Читать книгу Не судьба - Алексей Анатольев - Страница 3

Как вникнуть в тонкости жизни в других странах? Для этого не годятся кратковременные туристические поездки под бдительным наблюдением переводчиков, гидов и кагэбэшников. Там следует поработать, пожить некоторое время, походить одному по улицам, побывать в местных магазинах, почитать тамошние газеты, посмотреть их телепередачи и послушать их радио, то есть по возможности как можно глубже окунуться в их повседневную жизнь. Но для этого необходимо знание иностранных языков. Отец съездил дней на десять в «социалистическую» Чехословакию, упрочив той поездкой свою положительную характеристику, после чего ему доверили право посетить «капиталистическую» Францию. Но что отцу дали эти две поездки? Ведь он не знал иностранных языков и даже никогда в своей жизни не помышлял об их изучении, а сыну как-то в разговоре сказал, что «зазубривание иностранных слов для того, чтобы хоть чуть-чуть изъясняться на чужом языке, – всё же, как ни крути, занятие недостойное мужчины». Из той поездки отец Юры вынес лишь чешское приветствие «Честь працы!», что-то вроде «Слава труду!». Он тогда ещё наивно надеялся, что сын выберет техническую специальность.

Позже Юра узнал, что и сам его отец Игорь Николаевич вначале не намеревался стать металлургом, но суровая советская действительность разрушила его планы. Он с детства интересовался изобразительным искусством и архитектурой, однако в поступлении в архитектурный институт в Москве и Ленинграде ему было отказано. Подвело происхождение: дед Николай Алексеевич был неплохо оплачиваемым чиновником уездного уровня и даже нанимал бедных крестьян для обработки своего земельного надела. Отец вместе с некоторыми братьями и сёстрами, которых всего в их большой семье было девять человек, уехал на Урал, где строителям нового металлургического комбината и нового города предоставлялось право зачисления в создаваемые заново горно-металлургический и педагогический институты независимо от социального происхождения. То же самое можно сказать и о матери Юры Валентине Федотовне: её отец Федот Павлович был начальником маленькой железнодорожной станции, следовательно, тоже чиновником «преступного царского режима». Пролетариев и коммунистов Федор Павлович открыто презирал до самой смерти. Таких, как он, в СССР полагалось притеснять. Их дети в те годы вполне официально причислялись в СССР к так называемым «лишенцам» и не имели права поступать в вузы. Их сознательно обрекали на низкооплачиваемую работу. Неудивительно, что родители Юры очень многого боялись, особенно разговоров на околополитические темы.

Единственный выход для молодёжи из семей «лишенцев» заключался в перемене места жительства с центральных российских областей куда-либо на восток вплоть до Тихого океана, где с началом первой пятилетки развернулись гигантские стройки. Судьба свела будущих родителей Юры в продуваемой ветрами уральской степи на строительстве металлургического комбината и города. Его мама со старшей сестрой Полиной и их братом Константином тоже нашли работу на Урале в том же городе. Всех их привлекла перспектива поступления в вуз и возможность подняться по советской социальной лестнице, чего не могли дать им ни Саратов, ни Винница, ни Киев, ни тем более Москва. Потом сестра и брат мамы уехали оттуда и удачно устроились в других городах. Брат по разнарядке комсомола поступил в высшее военно-морское училище во Владивостоке, а тётя – в текстильный институт в Москве, что стало возможным благодаря протекции её очередного мужа, советского чиновника среднего масштаба. Будущая мать Юры познакомилась сначала с тётей Лизой, поскольку обе были первыми красавицами молодого города. Однако, в отличие от большинства подобных ситуаций, они с самого начала знакомства вместо соперничества скооперировались и активно помогали друг другу, устроив почти одновременно свои судьбы: Валентина – с невзрачным на вид, но подающим большие надежды занудным и настырным братом тёти Лизы, который стал отцом нашего главного героя, вторая – с бывшим ухажёром Валентины высоким красавцем Николаем, первым в городе танцором подпольных западных танцев и покорителем девичьих сердец, но оказавшимся, при всех его положительных качествах, больным туберкулёзом, сведшим его вскоре в могилу. После смерти мужа молодая вдова, пожадничав, не выбросила и не отдала другим оставшиеся от покойного солидные запасы папирос и сама стала яростной курильщицей, оставшись приверженной этой пагубной привычке до самой смерти в 89 лет. Она курила в основном дешёвые и очень крепкие папиросы, но примерно с 1970-х годов перешла на сигареты с фильтром. Валя же с детских лет возненавидела курение и запах табака, что не помешало ей в 40-летнем возрасте выйти замуж за заядлого курильщика и смириться с курящей дочерью, вышедшей впоследствии замуж за американца во время стажировки в США и оставшейся там на ПМЖ.

Не без участия той же тёти Лизы произошёл один комический случай, оставшийся в памяти нашего главного героя. На десятилетие Юры тётя подарила ему неплохо изданный по тем скудным советским меркам трёхтомник Пушкина, стихи которого она и её дочь очень любили. Подарок был преподнесен в квартире Юры и его родителей за роскошно по тем временам уставленным обеденным столом, где присутствовали тётя Лиза и её дочь. Юра был очень рад подарку. Отец Юры сказал, что тоже всегда с удовольствием читал Пушкина, и попросил сына отложить в сторону тарелку с большим куском вкуснейшего торта, купленного в особой секции главного в городе «Гастронома», обслуживавшей руководство металлургического комбината, взять один из томов и прочесть первое попавшееся вслух, а присутствующим предложил продолжить, если смогут. Начитанная тётя Лиза заранее предвкушала себя победительницей. Юра взял том Пушкина в хорошем переплёте, но на неважной бумаге, открыл его и стал читать:

– Пупок чернеет сквозь рубашку,…

– …Наружу титька – милый вид, – подхватила эрудированная тётушка, но тут же увидела перекошенную физиономию своего старшего брата и замолчала. Наступила неловкая пауза. Отец Юры взял из рук сына книгу, вооружился очками и стал внимательно изучать текст. Мама Юры смотрела на всех испуганными глазами. Валя не без ехидства улыбалась, предвкушая интересный скандал на благопристойном семейном торжестве.

