Читать книгу Князь Николай Борисович Юсупов. Вельможа, дипломат, коллекционер - Алексей Буторов - Страница 9

Последняя четверть ХVIII века в России – время активных духовных поисков. Результатом их стали не только объединения «просвещенных» людей типа масонских лож, но и клубы. Первые и старейшие среди них – Московский и Петербургский Английские клубы. Ряд позднейших «мыслителей» хотели видеть в клубных сообществах продолжение сообществ масонского толка или собрание лиц строго определенных сословий, например дворян, но история русской культуры свидетельствует о том, что Английские клубы стали прообразами будущего гражданского общества России, а вовсе не отделениями лож «свободных каменщиков». Другое дело, что членство в клубе вовсе не препятствовало состоять в ложе отдельным его членам – это было их личное дело.

Думается, читателю история Петербургского Английского собрания или клуба известна мало. Во избежание путаницы поясню, что в официальном порядке Английский клуб Петербурга носил название собрания, тогда как в обыденной жизни чаще говорили клуб.

Первая и последняя дореволюционная книга о клубе вышла в 1870 году к столетию его основания тиражом в 400 экземпляров и в продажу не поступала.[82] Мною собрано довольно большое количество материалов по истории Английских клубов дореволюционной России, равно как и вообще клубного движения, но публикация всего этого – дело отдаленного будущего. В настоящем издании помещается лишь небольшой очерк клубной истории.

Клубы дореволюционной России появились как продолжение клубных традиций Англии ХVII века. В нашу страну они стали проникать в первые десятилетия 18-го столетия, но прижились и обрели законную форму существования лишь в начале правления императрицы Екатерины Великой.

Русско-английские связи ко времени царствования императора Петра Великого насчитывали уже не одно столетие. Однако только при Петре I иностранцы получили возможность жить непосредственно в среде русского общества, тогда как до этого все «немцы» («немые», не владеющие русским языком), особенно неправославного вероисповедания, обязывались проживать на территории России в своеобразных «чертах оседлости», созданных по типу московской Немецкой слободы, где им, кстати, разрешалось строить собственные молельные дома.

Появление первых русских клубов связано с англичанами. Сохранились сведения о «Великобританском монастыре», или «Бенго-коллегии», существовавшем во времена Петра I. Великий государь усердно посещал «коллегию». Члены этого «клуба» по экстравагантности поведения мало чем отличались от насельников иных католических монастырей эпохи Возрождения, но кое-кому и сегодня хочется вывести клубную историю России именно из этого сообщества весьма оригинальной ориентации.

Выходцев с «туманного Альбиона» в России во второй половине 18-го столетия обитало совсем немного. Известно, что англичане народ очень консервативный, придерживающийся раз и навсегда установленных порядков и обычаев. В каком бы конце света они не жили, везде старались создать собственные, английские клубы. Эта давняя традиция сохранялась на протяжении не только ХVIII или XIX, но и XX века. Важно отметить, что английские клубные традиции в России прежде всего оказали влияние на формы проведения досуга. Так, в Москве во второй половине ХVIII столетия действовал не только Английский клуб, но и Английский вокзал (тогда писали Воксал)[83].

Мне неизвестно, из посуды чьего производства едят члены Санкт-Петербургского Английского клуба сегодня во время торжественных обедов. Я же при работе над этими страницами пью чай из чашки, которая сделана на заводе отца-основателя Санкт-Петербургского Английского собрания Франца Яковлевича Гарднера в Вербилках. Именно так звали в России энергичного английского купца, приехавшего в Петербург еще в царствование Елизаветы Петровны, в 1746 году. Созданный Гарднером завод – Вербилки – старейшее подмосковное фарфоровое предприятие.

Английский клуб оказал Гарднеру весьма существенную помощь в налаживании деловых связей, в получении заказов на изготовление относительно крупных партий фарфора. Гарднер-предприниматель и общественный деятель, основатель Английского клуба, пользовался большим доверием в обеих столицах. Благодаря связям в Английском клубе ему были заказаны замечательные парадные сервизы для Императорского Двора, получившие название в честь российских орденов – Георгиевский, Андреевский, Александровский и Владимирский и предназначенные для парадных обедов кавалеров, удостоенных этих наград. Заказы оказались весьма значительными. Так, самый большой, Владимирский сервиз, насчитывал 140 кувертов и стоил громадные деньги – 15 тысяч рублей.

