Читать книгу Некоторые вопросы загробной жизни. Часть первая - Алексей Анатольевич Митрохин - Страница 3

Первое, что мне бросилось в глаза, – это реклама: «Если Вы умерли, не отчаивайтесь. Мы всегда рады Вас видеть в нашем кафе «Нежданная встреча». Далее следовала подробная инструкция, как попасть в это самое кафе.

«Надо бы зайти, всё равно делать нечего», – подумал я, переводя взгляд на первый пункт памятки, который гласил: «Всем вновь поступившим усопшим, прибывшим на пункты перераспределения (именуемые далее вокзалами), в обязательном порядке необходимо пройти первичную регистрацию».

«А что, у них ещё и вторичная есть? – мелькнуло в голове. – Интересно, какую я проходил?»

Далее шёл пункт второй: «Зарегистрированным усопшим надлежит проследовать в зал ожидания, где находятся информационные стенды с указанием ФИО лиц, отбывающих на ближайшем поезде в конечный пункт назначения. Информация обновляется каждые 2 часа». Пункт третий: «В случае, если Ваша фамилия указана на стенде, необходимо пройти на железнодорожную платформу для посадки. Проводники вагонов укажут Ваше место. За 30 минут до прибытия поезда дежурный по вокзалу сделает соответствующее объявление».

Затем шла реклама магазинчика загробных товаров, схема территории с обозначением различных объектов, ещё какая-то «полезная» информация, бегло прочитанная мною, и, наконец, последним пунктом предлагалось по всем остальным вопросам обращаться в справочную, находящуюся внутри вокзала, а также приобрести «Путеводитель по загробному миру» в любых торговых павильонах.

Мне отчего-то вспомнилось, что в древнегреческой мифологии за проезд в загробный мир через реку Стикс перевозчику душ давали одну монету за покойника. У меня денег не было, и это стало напрягать. Действительно, а как же билеты на поезд, кафе, магазины? Явно не хватало информации. К тому же куда-то запропастился Збруев. Видимо, всё-таки забыл обо мне.

Решив, что ждать больше бывшего администратора не имеет особого смысла, я поднялся со скамейки с твёрдым намерением переместиться в здание вокзала, как вдруг услышал за спиной женский голос с характерным окающим акцентом. Я обернулся.

– Вас случаем не Виктором зовут? – поинтересовалась дородная дама преклонного возраста, облачённая в синий сарафан с бежевым фартуком. Руки у женщины были пухлые, местами красноватые и чуть влажные, как будто её только что оторвали от мытья посуды или полоскания белья в деревенском пруду.

– Виктор Смирнов, – представился я, кивнув головой. – Должен предупредить: моющими средствами временно не торгую.

– Смешной вы, однако, – добродушно промолвила женщина, окинув меня материнским взглядом.

Мне сразу стало совестно за свои неуместные шуточки.

– Антон Афанасьевич говорил, что вы шутник…

– Антон Афанасьевич? – зачем-то повторил я. – И где он?

– В реабилитационном центре. Его наш доктор не отпустил. Боится, дорогу назад не найдёт, заблудится. Такое с ним часто случается. Уйдёт куда-нибудь – и с концами…

– То-то, я смотрю, нет его, все глаза проглядел.

– Да вы не волнуйтесь, с ним всё в порядке. А доктор у нас хороший, хоть и молодой ещё… Зато внимательный, обходительный, не то что врачи в городских поликлиниках, – женщина махнула рукой, будто отгоняя назойливых мух. – Антон Афанасьевич сказывал, новенький вы у нас, только померли. Вот доктор и прислал за вами.

– Хотите в центр реабилитации покойников меня проводить? – поинтересовался я.

– Да какой там центр! Небольшое помещение в здании регистратуры. Вадим Иннокентьевич (так доктора зовут) желает пообщаться, может, подскажет чего. Знаете, какой он умный! Целую академию закончил… Академик, значит…

– Отчего же не поговорить? – пожал я плечами. – Ведите к вашему академику, всё равно делать нечего. Звать-то вас как?

– А просто называй – баба Даша. Меня все так величают, – женщина неожиданно резво развернулась и семенящей походкой направилась к кирпичному зданию.