– Лиза, – разражённым голосом сказал Юрин папа, – что ты подсунула своему племяннику? Может, это белогвардейское издание? Откуда такое у Пушкина?

– Это трёхтомник великого поэта, разве не видишь? И издательство солидное, в Москве напечатано к 150-летнему юбилею со дня рождения Пушкина. Мне стоило больших усилий достать его. Пушкин ведь не только сказки сочинил.

– Лиза, но тут нехорошие слова!!! Взрослому читать такое стыдно, а ребёнку категорически недопустимо! Разве Пушкин мог написать такое?!!

– Пушкин ещё и не такое сочинил! Потом на ушко продекламирую. Ты, мой дорогой, сам виноват. Юрочка открыл и прочёл первое попавшееся. И ещё скажу, что ты, оказывается, Пушкина мало читал. А если бы твой сын на «Графа Нулина» или что-либо подобное наткнулся, что бы ты тогда сказал? Стихи «На картинки к роману «Евгений Онегин» в журнале, как его там,… вспомнила, «Невский альманах» всегда проходили цензуру, даже советскую. Пупок и титьки – слова вполне литературные, с моей точки зрения. Вон у Валечки какие аппетитные груди сформировались! Скоро невестой станет.

– Попрошу без намёков и без мата! Вижу, Лиза, что ты уже выпила слишком много цинандали. Согласен с тобой, это не твоя вина. Составители трёхтомника поторопились включить похабщину, а о приличиях не подумали! Этих строк Пушкина и, как его там, «Графа Нулина» я не читал. Вот что, возьму-ка я эти три тома и запру их в своём письменном столе. Когда сыну исполнится шестнадцать, выдам ему всю эту срамоту. А пока нельзя. Пусть лучше «Тимура и его команду» перечитает.

Юра получил пушкинский трёхтомник лишь в Москве. Так его «высоконравственный» папашка блюл благочестие своего единственного сына. Нормально ли так поступать? Неудивительно, что Юра с ранних лет перестал не только любить, но и уважать отца.

Юра рано уяснил, что для работы за границей ему необходимо соответствующее образование, совершенно отличающееся от того, какое получил отец, окончивший горно-металлургический институт. А главное, что для Юры стало непреложным условием, ему надо знать языки. Само собой, в первую очередь английский, в дополнение к нему французский (chaque intellectuel doit parler français, n’est-ce pas?) и ещё какой-нибудь более-менее экзотический, с помощью которого можно будет занять исключительное положение. Разумеется, Юра предпочёл скрыть свои мысли о загранице решительно ото всех и в первую очередь от родителей, которым он не доверял примерно лет с пятнадцати. Позже он понял, что таких, как его родители, называют совками. Так постепенно Юра всё больше отчуждался от родителей, теряя к ним интерес, кроме материального.

Его кузина Валя между тем смогла побывать в ГДР. Рассказы Вали об увиденном и услышанном там ещё больше воодушевили Юру и укрепили его диссидентские настроения. Он стал уделять английскому языку ещё больше внимания, попутно обнаружив в себе желание грамотно излагать свои мысли на русском.

Уже в послесоветское время при встрече с Юрой Валя сказала ему:

– А ты всё же молодец! Сумел выстоять перед напором своего отца и избрать другое поприще, изучил три иностранных языка, поработал за границей. Жаль, что у меня не получилось. Настоящую Германию, то есть вне советской оккупационной зоны, я так и не увидела. Это у нас с тобой от нашего деда Николая Алексеевича. Он ведь знал немецкий язык, потому что в соседнем селе жили немцы, и дедушка чуть не женился на молоденькой немке. Я это узнала от старухи, которую дед отверг ради той немки и потом ради нашей бабушки Анны Ивановны, которую ему подсунули родители. А ту немку и всю её немецкую родню ещё до войны расстреляли, они якобы оказались шпионами. Мне вот интересно, смог ли бы ты, конечно, чисто гипотетически, жениться на японке?

– Что ты, Валя! Японки коротконогие, плоскогрудые и страшные. У меня бы на японку не сработала эрекция. Я поклонник европейского типа женской красоты, то есть не брюнеток, с нормальным носом, длинными стройными ногами и заметной грудью.

– Я тоже отвергла бы японца и вообще азиата и африканца. Мне они противны. (Отмечу в скобках, что Валя вышла замуж за обрусевшего татарина.)

Английский давался Юре легко. Если бы только он в те годы оказался чуть настойчивее, если бы его родители оказались чуть умнее и дальновиднее, можно было бы без лишнего напряга вытянуть ненавистные предметы на четвёрки, зато приналечь на английский и ещё параллельно учить французский, потому что для проведения каждого урока иностранного языка их класс и параллельный класс делились примерно пополам: две половинки объединялись на урок английского, другие две половинки – на урок французского. Можно было бы вполне без всякого риска ходить попеременно то на английский, то на французский, и к тому же обе училки – английского и французского, «англичанка» – старая и несуразно толстая, а «француженка» – чуть помоложе, тощая и с большим рубильником – поддержали это желание Юры. Школьные программы по English и français всегда были и до сих пор остались тупо примитивными, и чтобы не суметь их освоить, нужна лишь внутренняя убеждённость в их ненужности. Так до сих пор поступает подавляющее большинство школьников, только они родителям и учителям никогда в этом не признаются. Но, на свою беду, Юра рассказал об этом намерении родителям, и папашка с воплями и нелепыми умозаключениями зарубил эту идею, да ещё осмелился на наглый разговор с обеими училками, а потом наябедничал на них завучу: «сына подбивают на какую-то глупость». Ему, видите ли, зачем-то очень нужно, чтобы сын стал золотым медалистом! А на кой эта медаль? Так рухнула мечта иметь в аттестате свидетельство освоения школьного курса двух иностранных языков. Перед обеими учительницами Юра извинился за отца. А завучу прямо сказал: «Отец не понимает меня. Сам неуч и меня хочет оставить таким же». За критику отца завуч Юру, разумеется, одёрнула, но вместе с тем согласилась, что знать французский вдобавок к английскому совсем не грех.

