Читать книгу От студенчества вверх, к совершенству! - Алексей Фёдорович Кухарев - Страница 3

Недолго в отпуске мы были,

Всего неделю с небольшим,

С друзьями детства мы кутили,

Про дружбу пели, говорили –

Нам был отраден отчий дым.

Я обошёл село-столицу

И маме чем-то помогал,

Носил на мельницу пшеницу,

Блины с оладьями вкушал,

Учил сестёр – они висели

На мне подолгу каждый день;

Прошёлся в школу, в эту сень

Познаний первых. Там звенели

Мальчишек бойких голоса,

Здесь всё – и свежесть, и краса.

Увидел девушек прекрасных,

Уже, наверно, выпускниц,

Таких пленительно-опасных –

Пред ними падаю я ниц.

* * *

О, друг мой, дальний, незнакомый,

Прибыв в края, где раньше рос,

Ты вспомнишь с чувством обострённым

Места, знакомые до слёз.

Пройдёшь ты новою аллеей,

Работой новых детских рук,

И, сердцем радостно теплея,

Ты встретишь школу как бы вдруг…

Остановись, товарищ милый,

Дай волю чувствам молодым,

Мы их застенчиво храним –

Так пусть бушуют с прежней силой.

Она нас ждёт, подруга юных,

В ней наш учитель-идеал,

Который в классе в спорах шумных

К добру нас мудро направлял.

Святое место первых знаний,

И романтической мечты,

Здесь крепли все мы – я и ты,

Желали трудных испытаний.

Здесь наше детство промелькнуло,

И юность бурно расцвела,

Любовь впервые улыбнулась

И первой болью обожгла.

Влюблялся я тогда нередко,

Себе я милых находил,

Любил я Зиночку-соседку

И Валю Дёмину любил.

Была воздушной Валентина,

И пело сердце у меня,

И до сих пор она богиня,

Всю прелесть юности храня.

* * *

Итак, мы едем вновь с Иваном

В февральский Ставрополь родной,

Я сам с фанерным чемоданом,

На нём с картёжною судьбой

И в домино удобно биться –

Вы не желаете сразиться?

Но нет. Нам надо торопиться

Попасть на лекции, дружок.

Отставим карты. Хоть игрок

Я был всегда весьма азартный,

Хватал на мизер паровоз,

Но, так как был партнёр приятный,

И долг без жалоб и без слёз

Я отдавал всегда исправно,

Со мной любили вечера;

Без зла, в компании забавной,

Я каламбурил до утра.

* * *

Опять четыре долгих «пары»,

Опять копим в башке багаж,

Хотя такой дырявой таре

Доверья нет. И мой кураж

К последней лекции уж сходит

На нет. И мысли бродят

Не знаю где. Хочу домой,

Хочу в столовую, в кино,

Хочу в музей и в бар пивной,

Хочу… Но впрочем, всё равно.

Я просто, видимо, устал,

Страниц уж тридцать исписал.

Опять мы партии великой

Проходим хронику похвал,

Строчим в конспектах «Капитал».

Ужасно скучной заковыкой

Над нами камнем он висел,

С него и Маркс сам поседел.

С его я другом был согласен,

И «Диалектику» прочёл,

И был мне Энгельс прост и ясен,

А Ленин – скучен и тяжёл.

Его досадный «критицизм»

Надёрган, в ссылках, непонятен,

Что в нём «махизм», что «эмпиризм»,

Ответ запутан и невнятен,

И нам, студентам, незанятен.

Но в основном предметы те же

Мы проходили в сей семестр,

Полегче стало… И пореже

Нам угрожал декана перст.

Бабанский стих, его экзамен,

К восторгу всех, был отменён,

А то задал бы он нам баню

И показал Армагеддон.

Он, правда, очень сокрушался,

Что мало двоек нам вкатил

В семестре первом, хоть старался,

Ходил к декану, возмущался –

Он всё же химию любил!

Зато термех и сопромат

Ещё немало усложнились,

Задачи таинством кичились,

Но я решать такие рад;

И курсовые мы натурой –

Черченье сложное, термех,

Сдавали с Глебовым и с Юрой

И без хвостов, и без помех.

Конечно, здесь у нас не Кембридж,

Сорбонна или МГУ,

Но всё ж науки не изменишь,

И ценишь их или не ценишь,

Но гнут повсюду нас в дугу.

Возьмёшь Беляева¹⁷ – глыбища,

Побольше, чем «Война и мир»,

А Болховитинова¹⁸ пища,

Что всем технологам кумир.

Вот это глыба, так уж глыба,

Средневековый фолиант!

Процессов доменных загибы,

Резцов углы, литейки зыби –

Всё расписал халдей-педант.

Вокруг нас жизнь бурля кипела,

Учились мы…Мильоны тем…

К тому ж решенье каждой цели,

Имеет множество проблем.

А цель одна – учиться жизни,

Пока с познания наук,

А жизнь готовит нам в отчизне

И оперкот, и крепкий хук.

Не зря я боксом занимался,

В его я термины ввязался,

Хоть термин, как от топора,

Но бокс залётная игра.

