Читать книгу Война Ивана. По запискам лейтенанта. Серия «Русская доля» - Алексей Чепанов, Алив Чепанов - Страница 3

Шёл 1934 год. Во время практики и уже после успешного окончания Московского геологического института, горный инженер Иван Андреевич Животов успел принять участие во множестве геологоразведочных партиях по Юго-Восточной Сибири и Дальнему Востоку: в основном по тайге и монгольским степям. В перерывах между заездов в партии, Иван познакомился с, ещё студенткой того же института, игривой и зажигательной смуглянкой Татьяной. Девушка была родом из Казахстана, из русско-казахской семьи командира Красной Армии. Семья Татьяны переехала в Петроград в конце 20-го года, в связи с назначением её отца в гарнизон военно-морской крепости Кронштадт. Семья размещалась в двух комнатах в общежитии для семей военнослужащих на территории крепости. Отец Тани служил в охране Кронштадта. Отец много раз рассказывал дома, что новоиспечённые высшие «красные» командиры от большевиков и их жёны, ведут себя похлеще царских чиновников и дворян-офицеров.

Большевистское командование крепости устраивало регулярные банкеты по разным надуманным поводам, даже в рабочее время. Все партийные кадры имели прислугу, по несколько человек на одну большевицкую семью. С прислугой новоиспечённая аристократия не церемонилась и лупила по щекам своих же товарищей по чём зря за малейшую провинность.

Распутство, моральное разложение и разгильдяйство, при чём со стороны большевиков, наложенное на рабочую забастовку по всему Петрограду за отмену продразверстки, повлекло недовольство и возмущение всех простых кронштадтцев и в начале марта в крепости вспыхнул мятеж. Гарнизон взбунтовался, арестовал всех кронштадтских большевиков и захватил крепость, объявив в крепости власть народа. К мятежной крепости присоединилось несколько военных кораблей Балтийского флота. Восставшими помимо основных категоричных требований неприемлемых для большевиков: «Советы без коммунистов»; «власть Советам, а не партиям»; «перевыборы в Советы на основе многопартийности»; «упразднение политотделов и привилегий одной партии»; «предоставление права крестьянам распоряжаться землёй и продуктами своего труда», кронштадтцами были выдвинуты и вполне понятные, и приемлемые требования, такие как: «свободу слова и печати», «освобождение политических заключённых», «свободу торговли», «ликвидация продразверстки», «уравнение пайков для населения», «разрешение свободного кустарного производства своими силами», «свободу собраниям и профсоюзным организациям».

Большевики с восставшими не стали вести ни какие переговоры, их сразу объявили вне закона. В ответ на то, что большевики объявили кронштадтцев мятежниками, бандитами и контрреволюционерами, все, находящиеся в Кронштадте, бывшие царские офицеры, не пожелавшие присоединится к мятежу, а также все кронштадские большевики, которые не заявили о выходе из партии и не примкнули к восставшим, были арестованы и расстреляны без суда и следствия. Положение осложнялось забастовками на петроградских заводах, уже не против царя или Временного правительства, а против существующей власти – власти большевиков-коммунистов. Восставшие-кродтштадцы были против любой власти и склонялись только к свободным народным беспартийным Советам. Многие красноармейцы, имеющие родных и товарищей на стороне мятежников, отказались действовать против восставших и первый штурм крепости не удался. При втором штурме красноармейцев подгоняли пулеметные очереди, выпущенные по атакующим, привлеченными к штурму отрядами ВЧК. Осаждённые отчаянно бились за свои требования, за свои дома и семьи. Каждый дом в крепости Кронштадт, сам превратился в крепость. В этом бою красноармейцами, штурмующими мятежный остров, был убит отец Тани. Он руководил отрядом матросов, до последнего не пускающих осаждавших в порт. Татьяна, будучи в то время десятилетней девочкой, весь этот ужас, творившийся на территории крепости, артиллерийские обстрелы домов, штурм и жестокая бойня между знакомыми и товарищами, запомнила на всю жизнь. С помощью делегатов 10 съезда РКП (б), открывшегося 8 марта, с большими потерями среди штурмующих, с использованием артиллерии, восстание было подавлено.