Я поплёлся за бабой Дашей. Через некоторое время мы оказались у регистратуры. «Уже третий приход за сегодня», – усмехнулся я про себя. Однако на этот раз мы обогнули сооружение с другой стороны и сразу наткнулись на деревянную дверь, обитую плотной коричневой тканью под кожу. На двери висела табличка из тёмного пластика с надписью: «Центр психологической поддержки» – и чуть ниже: «Доктор Заболотный В. И.»

Баба Даша приоткрыла дверь, просунула голову в образовавшийся проем и с почтением произнесла:

– Вадим Иннокентьевич, привела усопшего, как просили. Куда его?

– Как куда? – послышался моложавый голос. – Приглашайте в кабинет, пусть заходит.

– Ага, – засуетилась баба Даша, освобождая проход. – Заходи, милок, не стесняйся. А я за дверью подежурю. Если что, зовите…

Я зашёл в кабинет – маленькое помещение площадью около двадцати квадратных метров. В нём размещался длинный, почти во всю комнату т-образный стол, во главе которого восседал на деревянном стуле молодой парень лет двадцати восьми, тощий, как подиумная модель Giorgio Armani. На парне были надеты вишнёвый трикотажный кардиган и голубая рубашка в мелкую клетку. Серые беспокойные глаза с любопытством рассматривали мою безразличную физиономию. Взгляд у него был проникающий, пристальный. Именно таким взглядом смотрят на подопытных животных в лабораториях, фиксируя реакцию на различные препараты.

– Присаживайтесь, – вежливо предложил Вадим Иннокентьевич, указывая на деревянные стулья, расставленные вдоль стола. Их было аж восемь штук. Я на секунду задумался.

– Куда?

– Куда хотите, – улыбнулся доктор и вкрадчиво добавил: – Поближе ко мне…

Я уселся на самый ближний к Заболотному стул, по левой стороне стола.

– Меня зовут… – начал доктор.

– Знаю, Заболотный Вадим Иннокентьевич, – закончил я за него. – Доктор-мозгоправ из центра реабилитации мёртвых душ.

Вадим Иннокентьевич удивлённо поднял брови:

– С чего вы взяли?

– На двери написано, – усмехнулся я. – Читать не пробовали?

– Там такого не написано.

– Умею читать между строк.

– Ясненько, – задумчиво пробормотал доктор, открывая верхний ящик рабочего стола. Оттуда он достал толстую записную книжку и что-то быстро записал. Затем, мельком взглянув на меня, слащавым голосом поинтересовался:

– А в разговоре тоже можете читать?

– Чего? – не понял я.

– Ну, между слов… Скажем, я говорю одно, а вы понимаете всё по-другому?

Меня начал нервировать этот врач-малолетка.

– Могу, а вам зачем?

– Для работы, разумеется. К примеру, придёт ко мне на приём нервный покойник, начнёт всякую чепуху нести, а я ему бац – и в корень!

Заболотный внезапно стукнул кулаком по столу. От неожиданности я дёрнулся в сторону.

– Сидите спокойно, – нервно произнёс Вадим Иннокентьевич, скорчив зловещую гримасу,

«Псих какой-то», – мелькнуло в голове.

– Что скажете? – не унимался врач. – Поделитесь секретом чтения мыслей?

– Никакого секрета нет. Эта аномалия образуется при рождении на генетическом уровне и развивается с течением времени.

– Понятно, – Заболотный сделал очередную пометку в блокноте. – А другие, как вы говорите, аномалии у вас имеются?

– Это какие?

– Ну не знаю, телепортация, телекинез…

– Есть одна, – заговорщицки произнёс я.

Вадим Иннокентьевич отложил блокнот и потянулся ко мне.

– Какая? – почти шёпотом спросил он.

– Доктор, я вижу мёртвых.

– Ясно, – с досадой выговорил Заболотный, вновь беря записную книжку. – Так и запишем: «С чувством юмора у нас всё в порядке».

– Что-то не пойму, – раздражённо заметил я. – К чему эти расспросы? Пациентом к вам я не записывался.

– Не надо нервничать, – убаюкивающе пробормотал Вадим Иннокентьевич. – Конечно, не пациент. Просто мне необходимо тренироваться, развивать служебные навыки, переводить, так сказать, теоретическую базу в область практического применения. А для этого нужно больше общаться и всё аккуратно записывать.