Итак, в школьные годы идеала Юра не нашёл. Золотую медаль он засунул в заднюю часть нижнего ящика огромного письменного стола, а потом она потерялась при переезде на другую квартиру. Она его всегда угнетала как напоминание о попусту потраченном времени на всякую там скучнейшую физику с математикой и вонючую химию с тригонометрией. Месяцы и годы бездумно растрачиваются каждым из нас в детстве и юности, но потом всем нам не хватает времени в зрелом возрасте. Нехватка оставшегося в старом возрасте времени «на доживание» – это вообще жуткая катастрофа, смысл которой молодым неведом и познаётся лишь в пенсионном возрасте.

В отличие от сверстников, Юра никогда не мечтал стал моряком, лётчиком, космонавтом или ещё кем-то из покорителей морских и воздушных стихий. Он всегда избегал риска. В покорении неба и тем более космоса он не видел иного смысла, кроме укрепления оборонной мощи государства. Его привлекали профессии, не лишённые комфортного образа жизни и не связанные с экстремальными ситуациями. Не видел он примеров для подражания и в прочитанных книгах. Литературные персонажи казались ему совершенно нереальными, а многие из них были даже неприятными, например, полоумный Павка Корчагин. Более-менее неплохим у Пушкина получился Евгений Онегин, только зачем он стал цепляться к женщине, которую ранее отверг? Недостаток самолюбия? Ищи кого-либо посвежее, однако Онегин полез к замужней Татьяне! Неужели забыл, что уже отверг её? Как будто других привлекательных женщин он не видел! Впоследствии Юра отнёс к понравившимся ему литературным персонажам Вронского: тот был прав, когда бросил надоевшую Анну Каренину, ставшую никому не нужной. Анне, по мнению Юры, стоило периодически менять любовников и дожидаться смерти нелюбимого мужа. А в более зрелом возрасте Юра постиг суть колдовских чар типа тех, которые исходили от Настасьи Филипповны из романа «Идиот», и приблизился к пониманию смысла страданий её поклонников, хотя сам страдать так и не стал. Это не его стиль жизни.

Самые светлые воспоминания школьных лет московского периода связаны с весьма неровной, изменчивой и даже прерывавшейся на много лет дружбой с одноклассником Валерием, оказавшимся во многом антиподом Юрия. Валера любил физику и математику, был отличным спортсменом, впоследствии стал продвинутым учёным, да ещё и с предпринимательской жилкой, столь ценной в послесоветской России. Их дружба началась с короткой драки, оставившей лиловые фингалы на их физиономиях. Объяснения обоих дома перед родителями оказались сочинёнными как под копирку: «оступился и упал с лестницы». Юра дважды был свидетелем на бракосочетаниях Валеры, а Валера был знаком со всеми тремя законными жёнами Юры, и Юра уже загадал, что в случае четвёртого бракосочетания свидетелем жениха будет Валера. К несомненным достоинствам Валеры Юра относил прежде всего приверженность крепким семейным устоям и любовь к детям, чего Юра в себе решительно не находил. Их встречи почти всегда выявляли несхожесть их позиций по всем пунктам, будь то идеальная форма женского носа или отношения между Россией и Японией. Они спорили и иногда больно задевали друг друга, однако потом всегда остывали и возобновляли контакты, находя новые острые темы для дискуссий.

Примерно в 9 классе Юра решил, что будет поступать в МГИМО. Поступление в желанный институт оказалось для Юры гораздо спокойнее, чем он сам ожидал. Набрав максимально возможное количество баллов, он был зачислен на первый курс факультета международных отношений и определён в японскую группу, то есть ему было определено заниматься Японией. Очень хорошо, что не грязной негритянской Африкой или какой-нибудь отсталой Камбоджей, подумал тогда Юра. «Почему Япония?» – удивился отец, но потом и до него дошло, что Япония для СССР чрезвычайно важна. К занятиям Юра приступил с нескрываемой радостью, потому что изучаемые предметы были ему все интересны, не было вонючей химии, не было никакой математики с физикой, институтские преподаватели оказались милыми и интеллигентными, особенно те, кто преподавал японский: они вообще относились к величинам, можно сказать, мирового уровня. С ними Юра после окончания института не раз встречался в России и в Японии как со старшими коллегами по работе, продолжая советоваться и перенимать их знания и опыт.

На школьные и институтские годы Юры выпало несколько крупных международных и внутригосударственных событий, почти все из которых, как принято теперь говорить, оказались судьбоносными.

Февраль 1950 года – договор между СССР и КНР о военно-политическом союзе, оказавшийся не только не вечным, но даже и недолговечным. Обе коммунистические диктатуры были весьма далеки от взаимного доверия и спустя 19 лет даже умудрились сцепиться в непродолжительном и мелкомасштабном вооружённом столкновении.

Лето 1950 года – начало войны между двумя корейскими государствами. При поддержке Сталина и недавно провозглашённой Китайской Народной Республики некий Ким Ир Сен, родоначальник псевдосоциалистической и по своей сути монархической династии диктаторов Северной Кореи, организовал вероломное нападение на Республику Корею, сначала легко и почти полностью оккупировав её, а потом вследствие явной немощи своей армии и из-за огромного превосходства в вооружениях объединённых сил другой стороны, сумевшей действовать под флагом ООН исключительно из-за недальновидности советского руководства, отступил к границам СССР и Китая. Война закончилась хрупким перемирием 1953 года, а подлинного мира в Корее нет до сих пор. С тех пор режим Кимов развивается в направлении военизированной абсолютной монархии, вызывая недовольство даже в России и Китае, а псевдореспубликой правит внук первого Кима толстый диктатор Ким Третий с нелепой стрижкой и повадками дебила, наплевательски относящийся к мировым проблемам. На подвластной ему территории Северной Кореи установлены дикие для остального мира порядки, смахивающие на самый крупный на планете концлагерь. А южная часть Кореи между тем процветает, хотя и там возникают иногда острые проблемы вплоть до убийства президента республики и вынесения тюремного приговора его дочери, тоже избранной президентом. Россия и КНР заметно изменили отношение к корейской проблеме, и теперь обе державы развивают связи с Республикой Кореей, продолжая при этом на всякий случай подкармливать толстого пупсика Кима Третьего и его деспотический режим. Но обе Кореи время от времени изъявляют упорное желание сцепиться вновь, и тогда на чьей стороне будем мы и Китай?