Тем не менее на 10 съезде было рассмотрено и принято большинство требований, выдвигаемых восставшими. Прямо с марта 1921-го года 10 съездом коммунистов принят курс на переход от продразверстки к продналогу и новой экономической политике.

Отец Ивана – Андрей Михайлович Животов в то время, как и отец Тани, участвовал в петроградском рабочем мятеже по заданию Боевой организации эсеров на стороне восставших рабочих и был арестован сотрудниками Всероссийской чрезвычайной комиссии во время подавления восстания. По словам задержанных вместе с ним, но в последствии освобожденных товарищей отца, его отца – Андрея Михайловича не отпустили, а куда-то перевили. Друзья отца успокаивали Ивана тогда как могли, но после мятежа была расстреляна не одна тысяча участников восстания. Больше своего отца Иван ни когда не видел.

Общая беда ещё больше сблизила молодых людей. Они полюбили друг друга и не хотели больше расставаться. В дальнейшем они подбирали геологоразведочные партии, в которые их брали бы обоих. Совместная работа и время отдыха всё больше сроднило молодую пару, и наконец после окончания девушкой Московского государственного геологического института в 1936 году, молодые люди официально расписались. Таня сразу же устроилась секретарём-делопроизводителем в Московский геологический трест (МГТ) и больше уже в геологоразведочных партиях не участвовала. Как молодым специалистам и перспективной семье, местком Московского геологического треста выделил им комнату – целых 22 метра в семейном общежитии. В этот же год у них родился сын – Володя, а ещё через два года у пары родилась дочка Верочка. Отца детки видели совсем ни часто, Иван продолжал работу в партиях в самых отдаленных уголках России. В геологоразведку Животов погрузился с головой и не представлял для себя другого занятия. Он очень любил дикую первобытную природу и теперь уже не мог бы существовать отдельно без монгольских степей, без Сибири, без тайги, без гор, без сибирских загадочных рек и сказочных озер. Тем более, что он совсем не представлял себя каким-нибудь кабинетным работником где-нибудь в тресте, пусть даже каким-нибудь начальником. «Нет, канцелярской крысой я всегда успею стать, а пока ещё относительно молод и здоров, надо везде побывать и всё поглядеть, где ещё не был, например, на Кавказе», – строил планы на свою личную ближайшую пятилетку Иван. Не успевал он вернуться из очередной партии, не успевали супруги набыться, налюбиться и нагуляться вместе, не успевал отец вдоволь наиграться и наобщаться с детьми, как какой-то совершенно дикий «ветер странствий» назойливо и неуклонно, всё сильней и сильней гнал его прочь из дома из столицы. Ивана несло этим внутренним ветром туда, где полное раздолье для настоящей мужской совершенно первобытной жизни. Только там Иван ощущал полное единение с природой. Именно там, по-настоящему, в геологоразведочных партиях, в тайге, в степи, в горах, он дышал полной грудью и представлял себя великим первооткрывателем, исследователем и в то же время неотделимой частью природы, как любой зверь, птица или рыба. «Там моё место, там я, это я!» – уверял сам себя Иван Животов.

Непрекращающиеся разлуки, очень короткие встречи, ещё по-молодости некоторые непритёртости двух независимых, далеко не легких характеров, в конце концов сделали своё недоброе дело. Ни кто из молодых супругов не хотел уступать другому власть в семье. В результате Иван и Татьяна на пятом году супружеской жизни разошлись как в море корабли и это было похоже на окончательный разрыв. Тут, как нельзя к стати, руководством треста было принято решение направить Ивана в длительную командировку на очень ответственный участок в Серноводск. Поскольку совместное проживание уже с бывшей супругой даже в соседней комнате становилось невыносимо, то длительная командировка была в данный момент как нельзя к стати. Тем более, что побывать на Кавказе, было давней мечтой Ивана. В связи с предупреждением свыше о грядущем сокращении штатов, руководство треста решило в виде эксперимента поменять сразу четырех сотрудников – начальников участков на одного – Ивана Андреевича Животова. Он совершенно не вникая в объём предстоящей работы, ни минуты не задумываясь, сразу же согласился, так как эта командировка его вполне устраивала. До него ни сразу дошло, что работать придётся за четверых, его окрыляла одна только возможность кардинальной смены обстановки и места жительства. Уже утром следующего дня самолет с Иваном Животовым на борту приземлился в Минеральных Водах.