Фарфор и деловые связи в Английском клубе открыли иностранцам Гарднерам доступ в высшее русское общество. Гарднеры – потомки знаменитого англичанина – получили не только гражданство Российской империи, но и дворянство. Высокохудожественный гарднеровский фарфор по праву считается настоящим произведением искусства. Гарднеры всегда стремились выделиться из рядовых предпринимателей. К этому обязывала и дворянская честь, некогда очень высоко почитавшаяся.

В 19-го столетии фрфоровая фабрика перешла к другому члену Московского Английского клуба – «фарфоровому королю» Матвею Сидоровичу Кузнецову, потомку крепостного крестьянина, между прочим. Вербилки и ныне выпускает прекрасную посуду, к которой принадлежит и моя любимая чашка.

Сведения о первых днях существования Английского собрания Петербурга помещены в книге, которую издали его старшины к столетнему юбилею клуба: «В первые годы славного Екатерининского царствования многие из прибывших в Петербург иностранцев, большей частью англичан, людей торговых, приняли обыкновение собираться несколько раз в неделю в одной из здешних гостиниц, содержимой выходцем из Голландии Корнелием Гардинером. Тут, отдыхая от трудов и коммерческих расчетов, за стаканом вина или пива или за трубкою кнастера, они проводили время в веселых разговорах, в чтении газет или играли в карты, в коммерческие игры. Но в начале 1770-го года дела хозяина гостиницы приняли неблагоприятный оборот, и он вынужден был закрыть заведение. Тогда один из обычных посетителей, фабрикант Францис Гарднер, тот, чей игривый портрет красуется в одной из зал Собрания, предложил своим сотоварищам основать особое, самостоятельное общество, или клуб, приискать для оного приличное помещение и все хозяйство поручить разорившемуся Гардинеру. Предложение было единодушно принято 38-мью из посетителей закрытого заведения, большей частью англичанами; вскоре всех учредителей набралось 50 человек, и таким образом было положено основание Общества, названного в честь большинства «Английским Собранием». 1 марта 1770 года господа соучредители подписали устав Собрания из 12 пунктов. Девизом клуба стали слова: «Сoncordia et Laetia», что в переводе с латыни означает «Согласие и Веселие»»[84].

К 1780 году число членов собрания выросло до 300 и более уже никогда этот порог не переходило. Клубное сообщество состояло из «сливок» столичного общества и много лет оставалось в большой моде. Членский взнос в Английском собрании в 1770 году составлял 10 рублей ассигнациями. В 1795 году он увеличился уже до 50 рублей. По тем временам это были весьма приличные деньги.

Чисто английским, то есть иностранным, собрание оставалось недолго. 13 марта 1770 года были избраны первые его старшины-иностранцы – Конрад Готфрид Кюзель, Карл Яков Книпер, Роберт Гай, Петр Леванус, Эдвард Фогг, Эрнст Яков Опитц. Уже в сентябре того же года прошло избрание первых русских старшин: Петра Андреевича Полянского, Николая Васильевича Перфильева, Владимира Игнатьевича Лукина[85].

Завод Гарднера. Молочник из солитера. Последняя четверть ХVIII в. Частное собрание.

Петербург первых лет существования Английского собрания – настоящая столица веселья и всевозможных клубов. Мода на разнообразные клубные сообщества в былые времена указывала на стабильность общественной жизни страны, общего ее положения. Вскоре после Английского собрания возник «Шустер-клуб», который в 1772 году стал именоваться «Большим бюргерским клубом». «Санкт-Петербургское первое общественное собрание» постепенно сделалось Немецким клубом. В конце 18-го столетия в столице действовало еще несколько клубов, в том числе и Музыкальный, члены которого собирались для совместного наслаждения музыкой.

Немало появлялось клубов-однодневок, подобных тем, что и сегодня растут как грибы после дождя.

Фасад особняка Английского собрания на Дворцовой набережной. Фотогр. 1910-х гг.

Уже вскоре после основания Петербургский Английский клуб стал самым уважаемым и модным среди других клубов столицы Российской империи. Свидетельством тому является письмо одного из всесильных тогда братьев Орловых – графа Владимира Григорьевича, который писал, что «… здесь много веселья, балы-маскарады, при дворе ставят комедии, устраивают ассамблеи по очереди в домах дворян каждую неделю. Здесь открылся новый вид собраний, называемый «Клуб». Это похоже на кофейню, и вступило 130 человек. Годовой взнос – 30 рублей. Почти все – важные люди и есть тоже ученые, актеры и купцы. Можно приходить в клуб в любое время дня, утром и днем. Тех, кто хочет вступить, выбирают голосованием». Письмо позволяет предположить, что Английский клуб, начал свою деятельность уже в 1769 году, задолго до 1 марта 1770 года, когда последовало официальное утверждение его устава[86].