– Тренируйтесь на кошках, – вспомнил я крылатую фразу из известного кинофильма.

– Напрасно вы так, – с обидой произнёс доктор. – За время профессиональной деятельности я провёл некоторые исследования и установил довольно любопытные особенности из жизни покойников…

– Жизни? – ехидно спросил я. – И какие?

– Например, что все усопшие условно делятся на две категории: пессимисты, общий девиз которых: «Я умер, всё пропало» – и сдержанные оптимисты, с позитивным настроем: «Всё, что ни делается, – к лучшему». Вы, как мне кажется, относитесь ко второй категории, к извращённой её версии злорадного оптимиста с лёгкими признаками невротического иронизма.

«Псих-маразматик», – сделал я про себя окончательное заключение, посмотрев ещё раз в бездонные серые глаза загробного доктора.

В это время в дверь Заболотного постучали.

– Да-да, войдите, – быстро отреагировал Вадим Иннокентьевич, убирая записную книжку в ящик стола.

– Можно? – пролепетал мужской голос.

Дверь открылась, в кабинет вошёл заплаканный покойник интеллигентной внешности и рухнул на первый попавшийся стул у дальнего края стола. Обхватив кучерявую голову обеими руками, мертвяк завыл писклявыми нотками, бормоча под нос бессвязный набор слов. Заболотный тут же поднялся, подошёл к хныкающему жмурику и присел рядом.

– Ну, будет, будет, Порфирий Петрович, – участливо произнёс он. – Помните, как я учил… Вдох – выдох, вдох – выдох…

– Доктор, я не чувствую воздуха, неужели я умер?

– Конечно, умерли, но не стоит так переживать! Смотрите, – Заболотный указал на меня маленьким пальцем, – товарищ тоже умер, но совсем не расстраивается. Даже наоборот, с юмором покойничек попался, любопытный экземпляр.

– Не могу поверить, – вновь заныл мертвяк.

– А вы поверьте, – с энтузиазмом воскликнул Заболотный. – Отбросьте сомнения, начните с нуля. Вспоминайте. Американская программа «12 шагов». Неужели забыли?

Порфирий Петрович неожиданно перестал реветь, выпрямился и торжественно произнёс, почему-то обращаясь ко мне:

– Здравствуйте, меня зовут Вдовцов Порфирий Петрович, и я покойник.

– Рад за вас, – мрачно сказал я.

– Нет-нет, – обратился ко мне Заболотный. – В соответствии с методикой вы тоже должны произнести эту фразу.

– Зачем?

– Когда усопший узнает, что он не один такой, ему становится легче.

– Странная методика.

– Заграничная, на основе популярной программы 30-х годов, разработанной обществом анонимных алкоголиков. В основе лежит правило 12-ти шагов, первое из которых требует от пациента полного признания того, что он алкоголик.

– То есть вы взяли антиалкогольную методику и применили её для профилактики лечения загробного психоза?

– Вот именно, – Заболотный удовлетворённо потёр тощие ручки.

– Надеюсь, вы не собираетесь перечислять все эти правила?

– Нет, вам они не нужны.

– А что мне нужно? – поинтересовался я. – Что вы там записывали в блокнот?

– Ничего особенного… – немного замялся Вадим Иннокентьевич. – Некоторые соображения насчёт вашего диагноза.

Я удивлённо посмотрел на Заболотного.

– Какого диагноза? Только не изображайте из себя светило медицинской науки в области психиатрии.

– Полагаю, у вас все симптомы аффективного психоза. Судите сами: внезапная смена настроения, повышенная подозрительность, неуместная ирония, возбуждение… Хотя, надо признать, болезнь протекает в лёгкой форме. Волноваться не стоит.

– И что же вы мне посоветуете, доктор? – произнёс я с издёвкой.

– Вам надо больше ходить и общаться. Прогуляйтесь по привокзальной площади, посетите кафе, познакомьтесь, в конце концов, с другими усопшими.

– Отличная идея, но прежде чем уйти, хотелось бы знать, куда вы спрятали администратора Збруева? Томится в холодных загробных казематах?

– Увы, не угадали, – улыбнулся Заболотный. – У Антона Афанасьевича хроническая потеря памяти. Он отчего-то считает необходимым ежедневно регистрироваться в потустороннем мире. Поэтому, если желаете его увидеть, идите и занимайте очередь, он скоро объявится. Впрочем, вас Збруев уже не помнит, посему прошу не тревожить его несчастную психику. Неизвестно, выдержит ли мёртвый мозг бывшего администратора ваши постоянные шуточки.