Первое посещение Кавказа в первую очередь поражает приезжего картинными видами гор и окружающей южной природы, словно сошедшими с холстов Васнецова, Рериха или Куинджи. Даже очень далёкие горные ландшафты, такие как Сунженский хребет, под ласковыми лучами южного солнца, казались Ивану совсем близко, почти рядом. Стоило только руку протянуть. Как и на всякого туриста, впервые попадающего на Кавказ, на Животова, он сразу произвел, неизгладимое в дальнейшем из памяти, совершенно завораживающее впечатление. Здесь, из-за благоприятного лечебного, располагающего к общению и единению мягкого климата, вместе с раскрывающейся и расцветающей флорой и фауной, так же раскрывается и расцветает сама природа человека.

В городе жизнь текла спокойно и размерено. Из-за высоких каменных заборов частных дворов, то тут, то там, бойко вылетали на улицу местные почти черные от загара, ребятишки. Степенно, неторопливо и по-кавказски важно прохаживались по улице взрослые: русские, казаки и кавказцы – представители многочисленных национальностей, живущих на Кавказе. С утра умывались все свежей водой из глубоких скважин: казаки из ведер, кавказцы из национальных кувшинов. Вода здесь, после московской, казалась приезжему, даже из колонки или из обычного водопроводного крана какой-то минеральной, целебной. Все вновь прибывающие, хоть отдыхающие, хоть командировочные, вначале всегда глубоко, полной грудью, вдыхают изумрудный прозрачный воздух Кавказа. В одиночку и парами, праздно, как бы позабыв про все дела, не спеша гуляют по городу, стройные, загорелые, в разноцветных, шёлковых и шерстяных платьях, кокетливо повязанные пестрыми косыночками, местные девушки и женщины. Представительно и важно, словно джигитуя, в полувоенной форме – в черкесках с газырями, в высоких коричневых каракулевых папахах с кинжалами на поясе расхаживают и разъезжают верхом местные джигиты и казаки.

Ивана поразила раскинувшаяся перед ним картина, какой-то иной чем в суетной столице, царившей здесь почти райской жизни. Здесь в большей степени чем где-либо в средней полосе, ощущалась необыкновенная близость человека и природы, которая просто окружала Ивана со всех сторон. Он сразу отметил неторопливую степенность местных жителей в отличие от суетной Москвы. Всё было в противоположность Москве, здесь ни кто ни старался ни кого обогнать, не боялся куда-нибудь опоздать. Всё казалось, каким-то устроенным и налаженным.