5 марта 1953 года – в бозе почил советский самодержец генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталин, некоронованный абсолютный император всего «социалистического лагеря». Узнав о смерти Сталина, дедушка Юры сказал: «Может быть, теперь наша жизнь хоть чуточку станет лучше». Юра успел увидеть выпотрошенного и препарированного Сталина в Мавзолее, и это отнюдь не хвастовство, просто констатация факта.

Май 1955 года – СССР наконец-то сумел сколотить свой военный блок, названный Организацией Варшавского Договора. Это стало возможным после прямого отказа США и их союзников в допуске СССР в члены НАТО – идее чётко провокационной и заведомо нереальной. Зато в 1955 году в НАТО была допущена Западная Германия. Таким образом, в Европе сформировались два противостоящих военно-политических союза.

Июль 1955 года – встреча в Женеве руководителей СССР, США, Великобритании и Франции, первая встреча подобного рода после 1945 года. Она не принесла практически никаких результатов, однако сделала возможной состоявшийся осенью того же года визит в Москву делегации ФРГ во главе с первым федеральным канцлером Конрадом Аденауэром, в результате которого были установлены дипломатических отношения между СССР и ФРГ, что означало отказ Хрущёва, Молотова, Булганина и им подобных от слепого очернения ФРГ и признания реальности послевоенного раздела Европы. Имея в разделённой Германии два посольства, Советский Союз крупно выиграл, и это ни тогда, ни теперь никто не оспаривал. Примечательно, что до визита Аденауэра в Москву в советской прессе его государство именовали Германской Федеральной Республикой. Но специалисты по русскому языку в окружении Аденауэра попросили наших впредь называть западногерманское государство Федеративной Республикой, сославшись на якобы негативный оттенок в термине «федеральный», в то время как «федеративный» – понятие положительное, и приведя в пример расшифровку аббревиатуры РСФСР. Остался один тонкий нюанс: там предпочитали писать в русскоязычных текстах «Федеративная Республика Германия», намекая тем самым, что другая часть Германии для них всего лишь «советская зона», а у нас писали «Федеративная Республика Германии», давая понять, что на территории Германии есть ещё и другая республика. Вопрос снят с повестки дня после вхождения ГДР в ФРГ. Так Юра ещё в школе уяснил, что лингвистика – тоже иногда политика.

Особенно богатым на события оказался 1956 год. В феврале на ХХ съезде партии Хрущёв попытался развенчать Сталина и тем самым обелить себя. Рассказать истинную правду о грузинском бандите – сама по себе благородная задача, но не Хрущёву с его куриными мозгами следовало за это браться. Ни с первой, ни со второй задачами он полностью не справился, расколол как коммунистов в рядах КПСС, так и сторонников СССР во всём мире, а главное: создал повод для пинка под свой зад в октябре 1964 года. В институтские годы Юре довелось прочесть «секретный доклад» Хрущёва, оглашённый этим упитанным хамом на закрытом заседании партийного съезда, и он ещё раз убедился, что СССР ему не по душе. Доклад был обнародован лишь после распада СССР, и Юре до сих пор непонятно: почему нельзя было тогда напечатать этот доклад в газете «Правда» и других советских печатных органах? Неужели Хрущёв и ему подобные всерьёз полагали, что доклад содержал нечто такое, что было способно опрокинуть существовавший тогда миропорядок? Ведь даже основная часть советского населения отнеслась к развенчанию Сталина довольно спокойно, а сокрушались по поводу смерти советского диктатора лишь упёртые и тупоголовые. Отец Юры к таким не относился, он был скрытым циником.

Начало осени 1956 года – война за Суэцкий канал (Египет против Великобритании, Франции и Израиля). СССР неожиданно предложил США совместно вмешаться для предотвращения кровопролития, США явно растерялись, но военные действия вскоре были остановлены. Египетский президент полковник Насер фактически победил: Суэцкий канал стал принадлежать Египту. «Самый утончённый джентльмен» сэр Антони Иден с позором покинул пост премьер-министра Великобритании.

Вторая декада октября 1956 года – визит в Москву правительственной делегации Японии во главе с бывшим военным преступником премьер-министром Хатояма Итиро (鳩山一郎), который к тому времени был частично парализован, однако в Москву прилетел, а затем 19 октября была подписана совместная декларация, провозгласившая окончание состояния войны между СССР и Японией и восстановление дипломатических отношений. Но по вопросу о южной части Курильских островов, которые до конца лета и начала осени 1945 года никогда не были ни российскими, ни советскими, обе стороны так и не смогли договориться, и с тех пор территориальная проблема осталась в подвешенном состоянии. В ходе октябрьских переговоров 1956 года Хрущёв, якобы охваченный порывом восстановления попранной при Сталине исторической справедливости, пообещал вернуть Японии один маленький остров Шикотан (色丹島)и группу скал под общим названием Хабомаи (歯舞諸島), но потом советская сторона отказалась от этого обещания, наплевав на факт ратификации декларации парламентами обоих государств. И опять лингвистический нюанс: южная часть Курил в Японии именуется «северные территории» (北方領土). Многие японцы, включая некоторые СМИ, по-прежнему называют Курильские острова по-старому «архипелагом тысячи островов» (千島列島). Границы между Россией и Японией с 1945 года по существу нет, вместо неё – навязанная ещё при Сталина линия территориального разграничения. Япония настаивает на возвращении территориального размежевания в районе Курильских островов к тому, что записано в трактате о торговле и границах между Россией и Японией, заключённом в японском городе Симода (下田市) 7 февраля 1855 года. Граница между двумя империями в районе Курил была тогда установлена в соответствии с директивой, данной главе российской делегации адмиралу Ефиму Путятину императором Николаем Первым: «Из островов Курильских южнейший, России принадлежащий, есть остров Уруп, которым мы и могли бы ограничиться, назначив его последним пунктом Российских владений, к югу, – так, чтобы с нашей стороны южная оконечность сего острова была (как и ныне она в сущности есть) границею с Японией, а чтобы с Японской стороны границею считалась северная оконечность острова Итурупа».

