозился, что через сутки стоять тебе дежурным по кораблю, и так до тех пор, пока «Правильно и четко, не будут использоваться по трансляции командные слова, согласно Корабельному уставу ВМФ без всяких вольностей!»… А спящей нерпе плевать на то, что на дворе – девяностые, денег не платят. Подработать негде (да и через сутки, стоя дежурным некогда), а украсть, – не то что нечего, просто совесть пока не позволяет. Также спящей зверюге все равно, что Тая с Наташкой в общежитии эскадры сидят, а для жены работы просто нет. Нерпе не ведомо, что в магазинах ничего по приемлемым ценам съедобного не найти, кроме фиолетовых утиных тушек с остатками растительности на гузках, размягчить которые не способно даже многочасовое пребывание в кипящей воде. И, конечно манго. Да, манго, в консервированном виде в двух вариациях – сок и пюре (сок с мякотью). Этот чудо-фрукт, порой выглядел в полярную ночь злой насмешкой военторга над всеми нами.