«Вот здесь, чувствуется, что люди живут, а не существуют для чего-то, во имя чего-то, а просто – живут для себя, для своей семьи, как им и прописано самой природой», – про себя думал Иван, пробираясь по улице Комминтерна в поиске Осетинской улицы, где ему рекомендовали остановиться. «Такое впечатление, что здесь все отдыхающие и никто не работает!» – продолжал восхищаться про себя Животов. Даже не являясь отдыхающим санатория Серноводск-Кавказский, ты как бы мало чем отличаешься от его пациентов. При этом, Иван понимал, что приехал сюда, совсем не отдыхать, а в командировку – значит работать, хотя побывавшей здесь, до него сослуживец, уверял его в обратном. Он весьма живописно описывал Ивану разнообразные любовные похождения и объяснял, что по кавказским обычаям, командировочные здесь тоже не работают. Самые умеренные из них описывают своему начальству красочные рапорты о проделанной работе, о непредвиденных трудностях и проявленном героизме, сопровождая непременной просьбой о финансировании. Четыре его предшественника принадлежали как раз к этой категории. Они руководили геологоразведочными работами на четырёх, довольно удаленных друг от друга точках, но все из одного места – местного ресторана. Работы на месте были передоверены другим лицам – по традиции местным жителям. А последние по своей природе и национальным обычаям, особого рвения ни к какой работе ни когда не выказывали. Своих же отдыхающих начальников, местные помощники развлекали сочинением разнообразных басен, подкрашивая их использованием национального фольклора. Так незаметно подходило к концу время отведенное для командировок, а вместе с ним заканчивались и средства, ассигнованные на разведку. Партии возвращались в Москву для составления отчётов. Понятно, что составленные отчёты далеко не соответствовали проделанной работе. В отчёте преследовалось несколько целей. Во-первых, было необходимо как-то замаскировать свои похождения, во-вторых что-то написать о проделанной работе, а в-третьих не написать ни чего такого, что могло бы изменить существующую характеристику оценки месторождений. Командировки в райское место не должны были прекращаться, таков был негласный закон для всех командировочных, побывавших тут, так негласно инструктировали и всех направляемых сюда сотрудников. После трех-четырёх месяцев работы, в общих чертах и в туманных выражениях, в отчётах писали, что несмотря на проделанную работу, промышленная ценность месторождения осталась по-прежнему не выясненной, а потому рекомендуется продолжить работы по выяснению этого наиважнейшего вопроса. Некоторые месторождения, в подобных санаторно-курортных условиях, разведывались таким образом по нескольку лет. Московское начальство обо всём конечно догадывалось, но и само было не прочь иногда расслабиться и посетить с целью контроля своих подчинённых на курорте особенно в сезон.

Но всему приходит конец. В народе говорят: беда не приходит одна – шла вторая половина июня 1941 года. Через неделю грянула война. С Ивана, как опытного специалиста горного дела, уже работавшего за четверых, несмотря на все его телеграммы в Москву, бронь упорно не снимали. Вместе с началом войны закончилось и божественное существование в этом райском месте. Ивану пришлось уже ровно в четыре раза трудней, чем четырём его предшественникам. Руководство треста очень старалось хоть чем-то оказать помощь вышестоящему начальству, ну и фронту заодно, направив на фронт высвободившиеся в результате сокращения кадры. Штатное расписание и временную должность начальника, одного на все четыре участка, утвердили на постоянной основе. Проводя хитрую рокировку по сокращению штатов в Серноводске, начальство Животова преследовало сразу две цели. Во-первых получалось существенное сокращение штата, а во-вторых – у нового начальника разведки не оставалось времени на всякие глупости. Новому начальнику было поручено сразу все четыре объекта разведки, на которых раньше трудились целых четыре начальника. Иван с энтузиазмом, как всегда, взялся за непосильную, на взгляд любого другого человека работу, так как любил своё дело, жил им и кроме того здесь на Кавказе ему безумно нравилось. Семья его уже не держала, он снова находился на положении холостяка, а следовательно ощущал себя абсолютно свободным и для дальнейших приключений в том числе.

В конце 30-х, в начале 40-х, Советский союз уже воевал вовсю: в 1938 и 1939 годах – с Японией, в 1939 с Польшей, с 1939 по 1940 год – с Финляндией, поэтому ни кто особенно не беспокоился поначалу по поводу новой очередной войны. Большинство было уверено, что война очень скоро закончится, Красная Армия быстро разобьёт Гитлера, как разбила Белых генералов и других врагов Советской власти и всё снова будет по-прежнему, а может быть и даже наверное ещё лучше чем было. Здесь в курортном посёлке, продолжалась, не смотря на все войны, обычная мирная райская жизнь, вообще не происходило в связи с этим ни каких ощутимых перемен за исключением слухов о перебоях с продуктами питания, но это где-там далеко от сюда и ещё замены четырёх начальников геологоразведочных участков на одного – горного инженера первого ранга Ивана Андреевича Животова.