Однако у нас твердят о «необходимости признания существующей реальности», суть которой в оправдании максимально возможного в то время одностороннего захвата советскими войсками японской территории в начале осени 1945 года. Позиции наша и японская основаны на тупом упрямстве, наши доводы опровергаются контрдоводами японской стороны, и наоборот. Нужно ли это послесоветской России? Насколько это выгодно современной Японии? Сумеем ли мы и японцы пойти хотя бы на частичные уступки? Сумеют ли в Японии понять, что сначала следует заполучить синицу в руках, а потом начать мечтать о журавле в небе? А в основе многолетних перепалок – нелогичный и явно глупый отказ Сталина подписать Сан-Францисский мирный договор 1951 года, первоначальный вариант которого предусматривал закрепление прав СССР на все Курилы и на южную часть Сахалина. Создавшуюся ситуацию шумно используют в России всякие псевдопатриоты, а также их японские антиподы, соревнуясь в изощрённом словоблудии и затуманивая мозги россиян и японцев. Особенно преуспел в этом некий профессор Мышкин, бывший сотрудник международного отдела ЦК КПСС.

Начало ноября 1956 года – неудачная попытка Венгрии выйти из руководимого СССР «социалистического лагеря». Лагерников загнали обратно при помощи советских танков и странном попустительстве США и всего блока НАТО. В венгерских событиях важную роль сыграл тогдашний посол СССР и будущий глава КГБ, впоследствии генсек ЦК КПСС Юрий Андропов, показавший себя сторонником крайне жестоких мер и после пребывания на посту посла в Будапеште начавший восхождение по карьерной лестнице, несмотря на плохое состояние здоровья и странные белые пятна в биографии.

И практически одновременно с восстанием в Венгрии и его подавлением – прорыв культурной блокады Советского Союза в виде концертов знаменитого в те годы французского шансонье и киноактёра Ива Монтана, итальянца по происхождению, посетившего СССР вместе с ещё не окончательно спившейся женой Симоной Синьоре, тоже киноактрисой, сохранявшей в то время какую-то долю шарма, которого у неё раньше было в изобилии. Вокруг концертов Монтана творилось нечто невообразимое, ему оказывались поистине президентские, если не королевские почести, и дело не в каком-то исключительном певческом таланте Монтана, просто он оказался нужной персоной в нужном месте. Один из концертов Ива Монтана транслировался советским телевидением, и Юра смотрел его в квартире вместе с родителями и гостями, сослуживцами отца, упитанной супружеской парой, прихватившей с собой совсем не сексапильную дочь с прыщами на бледной мордашке. Они познакомили дочь с Юрой, но тот упорно отворачивался от неё, как привык делать всегда, когда сталкивался с кем-либо или чем-либо неприятным.

1957 год вошёл в советскую историю и остался в памяти Юры как год Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве. До сих пор ему не до конца понятно, как осмелились тогдашние советские власти пустить в столицу тысячи иностранцев, смутивших умы советской молодёжи как своим внешним видом, так и вольными манерами. Юра с его тогда ещё скудным знанием английского сумел подработать при налаживании договорённостей между иностранными парнями и советскими девушками относительно времени и места интимных встреч, включая договорённости о сексе в московских квартирах, что в те годы было уголовно наказуемо, и тем самым внёс скромную лепту в падение нравов в молодёжной среде СССР. Он заработал примерно 600 рублей! Помимо этого, как-то мимоходом Юра при содействии Валеры обменял очень много советских значков на иностранные, что его особенно радовало. Фестиваль стал для него и сотен тысяч его сверстников настоящим открытием иного мира, того мира за железным занавесом, который от всех них до сих пор тщательно скрывали, и этот мир очаровал Юру. Он узнал, что «там» живут лучше и интереснее, и окончательно утвердился в выборе профессии дипломата. После фестиваля через положенные природой сроки в некоторых московских семьях стали появляться курчавые или узкоглазые младенцы. «Дети от разных народов, мы мечтою о мире живём», – напевали в разных компаниях, и это стало первой конкретной приметой хрущёвской «оттепели», сменившейся впоследствии «заморозками». Но прошлую многолетнюю убеждённость в исключительности советского образа жизни и «превосходстве социалистической системы над капиталистической» верхушка страны уже не смогла восстановить. Фестиваль опрокинул прежнюю идеологию. Приметы этого были особенно ощутимы в Москве. Основная масса девушек стала курить, парни стали носить рубашки навыпуск, размножились те, кого называли «фарцовщиками», усилилось почти поголовное стремление к обладанию модными одеждой и обувью. Советская молодёжь почувствовала вкус к мировой моде, жевательной резинке, виски, западной музыке, рок-н-роллу и западным идеям. Мы стали «духовно разлагаться», по мнению одних, или «приобщаться к стандартам западной цивилизации», по мнению тех, кому не нравился советский аскетизм.

1958 год – история с романом Бориса Пастернака «Доктор Живаго», которую можно смело назвать «Много шума из ничего». Если говорить откровенно, надо было напечатать этот не такой уж выдающийся роман и раскритиковать его спокойно, без ругани и обвинения автора в антисоветчине, не раздувая скандала на международном уровне и принизив роман до уровня заурядного, что наверняка позволило бы, во-первых, лишить автора ореола мученика, а во-вторых, ликвидировать его шансы на Нобелевскую премию по литературе, которую ему присудили и от которой руководство СССР вынудило его отказаться. Этот роман, как и прочие запрещённые книги, Юра впоследствии прочёл. Вообще на литературном фронте КПСС наломала дров: Пастернак и Солженицын стали двумя главными вехами на этом бесславном пути. Оба они, вне всякого сомнения, были гораздо значимее в литературе, нежели запойный партийно-литературный функционер Фадеев. Но история с Солженицыным, пожалуй, намного серьёзнее, поскольку Солженицын упрямо, как говорится, лез на рожон. А Пастернак фигура помельче, он всего лишь поэт и переводчик, жутко струсивший после публикации скандального романа за границей и не оправившийся от страха до самой смерти. Заклевать Пастернака означало не только вынести сор из избы, более того, проблема его несчастного романа выросла до уровня непреднамеренного физического увечья самому себе. СССР ничего не приобрёл в результате травли Пастернака, но по глупости того же Хрущёва много потерял. Зато мировая литература и советское диссидентское движение кое-что приобрели.