– Приму к сведению, – отрезал я, выходя из кабинета мозгоправа. На улице меня ожидала баба Даша.

– Ну как, поговорили с доктором? Правда, он очень умный?

– Поговорил. Хотите толковый совет? Держитесь от него подальше.

– Да что вы такое говорите! – баба Даша замахала руками.

– Я вас предупредил, – заговорщицки произнёс я, удаляясь в сторону вокзала.

Баба Даша провожала меня жалостливым взглядом. Так смотрят на больного ребёнка, которому хотят помочь, но не могут, потому что уже бесполезно…

Знакомиться заново с бывшим администратором Збруевым мне не хотелось, поэтому я решил воспользоваться советом доктора Заболотного и направился в кафе «Нежданная встреча». Кафе (согласно инструкции) находилось в здании вокзала на втором этаже. У входа в здание собралась возмущённая толпа покойников.

– Мы хотим видеть начальника вокзала, – шумела толпа. – Почему не вывешивают списки? Где начальник? Начальника давай!..

«Не покойники, а беспокойники какие-то… Хорошо всё-таки быть бестелесным существом, – размышлял я, плавно скользя сквозь энергетические оболочки. – И ты никому не мешаешь, и тебе никто ноги не давит. Красота!»

Между тем к толпе вышел мужчина в форменной рубашке фисташкового цвета, галстуке и фуражке с металлической кокардой. Подтянув наглаженные брюки, он устало посмотрел на мертвяков и произнёс монотонно:

– Граждане усопшие, успокойтесь, списки будут с минуты на минуту.

– А где начальник вокзала? – вновь выкрикнули из недовольной толпы.

– Вам, Спиридонов, я отвечу, – работник станции повернулся к возмущённому духу, в голосе послышались железные нотки. – Если не прекратите будоражить массы, вы отсюда и через тысячу лет не уедете.

Усопший Спиридонов мгновенно ретировался.

Внутри вокзала было не протолкнуться. Повсюду мелькали тела усопших. Особенно много их скопилось возле двух информационных стендов, представляющих собой трёхметровые фанерные блоки. На стендах под стеклом висели белые листы бумаги с фамилиями отбывающих. Сразу за стендами просматривался сквозной проход, ведущий к единственной платформе, на которой, впрочем, никого не было.

«Технический прогресс этого мира не коснулся», – размышлял я, поднимаясь на второй этаж.

– А, Виктор! Вот вы где! Думала, вас не увижу…

Как же я обрадовался этому нежному голоску.

– Пойдёмте знакомиться с моими друзьями, – голос Лики звучал как музыка.

Наконец я смог разглядеть свою спутницу. Передо мной стояла худенькая невысокая девушка лет двадцати пяти, в ситцевом платье чуть выше колен и босоножках на небольшом каблуке. Каштановые волосы едва касались её хрупких плеч, на бледном лице сияла милая улыбка.

– А ваша оболочка неплохо выглядит.

– Правда? – смущённо пролепетала Лика. – И как вы меня представляете?

Я почувствовал подвох.

– Обнажённой двухметровой нимфой с четвёртым размером груди, в чёрных облегающих ботфортах, со страусиными перьями на голове, – выпалил я.

– Ну и фантазия у вас… – удивилась девушка. – Следуйте за мной.

На втором этаже ничего особенного не было: небольшой зал ожидания и кафе – несколько десятков круглых столов, накрытых белоснежными скатертями с изображением странного летающего существа, напоминающего жар-птицу из детских сказок.

– Это Феникс, – шепнула мне Лика. – Обладает способностью возрождаться.

– Очень актуально, – тоже шёпотом произнёс я.

За некоторыми столами сидели усопшие – группами и поодиночке. Группы оживлённо беседовали между собой, иногда повышая голос и агрессивно размахивая руками. Одиночки медитировали, уставившись в одну, известную только им точку. Еда на столах отсутствовала, столы вообще были пустыми.

– Лика, мы здесь! Идите к нам! – послышался возглас с дальнего столика.