С первых лет существования в Английское собрание старались вступить представители самых знатных фамилий России. «Нечего говорить, что тон общества был наилучшим. За весьма малым исключением не происходило ничего, похожего на какое-нибудь неприличие», – писал почти столетие спустя многолетний член клуба М.Н. Лонгинов, который специально занимался изучением клубной истории. Это он составил книгу к столетнему юбилею Петербургского Английского собрания; собирал материалы и о Московском Английском клубе[87].

Портретная Английского собрания Петербурга. По стенам размещены фотографии всех почетных членов клуба. Фотогр. 1910-х гг.

День 1 марта 1770 года ознаменовался подписанием первого Устава Петербургского Английского клуба, каковой потом несколько раз редактировался, но в основе сохранился вплоть до 1917 года. В память об этом событии отмечался и условный день рождения Собрания. В первую субботу после 1 марта в клубе устраивался торжественный клубный обед с ухою, называвшийся годовым. За стерлядью для него нарочно посылали в Москву. Мне не удалось пока собрать достаточных сведений, чтобы подробно рассказать читателю о кухне Петербургского Английского клуба. В Москве клубная кухня считалась самой лучшей в городе, а работа ее поваров – почиталась искусством.

Из питерской истории известен такой любопытный факт. Вплоть до октября 1917 года в Петербургском Английском клубе главным поваром трудился знаменитый Демьян, который до этого служил поваром у известного знатока кулинарного искусства, члена Московского и Петербургского Английских клубов Юрия Степановича Нечаева-Мальцова[88]. Нечаев-Мальцов прославился не только в качестве знаменитого гастронома и крупного промышленника, на чьих заводах производилась едва не четверть всего русского стекла. Он стал главным благотворителем, фактическим создателем Московского музея изящных искусств (ныне изобразительных искусств имени А.С. Пушкина). Бывший повар Нечаева получал в клубе жалованье в десять тысяч рублей ежегодно. Не всякий крупный государственный чиновник той поры имел такой оклад-жалованье.

Большая столовая Петербургского Английского собрания. Фотогр. 1910-х гг.

На годовом клубном обеде согласно давней традиции присутствовал весь дипломатический корпус, аккредитованный в Петербурге. Секретари и иные служащие иностранных посольств и консульств имели право посещения Английского собрания в качестве гостей без предварительной записи. Дипломаты бывали и в Московском Английском клубе, но регулярное их посещение обычно оформлялось как постоянное членство.

Меню обеда в Английском Собрании в 1845 г.

В октябре 1798 года Английское собрание Петербурга учредило звание почетного члена клуба. Первым его удостоился генерал-прокурор, Действительный Тайный Советник князь Петр Васильевич Лопухин, сумевший отстоять клуб от царской немилости. По преданию, целых три дня клуб не мог открыться по именному повелению императора Павла I, но чудо все же случилось… Кстати, Московский Английский клуб, закрытый едва не в тот же день, по древней московской лени возобновлен был лишь в 1802 году. Для сохранения Петербургского клуба Лопухин весьма мудро соврал императору, сказав, что в сем собрании занимаются только игрою в бостон и ламуш, но никаких разговоров, особенно «противу властей», не ведется, а члены клуба только и делают, что пьют за здоровье Государя. Павел ему поверил и разрешил открыть клуб. К тому же в Английском собрании состояло много его личных друзей, в чьей порядочности он не сомневался. Князь Николай Борисович Юсупов был среди них.

Император Павел в качестве своеобразной «компенсации» запретил употребление слова «клуб», благо в Петербурге действовало «собрание». Павел вполне обоснованно боялся якобинской заразы, боялся даже отдаленного подобия парижских якобинских клубов, имевших такое большое и трагическое влияние на развитие Великой французской революции, которая уничтожила великую державу. Как следствие этого, русский император боялся вообще какого-либо, пусть даже косвенного напоминания о них. Когда же императору из политических соображений пришлось присоединиться к континентальной блокаде Англии, то он постарался запретить в России и все английское. Клубы, разумеется, тоже. По Петербургу ходили слухи, что в 1801 году в Михайловском замке государственный переворот и убийство царя совершили члены весьма влиятельной проанглийской или англофильской партии. Многие из «цареубийц» состояли в Английском собрании – и легко догадаться, о чем тогда шла речь в его стенах…