1959 год – вынос гроба с выпотрошенным Сталиным из Мавзолея, что повлекло за собой углубление раскола как в рядах КПСС, так и среди леваков всех мастей в мире. Сталин перезахоронен у Кремлёвской стены, превращённой в некрополь и испоганенной сомнительными могилками. Но почему-то никто не решается перенести эти могилки в другое, более подходящее место. По мнению Юры, Ленина и Сталина стоит лишить могил и развеять их прах, поскольку те, кто лишил могил не только августейшую императорскую семью, но и миллионы простых граждан, сами не заслуживают ни гробов, ни захоронений с надлежащими почестями.

12 апреля 1961 года впервые человек поднялся в космическом корабле далеко от Земли и затем облетел её. Событие, несомненно, потрясающее. Но Юра космосом не интересовался и считал, что надо бы вначале обеспечить достойную жизнь в родной стране, а уж потом выходить в космос. Вместе с тем он прекрасно понимал другую, самую важную сторону освоения космоса – оборонную. Примерно год спустя ему удалось быть переводчиком при встрече Гагарина с японцами в кулуарах всемирного конгресса за мир и разоружение, а затем взять автограф первого космонавта. Брать автограф Юра не хотел, и Гагарин его сам навязал, попутно упрекнув Юру за «трусость, мешающую в жизни».

Одно событие 1962 года долгое время было строго засекреченным. И только в период перестройки информация о нём стала доступной всем. Речь идёт о массовом расстреле советскими воинскими частями советских же мирных граждан в городе Новочеркасске 2 июня 1962 года. Рабочие протестовали против повышения производственных нормативов и одновременного повышения цен, они требовали личных встреч с руководством, но мерзкий трус Хрущёв и его подлые приспешники Козлов и Микоян предпочли отказаться от честного разговора с народом и применить огнестрельное оружие против своих же граждан. Расстрелянных взрослых и детей закопали без всяких могил, как будто речь шла о бешеных собаках или поражённом эпидемией домашнем скоте. Тридцать лет об этой чудовищной трагедии молчали! После обнародования приглаженной версии случившегося говорить о том, что «в СССР власть принадлежала трудовому народу», было глупо.

Примечательно, что ведь история существования власти большевиков тоже началась с расстрела мирной демонстрации рабочих в Петрограде 5 января 1918 года. Были и другие подобные случаи, о которых постарались забыть. До сих пор нет полной информации о восстании в Кронштадте в марте 1918 года, когда против большевиков сплотились именно те матросы, которые в ходе государственного переворота в октябре 1917 года захватили Зимний дворец и арестовали Временное правительство. Их же большевики в лице делегатов 10 партийного съезда и подвластных им воинских частей расстреливали с 8 по 18 марта 1918 года. И хотя Российская Империя тоже не отличалась демократичностью, вспомнить можно и расстрел рабочей демонстрации 9 января 1905 года, а также расстрел на золотодобывающем предприятии возле посёлка Бодайбо 4 апреля 1912 года, вошедший в историю России как Ленский расстрел, не следует забывать, что власти империи никогда не прикрывали свои кровавые злодеяния «необходимостью защиты интересов рабочего класса», что позволяло им, как они считали, давать пролетариату в рыло и даже убивать рабочих.

Но события в Новочеркасске по чудовищности злодеяний превзошли всё и всех в российской истории. Юра не раз сталкивался с рассуждениями о якобы «подтасовке фактов» случившегося в 1962 году в Новочеркасске. Но какая бы ни была подтасовка (if any, как говорят по-английски), она ничтожна по сравнению с самим фактом расстрела. А Хрущёв, противную харю которого Юра сумел близко лицезреть в 1962 году примерно через месяц после новочеркасской трагедии, и примкнувшие к нему Микоян и Козлов были похоронены с почестями как «выдающиеся деятели КПСС». Вот вам и вся суть марксистско-ленинского термина «диктатура пролетариата»!

Зачисление в японскую группу, означавшее обучение японскому языку со всеми его нюансами, включая иероглифику, повергло родителей в шок и воодушевило Юру. Освоить иероглифы вполне постижимо, сразу решил он. Значит, он это сделает. Надо только накупить побольше самых дешёвых школьных тетрадок и писать, писать, упорно, до одури каждый иероглиф. Первые года два может оказаться очень трудно, зато потом мозг настроится соответствующим образом и процесс заучивания новых иероглифов автоматизируется. Так и оказалось. Преподаватели иногда хвалили Юру в меру, изредка поругивали тоже в меру. Но похвала преобладала. Юра до сих пор вспоминает их, в особенности Бориса Павловича Лаврентьева, Святослава Витальевича Неверова, Степана Федотовича Зарубина.

Уже на первом курсе Юра стал ровесником важного исторического события. На Кубе победила революция, и последствия победы стоили Советскому Союзу огромных затрат, а населению страны – новых материальных лишений. В следующем году во время демонстрации 1 мая он увидел на трибуне Мавзолея Фиделя Кастро, добавив его в список лидеров, которых он видел живьём. Список был уже немалым и в первое десятилетие XXI века включал вице-президента, впоследствии президента США Никсона, двух императоров и крон-принца Японии, который потом стал следующим императором, премьер-министра Японии Сато Эйсаку, брата японского императора принца Микаса, китайского вождя Мао Цзэдуна, корейского диктатора Ким Ир Сена, вьетнамского лидера Хо Ши Мина, шахиншаха Ирана Мохаммеда Реза Пехлеви, президента Индонезии Сукарно, президента Югославии Иосипа Броза Тито, будущую королеву Дании, а во то время наследную принцессу Маргарет, императора Эфиопии Хайле Селассие, короля Непала Мохендру Бир Бикрам Шах Дева, президента Ганы Кваме Нкрума, президента Египта Гамаля Абделя Насера, президента Франции высоченного генерала де Голля, премьер-министра Великобритании Харолда Уилсона, а также кое-кого помельче рангом. Начало списку было положено ещё в детстве, когда нашему главному герою довелось обменяться рукопожатиями с премьер-министром Индии Джавахарлалом Неру и его дочерью, будущей премьершей-министершей Индирой Ганди. Впоследствии к списку примкнула премьер-министр Пакистана выхоленная красавица Беназир Бхутто, которую Юра видел близко в Ташкенте.