– Идём, идём, Андрей Борисович, – бодро ответила Лика, пустившись вприпрыжку. Когда я подошёл, девушка уже сидела за столом, весело улыбаясь и показывая на меня маленьким пальчиком.

– Знакомьтесь, это Виктор, – сказала она. – Мой новый друг.

Я встал по стойке смирно. Четыре мертвяка с любопытством уставились на меня. Наступила пауза.

– Разрешите представиться, – наконец произнёс один из них. – Андрей Борисович Лощинский – профессор, доктор филологических наук, загробный стаж год и два неполных месяца, старожил, так сказать.

Профессор был подчёркнуто корректен.

– Смирнов Виктор Николаевич. Инженер-программист. Женат три раза, сейчас в разводе, – я многозначительно посмотрел на Лику. – Настраиваю принтеры в офисах.

Никто даже не улыбнулся.

Андрей Борисович Лощинский – профессор классического типа, высокий, худощавый пожилой мужчина, с тонкой седой бородкой, обрамляющей морщинистое лицо, вытянутым длинным носом, с кончика которого свисали продолговатые очки в металлической оправе. Выпирающий лоб и блестящая лысина выдавали в нём глубокого мыслителя, закончившего какой-нибудь философский трактат на тему: «Культурная революция народов Севера и её роль в освоении Сибири». Профессор щеголял в приталенном костюме мышиного цвета. На лацкане пиджака был прикреплён металлический значок с едва различимой надписью: «Институт филологии и истории РАН».

– Ну что же вы, товарищи, не стесняйтесь, – Лощинский посмотрел на грузного мужчину в чёрном суконном балахоне с красивой золотистой пентаграммой на груди. Пентаграмма была заключена в окружность и висела на длинной цепочке сложного плетения типа Cartier. На кончиках символа блестели красные камни, напоминающие рубины. У мужчины было гладкое желтоватое лицо с широкими густыми бровями, маленьким носом и пухлыми губами. Тёмные вьющиеся волосы, расчёсанные на прямой пробор, падали на крупные мясистые плечи, глубоко посаженные карие глазки хитро́ посматривали на меня. «Аферист», – сразу решил я.

– А мне стесняться нечего. Ростислав Бо́ян, потомственный тувинский шаман-целитель. Общаюсь с духами, снимаю негативные последствия, ищу пропавшие предметы. И не только.

– Я вот хотела спросить, Ростислав, где ваш бубен? – с иронией поинтересовалась Лика. – У всех шаманов должен быть бубен. Говорят, он нужен для возвращения в материальный мир из мира духов. Потеряли, что ли?

– Если вам угодно знать, мисс хохотушка, бубен не единственный атрибут шамана. Сами подумайте, в городских условиях в бубен не постучишь.

– Ага, сразу в бубен получишь. У нас на районе уж точно, – мрачно выговорила молоденькая девушка, сидящая слева от шамана.

– Ой, что я слышу, немая заговорила, – издевательски изрёк Ростислав и, обращаясь ко мне, добавил: – Вот, Виктор Николаевич, знакомьтесь, Ксения Александровна Устинова. Представитель современной молодёжи. Наглая и невоспитанная девушка. К тому же постоянно молчит.

– Она выражает протест, – пожал плечами профессор. – Во все времена так было. Вспомните у Тургенева: «Отцы и дети». Базаров, нигилизм.

– Про детей понятно, – усмехнулся шаман. – А кто тут отец? Вы, Андрей Борисович?

Лика неожиданно громко рассмеялась.

– А что, – сказала она, – профессор сойдёт за папика. – По возрасту точно подходит.

Андрей Борисович укоризненно покачал головой, пробурчав под нос:

– Какой ещё папик…

– Признавайся, Ксюша, Лощинский твой папа? – продолжал подтрунивать Ростислав. – Чего молчишь? Я же говорю, немая…

– Я не немая… Я сосредоточенная, – девушка обиженно отвернулась, уставившись в напольное покрытие.

– Да ладно тебе, – миролюбиво произнёс шаман, – не обижайся… Ну хочешь, сделаю установку на удачу или приворот на понравившегося жмурика?

– Дурак!

По лицу Ксюши пробежал нервный румянец.