Со дня «спасения» клуба от закрытия звание его почетного члена присуждалось весьма нечасто. В марте 1813 года, когда пришло время платить членские взносы, к Старшинам Петербургского Английского клуба с письмом обратился его многолетний член – знаменитый русский полководец Михаил Илларионович Кутузов. Он писал, что по обстоятельствам военного времени не имеет возможности вовремя возобновить свой клубный билет, а терять членство в клубе ой как не хочется. В ответ Старшины единогласно решили послать спасителю Отечества диплом почетного члена и особое письмо, которые, увы, уже не застали Кутузова в живых. Этот небольшой факт прекрасно характеризует значение Английского клуба в жизни русского общества, – во время труднейшей военной кампании полководец вспоминал о клубной кухне, о любимом клубном диване и клубной библиотеке. Московский Английский клуб тогда же присвоил Кутузову звание почетного члена.

Попасть и в рядовые члены Петербургского Английского клуба представлялось делом весьма непростым. Число состоявших в нем лиц по понятным причинам всегда ограничивалось. В 1770 году – 200 человек, в 1771 – 250, в 1780 – 300, в 1817 году – 350, а с 1853 – 400. Более это число уже никогда не увеличивалось, хотя список кандидатов на вступление редко насчитывал менее тысячи жаждущих (в Москве число членов клуба полагалось до 600).

Зеркало и часы в одной из клубных гостиных. На часах обозначен год основания клуба – «1770». Фотогр. 1910-х гг.

Одна из традиций Английского клуба – его годовые торжественные обеды, которые всегда становились заметным явлением общественной жизни России. Во время обедов по традиции произносились речи. Иной раз выступал сам канцлер А.М. Горчаков, считавшийся одним из лучших ораторов старой России. Традиционно вся «политика» запивалась пуншем и жженкой. Не так ли началась столь модная теперь «дипломатия без галстуков», ведь на обедах, согласно традиции, присутствовал дипломатический корпус? Еще один ежегодный торжественный обед, носивший название Старшинского, давали членам клуба его новоизбранные Старшины. Обычно он назначался на середину мая.

В 1866 году Английский клуб устроил торжественный обед по случаю приема в Петербурге американских моряков. Это была одна из первых официальных российско-американских встреч. Сохранилось меню того обеда, исполненное на высоком художественном уровне. Вообще всякий торжественный клубный обед сопровождался специально заказанным художественным меню. Клубное сообщество торжественными обедами отмечало многие важные общественно-политические события в жизни России. Торжественный обед стал также формой публичного чествования всякого заслуженного человека.

Портретная комната Английского собрания Петербурга. По стенам размещены портреты русских императоров, кроме Павла I, при которых работало собрание. Фотогр. 1910-х гг.

Клубные Старшины нашли такое определение участия Английского собрания в жизни страны. «При общественных радостях и ликованиях оно (Английское собрание. – А.Б.) единодушно присоединялось к этим торжественным заявлениям народного чувства блистательными своими празднествами; в годину бедствий и испытаний оно приносило и свою лепту в народные сборы и пожертвования»[89].

В качестве благотворительной помощи только за первое столетие своего существование Английский клуб Санкт-Петербурга передал различным учреждениям до 90 тысяч рублей серебром. Кроме того, в клубе имелась, как и в Москве, особая касса для помощи бедным людям, в которую каждый член клуба мог послать с запиской нуждавшегося в средствах человека.

Многие выдающиеся деятели русской культуры состояли членами Английского собрания. Среди них – И.А. Крылов, А.С. Пушкин, В.А. Жуковский. Очень помог клуб Г.Р. Державину. Приехав с «ловли Пугачева», поэт имел в кармане едва 50 рублей. Он стал играть в карты за клубным столом. Державину везло и в карты, и в любви, что случается в жизни крайне редко. Благодаря ломберному столу поэт основательно поправил свое материальное состояние и к картам более не прикасался до конца жизни, чего никак нельзя сказать о другом русском поэте – Николае Алексеевиче Некрасове.

Одна из гостиных Петербургского Английского клуба, предназначенная для карточной игры. Фотогр. 1910-х гг.

Среди знаменитых клубных карточных игроков-профессионалов поэт-демократ занимал выдающееся место. Демократия в ту пору доходов приносила мало, так что ему для пополнения скудеющего кошелька столбового дворянина приходилось много времени проводить за карточным столом в Английском клубе, а вовсе не за редакционным столом своих демократических журналов. Самый крупный разовый выигрыш Некрасова составил 83 тысячи рублей. Всего же, по слухам, Николай Алексеевич выиграл в клубе более миллиона…

Клубный стол поэт-демократ не раз делил с журналистом И.И. Панаевым, с которым ему также приходилось делить и блистательную мемуаристку Авдотью Яковлевну Панаеву. Панаев посвятил Английскому собранию только скучноватый «натуралистический очерк», тогда как Николай Алексеевич рассказывал о клубе на страницах многих произведений. Это стихотворения «Признания труженика», «Послание к Лонгинову», «Газетная» (стихотворение получило название по одной из клубных комнат). Некрасов посвятил повседневной жизни клуба даже небольшую пьеску «Осенняя скука».