После окончания второго курса института случилась одна забавная история, которую можно отнести к категории необычно редких совпадений. В мае 1945 года, то есть в уральский период жизни главного героя, как ему рассказали потом родители, семья переехала из однокомнатной квартиры в очень просторную трёхкомнатную в доме, построенном чуть ранее пленными немцами. Квартира была слегка подкрашена после предыдущих жильцов, проживших в ней около полугода, однако внимательный отец сразу заметил крупную корявую букву «В», неумело вырезанную на кухонной двери. Букву неоднократно пытались закрашивать, но она всё равно была видна, и наш главный герой видел её на протяжении более чем 10 лет. Родителям стало известно, что букву вырезал некий первоклассник, мать которого летом 1941 года эвакуировалась из Енакиева и отправила сына к брату мужа, мобилизованного на фронт, а сама уехала куда-то в Сибирь к родителям. Летом 1961 года после очередного экзамена вчерашние второкурсники пили пиво в парке имени Горького и беседовали на разные темы. Староста японской группы, который был старше Юры примерно на 5 лет, рассказал Юре, что почти всю войну провёл в промышленном городе на Урале в семье дяди, с которым у него были прекрасные отношения, резко испортившиеся после совершённого им глупого поступка, за который ему теперь стыдно. Старосту звали Вадим. И Юра вдруг неожиданно сказал ему:

– Представь себе, я знаю, что ты натворил. Ты вырезал перочинным ножом корявую и очень заметную букву «В» на двери кухни. Признайся, ведь так?

Староста остолбенел и пролил пиво на свои брюки и пол. Потом хрипло спросил:

– Ты что, ясновидящий? Или колдун? Ведь именно так и было!

– Я десять лет прожил в той квартире с твоей резьбой по дереву.

– Ну и ну! – только и смог сказать староста.

Придя домой, Юра рассказал всё родителям. Уточнив фамилию, отец сказал:

– Всё верно, ведь он жил у старшего брата отца, фамилия та же. Ты узнай, живы ли его отец и дядя. Пригласи его к нам.

На другой день Вадим, только войдя в квартиру, сказал:

– Я тот самый малолетний хулиган. Прошу простить.

– Ну что вы, молодой человек, не стоит извиняться за мелкую мальчишескую шалость. Но согласитесь, что судьба снова свела нас с вами самым удивительным образом.

– Да, это потрясающе, – согласился Вадим. – Мы ведь теперь с Юрой будущие коллеги, и вот выясняется, что знакомы из-за той кухонной двери уже шестнадцать лет. Мне тогда подарили трофейный немецкий перочинный ножик, и буквы я только более-менее освоил. Буквально руки чесались что-нибудь увековечить. Вот и не придумал ничего умнее. Восемь лет мне тогда было, а ножик подарили в день рождения. Дядя меня выпорол. Потом он всё рассказал моему отцу, вернувшемуся с фронта живым, но с серьёзным ранением. Отец сказал, что добавит от себя, но дядя отговорил: «Он уже наказан, но в целом Вадим парень, можно сказать, примерный. А что грамотность решил продемонстрировать, так это в общем понятно. Только чуть-чуть не додумал, как это сделать умнее». Отца уже нет, а дядя пока жив, хотя из енакиевской квартиры уже не выходит.

– Помню и вашего отца, и вашего дядю, – сказал отец. – Не дадите ли телефон дяди?

После окончания второго курса Юра смог примерно в течение месяца поработать переводчиком, а если выразиться точнее, помощником переводчика на первом послевоенном Московском международном кинофестивале и посмотреть немало кинофильмов. В уже не существующей гостинице «Москва» он увидел двух кинозвёзд – Элизабет Тэйлор и Джину Лоллобриджиду. Обе показались ему невиданными красавицами, хотя не соответствовали его идеалу женской красоты – брюнетки южного типа, а он как джентльмен предпочитает блондинок. В СССР в то время почти не было таких ухоженных женских лиц и фигур. У нас просто отсутствовала массовая культура макияжа, и в женщинах видели в первую очередь жён, матерей и «строительниц коммунизма». А вот просмотренные во время кинофестиваля примерно 25–30 кинофильмов как-то не запомнились совершенно.

На четвёртом курсе Юрий присутствовал на встрече преподавателей и студентов с тогдашним первым заместителем председателя совета министров СССР Анастасом Микояном. Встреча нисколько не оправдала ожиданий и не произвела практически никакого впечатления. Студенты в разговорах её никак не обсуждали, потому что восторгаться было никак невозможно, а критиковать опасно, поскольку мгимошники всегда славились доносительством на своих. Обтекаемо беззубое вводное выступление Микояна, так и не выучившегося за долгие годы работы в Москве сносно говорить по-русски, ещё раз продемонстрировало его низкий интеллектуальный уровень. Почти все присутствовавшие знали, что его невнятное бормотание буквально доводило до белого каления даже советских переводчиков, а владеющие русским иностранцы просто совсем не понимали его, иногда даже подозревая, что Микоян говорит по-армянски. И дикция, и содержание выступления сразу же разочаровали присутствующих. Стало ясно, почему некоторые опытные языковые преподаватели, знающие на практике работу устных переводчиков, уклонились от присутствия на встрече. Последовавшие ответы на многочисленные вопросы выглядели примерно так: спрашивают о причинах острого дефицита продуктов питания, а Микоян в ответ нудно бубнит об успехах советского сельского хозяйства; спрашивают о росте цен и дефиците промышленных товаров, а он невнятно долдонит о советском патриотизме и обрушивается на «тех, кому милее заграничное тряпьё». Сплошной пересказ передовиц газеты «Правда»! Ну, разумеется, понятно, что затронуть тему переговоров по кризисной ситуации, возникшей после наглого ввоза советских ракет на Кубу, которые он вёл в Белом доме с президентом Кеннеди, Микоян вообще не мог. Однако и на другие, казалось бы, совершенно не злободневные и открытые темы он отвечал ничего не значащими фразами. Неудивительно, что этот скользкий тип избежал репрессий и безнаказанно протирал штаны на разного рода партийных и хозяйственных посиделках «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича».