Ксения Александровна Устинова, как я узнал позднее, попала в потусторонний мир совершенно случайно. В девятнадцать лет мало кто думает о смерти и бережёт себя. Этот период жизни, называемый, согласно Малой медицинской энциклопедии, юношеским периодом, характеризуется активным познанием мира и всего сущего. Естественно, мир познаётся лучше в компании молодых людей, под лёгкую и не очень музыку, небольшим наркотическим кайфом, в приятном полупьяном общении. То есть на дискотеках и в ночных барах. Именно в одном из таких заведений немногословная Ксюша случайно обидела подвыпившую даму, по неосторожности назвав её «быдлом», за что тут же получила бутылкой шампанского по голове. Удар был не особенно сильным, да только пришёлся в височную область черепа, от чего Ксюша потеряла сознание и утром следующего дня отошла в мир иной.

В сущности, Ксения напоминала мальчишку-тинэйджера с короткой стрижкой, как у облезлого цыплёнка. Под её тонкими дугообразными бровями недобро поблёскивали зелёные глаза. Одежда тоже соответствовала имиджу: белая облегающая майка с изображением сидящей чёрной кошки и надписью: «Брюнетки правят миром» (хотя цвет её волос с коричневым оттенком больше выдавал шатенку), а также синие джинсы и серые кроссовки New Balance с розовыми шнурками.

– Не расстраивай Ксюшу, Ростик, – грубый басистый голос внезапно привлёк моё внимание. – Лучше ответь, как выпускник физкультурного института стал потомственным шаманом?

– Я тебе объясню, Федя, – с издёвкой произнёс Ростислав. – Ещё на третьем курсе, на тренировке, Сашка Кожедуб, сосед по общаге, случайно попал молотом в мою голову, после чего у меня открылись чакры. Я вдруг понял, что моё призвание в жизни – не тяжёлая атлетика, а помощь людям, которым и пойти-то больше некуда, кроме как к нам, народным целителям…

– А сколько денег брал, демагог?

– Всё по прайсу, без обмана: очищение – 2500 рублей, избавление от алкогольной зависимости – 5000, прогнозы, предсказания – в зависимости от сложности поставленной задачи, ну и гвоздь сезона – связь с умершими родственниками клиента – 25000 рублей за сеанс. А ещё новогодние скидки 20%. Всё в пределах разумного…

– Рвач-хиромант! – сквозь зубы процедила Ксюша.

– Точно, – заулыбался Федя и, обращаясь ко мне, произнёс без церемоний: Фёдор Кравчук. Мастер на все руки. Могу столяром, могу сантехником… Короче говоря, по хозяйству. Жертва разгильдяйства работников коммунальных служб. В состоянии сильного алкогольного опьянения абсолютно случайно угодил в канализационную шахту. Ну и вонь там, однако! Да ты не стесняйся, спрашивай, что непонятно. Вопросов, небось, много накопилось…

Кравчуку было не больше сорока лет. Вся его внешность выдавала «своего в доску» парня. Русые волосы, светло-голубые глаза, трёх- или четырёхдневная щетина, мясистый нос с перебитой переносицей, как у боксёра, едва заметный шрам на левой щеке, крупное телосложение – наверное, это всё, что можно сказать. Одет Фёдор был просто: коричневые сандалии с чёрными носками, широкие брюки серого цвета с большими накладными карманами и синяя хлопковая рубашка с «огурцами» и высоким воротником. Рубашка была расстёгнута на несколько пуговиц до упругого пивного живота и оголяла широкую грудь повышенной волосатости. На груди поблёскивал золотой крестик.

– Да… – протянул я. – Вопросы у меня имеются… Вернее два.

– Правда? И какие?

– Что, собственно, происходит и куда я попал?

– Очень примитивные вопросы, – улыбнулась Лика. – На них даже я могу ответить. Вы умерли и попали в потусторонний мир.

– И что это за место? Кто здесь главный?

– А вот это совсем другие вопросы… Впрочем, квалифицированно ситуацию может объяснить наш многоуважаемый профессор Лощинский.

Я перевёл взгляд на Андрея Борисовича.

– А какая версия вас интересует, упрощённая или в развёрнутом виде? – профессор с интересом посмотрел на меня.

– Любая, мне торопиться некуда, – ответил я, взял стул от соседнего столика и, усевшись, превратился в слух.

– О!.. Давайте послушаем научную лекцию в десятый раз, а то что-то скучно стало, – ехидно произнёс шаман.