Английскому собранию Петербурга не очень повезло с арендуемыми зданиями. Их приходилось довольно часто менять. Первоначально клуб располагался в доме одного из учредителей Конрада Кюзеля на Ново-Исаакиевской улице, а затем регулярно переезжал. Один из адресов – дом графа П.А. Бутурлина на Мойке около Синего моста. Любопытно, что в окрестностях этого уголка Петербурга клуб размещался три четверти века. От Бутурлина клуб переехал в дом графини Скавронской у Красного моста, затем в соседний дом Таля. В 1830 году клуб переместился через Демидовский переулок в дом Демидовых. Члены клуба считали его самым удобным для своего времяпрепровождения. Здесь при клубе имелся порядочный парк, куда на летнее время переносились многие клубные занятия. Демидовский дом привлекал многих гостей. Старшины утверждали, что заядлые игроки никак не хотели покидать его гостеприимные стены вплоть до самого утра, в результате чего штрафные суммы резко возросли. Однако хозяйка отказалась продлить контракт на аренду домовладения, и клубу опять пришлось скитаться по Петербургу – дома Эйхлера и Бернардаки принимали клуб в своих стенах. У Бернардаки клуб оставался с 1860 до 1891 годы, когда для клубного сообщества наконец-то был приобретен собственный роскошный особняк на Дворцовой набережной, бывший некогда дворцом князей Радзивилл.

Сохранившиеся немногочисленные фотографии рассказывают о том, как выглядел последний клубный дом перед революцией. Здесь имелись большая столовая и несколько парадных гостиных, предназначенных преимущественно для карточных игр. В «портретной», где также играли в карты, стены украшали царские портреты в рост. Не нашлось здесь места только одному портрету – императора Павла Петровича. Причина такой исторической несправедливости вполне понятна и даже извинительна. В клубе хранилась довольно значительная по объему библиотека. Традиционный для парадных петербургских зданий небольшой внутренний дворик всегда украшали цветы «благодаря одному из Старшин, страстному любителю цветов, барону А.Г. Кноррингу», – сообщал «журнал шикарной жизни» «Столица и усадьба».

Внутренний двор Английского собрания Петербурга, озелененный Старшиной клуба А.Г. Кноррингом. Фотогр. 1910-х гг.

Последние исследования петербургских историков выявили источники, где говорится о существовании клуба вплоть до весны 1918 года, когда борьба Петроградского совдепа с азартными играми поставила жирную точку в полуторавековой истории Петербургского Английского собрания. Нуждаются в дополнительном подтверждении сведения о том, что в эпоху НЭПа в той или иной форме клубы в Петербурге оказались возрождены, но главная их задача тогда заключалась отнюдь не в политических разговорах и выработке общественного мнения – все ограничивалось карточными и обеденными столами.

«Закрытый» кегельбан Петербургского Английского собрания. Фотогр. 1910-х гг.

Санкт-Петербургское Английское собрание (клуб). Парадная лестница собственного особняка клуба на Дворцовой набережной. Фотогр. 1910-х гг.

Заканчивая этот небольшой исторический очерк, мне еще раз хочется обратиться к словам клубных Старшин, написанных в год столетия клуба. «Английское собрание, целый век существуя под нерусским названием, обрусело с первых же годов от рождения и названия своего не чуждается. Оно всегда жило исключительно русской жизнью, и все знаменательные народные события встречало всегда с глубоким, искренним сочувствием»( Столетие…).

С сожалением приходится вспоминать о том, что Английское собрание Петербурга в ХХ столетии активно предавалось забвению. В фундаментальной советской энциклопедии «Петербург, Петроград, Ленинград» ему не посвящено ни единой строчки, хотя о других клубах написано предостаточно. Упомянут даже какой-то мелкий дореволюционный клуб студентов…[90].

Пробыв в членах Петербургского Английского собрания всего два года, князь Николай Борисович Юсупов отправился в длительную заграничную поездку, вернувшись из которой он возобновил свое членство в клубе.

Ж. де Самсуа «Портрет князя Н.Б. Юсупова» 1-я половина 1760-х гг. Миниатюра ГМУА