Начало учёбы на четвёртом курсе было отмечено невероятно напряжёнными днями, связанными с так называемом карибским кризисом, вызванным стремлением Хрущёва и его окружения «защитить социалистические завоевания братского кубинского народа». Из-за идиотской выходки полуграмотного коротышки мир в течение кризиса висел буквально на волоске. Хрущёв оказался вынужденным согласиться на вывоз советских ракет с кубинской территории в обмен на вывоз ракет США с территории Турции и обещание отказаться от планов вооружённого вторжения Соединённых Штатов на Кубу. В МГИМО ситуация вокруг Кубы и советских ракет обсуждалась с резко антиамериканским акцентом, и это навело Юру на мысль, что градус противостояния между двумя ядерными державами зашкаливает до предела исключительно из-за неосмотрительности нашего руководства. Одновременно он задумался над тогда казавшейся немыслимой гипотезой возможного развития двусторонних отношений в случае ликвидации власти КПСС или же ликвидации всего СССР. И только теперь, когда нет КПСС и канул в небытие Советский Союз, стало очевидным, что дело не в коммунистической идеологии. Просто Россия и США взаимно не способны дружить и вообще поддерживать нормальные отношения. Кто бы там что бы ни говорил, наши интересы взаимно исключаемы. К этой мысли Юра пришёл ещё в студенческие годы и верен ей до сих пор.

Спустя год с небольшим после карибского кризиса, точнее, 22 ноября 1963 года произошло не раскрытое до сих пор публичное убийство президента США Джона Кеннеди, который при содействии Микояна сумел вывести человечество из мрачного тупика, чего ему явно не простили. К тому же кое у кого в США были и другие веские причины убить президента. Тогда в СССР впервые согласились организовать прямую трансляцию похорон Кеннеди, подняв статус советских телезрителей до общемирового стандарта, что само по себе было в то время исключительным явлением.

С лета 1961 года один из месяцев летних студенческих каникул Юра посвящал работе в качестве переводчика с японским языком. Он столкнулся с хорошо знакомой всем начинающим переводчикам проблемой: «носители языка говорят не так, как всех нас учили». Но преподаватели предупреждали, что на первых порах именно такое ощущение вполне закономерно, надо только напрячься и вникать в особенности индивидуального произношения. Поэтому Юра не паниковал и вскоре стал различать в большинстве ситуаций японскую речь на слух, хотя в первые месяцы казусы иногда случались.

В те годы вокруг каждой иностранной делегации ошивались невзрачные личности, на которых буквально стояло клеймо КГБ. Наверняка большинство иностранцев таких типов легко распознавало и принимало надлежащие меры предосторожности. Тогда зачем их подбирали так небрежно? Эта загадка не раскрыта до сих пор. Иные из кагэбэшников были весьма приятными в общении, знали языки, имели приличные манеры. Но иногда попадалось плохо умытое, плохо подстриженное, небрежно выбритое и отвратительно одетое хамьё, общение с которым было противным. Один из таких хамов буквально заставил Юру запомнить номер телефона, взяв с него обещание непременно позвонить и наобещав много чего в случае согласия Юры на сотрудничество с его конторой, которой явно не хватало молодых интеллигентов. Юра не позвонил, и потом много лет спустя ему это припомнили в крайне неприятной форме, лишив преддипломной практики в посольстве СССР в Японии. После летних каникул на пятом курсе Юра по уже знакомым ему приметам понял, что и староста Вадим явно связан с КГБ, следовательно, Вадим – опасный враг. Ну, а что касается контактов с женским полом, включая интим, с первого курса Юра уяснил, что такие контакты не должны завязываться в стенах МГИМО. На то существует соседний инъяз, где смазливых и податливых девок навалом.

Настало время рассказать об особенностях миропонимания главного героя. Юра рано понял, что по натуре он оптимист, не склонный к нытью и самокопанию. Общение со сверстниками ещё в школьные годы убедило его в существенном отличии от других: в Юре неизменно присутствовала непоколебимая и исключительная вера в самого себя, в собственную правоту, что бы ни случалось и что бы ни говорили о нём другие даже ему в лицо. При этом он предпочитал принимать благопристойный и при необходимости раскаивающийся вид и думать про себя примерно следующее: «Молоти языком, дурак (или дура), я тебя выслушаю, но не соглашусь, потому что неважно, прав ли я сейчас или нет, поскольку я всегда прав, даже если другие так не считают, и я прав даже в тех случаях, если сам не в состоянии обосновать свою правоту». В душе Юра был, за крайне редким исключением, всегда спокоен, так как ничто не злит человека так, как осознание собственной неправоты. У Юры были всегда готовые суждения по любому поводу, и он предпочитал уклоняться от бесплодных споров о том, кто прав и кто виноват. Он отвергал теорию о том, что «оптимист – это всего лишь плохо информированный пессимист», считая пессимизм присущим лишь неудачникам. Такой взгляд на жизненные перипетии избавлял Юру, в отличие от многих, от душевных терзаний, и поэтому у него до внезапной смерти третьей жены не было бессонных ночей и иссушающих душу мучительных раздумий. Даже несмотря на недомогания со здоровьем с подросткового возраста, связанные с печенью и жёлчным пузырём, от которого в возрасте 65 лет Юра был вынужден избавиться, потеряв после несложной, казалось бы, операции значительную часть своих физических сил, он не утратил прежнего оптимизма, потому что так уж он устроен. Пессимизм ему чужд с первых лет жизни, и в этом наш главный герой твёрдо убеждён.

И сейчас, когда возраст Юры неумолимо приближается к 80 годам, погружаясь в воспоминания о прожитом, он по-прежнему не упрекает себя ни в чём и вспоминает слова из известной песни знаменитой Эдит Пиаф “Non, je ne regrette rien”, что означает «нет, я не жалею ни о чём». Да и о чём жалеть? Он многое повидал, многому научился, три женщины родили от него каждая по ребёнку, его любили две несомненные красавицы, он стал очевидцем интересных событий в истории СССР и послесоветской России. Он всегда наслаждался жизнью. И хотя временами жизнь его не особенно баловала, всё же роптать на судьбу не стоит. В жизни каждого или почти каждого есть радости, и он тоже не был ими обделён. Иногда радостей бывало даже в избытке.