* * *

Росло, росло тщеславье наше,

Уже мы знали интеграл,

Уже мы спорили с «папашей»,

С деканом то есть. Я молчал.

Руководящих я стеснялся,

Да ну их к лешему совсем,

Со мной им не было проблем,

От них я дальше отстранялся.

Меня всегда дивили люди,

Которым в жизни всё не так,

Им надо всё подать на блюде,

А я, признаться, был простак.

Найти обход я не старался,

В труде, учёбе, целине,

Мерилом просто задавался

«А как же люди на войне?».

О целине скажу потом,

Она была нам рубежом.

* * *

Теперь коснусь я вновь учёбы,

Про сопромат скажу опять,

Как лучше вам пройти чащобы,

И– знали формулы вы чтобы–

Есть средство их запоминать.

Их много было «наших» формул,

Один пример я приведу,

Чтоб мой совет вдруг не заглохнул

И отвратил от вас беду.

Крученья угол без зубрёжки

Во все я помню времена,

Там Фёкла моет свои ножки,

И всё сокрытое она.

Стихи прекрасны, их учите,

Они идут из века в век,

Вы их потомству сохраните,

Пока в учёбе человек.

Такие формулы гидравлик,

И физик тоже оценит,

Как всё ж, к примеру, прав буравчик

Куда он вектор свой стремит?

Вас, я надеюсь, не смутило,

Какой вам опыт передал,

Но что уж было, то и было,

Он нас немало выручал.

Я был, друзья, такой, как все,

И рос на хлебе и овсе.

Не на артеках в скучной холе

Среди надуманных затей,

Я на колхозном вырос поле

Среди мальчишек-дикарей.

И плуг я знал, и знал копнитель,

В пятнадцать лет уже пахал,

Мальчишек младших покровитель,

В игре был честный победитель

И от ученья не страдал.

* * *

Сижу в читалке. Ваня Шматов

Со мною рядом, у двери;

В футболе лишь его ударов

Боялись наши вратари.

Он мудрый был, его тирады

Историк наш всегда ценил,

Решал проблемные шарады

Он очень ловко. Я любил

С Иваном дружески поспорить,

Поговорить о том, о сём,

О современном, о былом,

И как нам Штаты объегорить.

Я в мысль Иванову вникал,

И мозг мой тоже оживал.

Люблю бывать в читальном зале,

В журналах новости открыть

И голубой и смелой далью

Похвально мысли окрылить.

Ребята, к вам я обращаюсь:

Цените молодость свою,

Я с вами в молодость вливаюсь,

Вино познаний жадно пью.

О, как же много мы не знаем

В науках разных степеней,

И как бесмысленно теряем

Часы, минуты наших дней.

И потому свой ум внедряйте

В науки с самых юных лет,

Лишь в них отыщите ответ,

Лишь в них рискуйте и дерзайте,

Лишь в них откроется вам свет!

Я в «преф» запальчиво играл

И время страшно растерял.

Да я, признаться, и не думал

Казаться лучше, чем я есть.

Я просто жил, был не угрюмым,

Любил я игры и поесть.

* * *

Летели дни, недели тоже,

Сменялись лекции вчерёд,

Решив контрольных – дай вам боже,

Мы шли к экзаменам вперёд.

И вот уже и Первомай,

Нас щедрой зеленью пленяет

И наш весёлый, светлый край

Природой яркой оживляет.

Кавказский край! Красавец вольный!

Прекрасен твой нарядный вид,

Ты весь в полях лежишь раздольно,

Богат, роскошен, знаменит.

Сегодня праздник! Мы спешим

В ряды весёлых демонстрантов,

В ряды знамён и транспорантов,

Поём, восторженно кричим.

И нас, как братьев, принимают,

Целуют, выпить предлагают.

Шумит народ, и плещут флаги,

Мы делу Ленина в ответ

Несём плакаты, лики, стяги,

Я нёс Шелепина портрет.

Он, как верховный комсомолец,

За нашей публикой следил,

Хотя почил уж Сталин-горец,

Уже и Берия почил;

Как враг народа был представлен

Он оживающей стране

И был расстрелян, обесславлен –

Что ж, на войне как на войне.

* * *

Войну мы вспомнили недаром,

Она в былом. Но знаем мы,

Как шла на нас она пожаром –

Пожаром мрачной чёрной тьмы.

Войну я видел пятилетним,

Своих солдат и их солдат,

И память кладезем заветным

Хранит во мне тех лет уклад.

Покрышкин был для нас кумиром,

И Кожедуб тогда царил,

Они прославлены всем миром,

Их Рузвельт¹⁹ честно оценил.

Имея разум и терпимость,

В войне он сердцем нас понял,

Принять России справедливость

Его Господь благословлял.

«Калитку» пела Дина Дурбин,

С акцентом милым в эти дни,

Она вникала в наши будни,

Была нам словно бы сродни.

Когда надменный англичанин

И легкомысленный француз

Тряслись в испуге, росс-татарин,

Один в объятьях страшных уз

Боролся с Гитлером; Европа –

Европа с мужеством ждала

Победы русского холопа,

Она, как женщина была.

Она жила, как прежде, встарь:

Кто овладел ей, тот и царь.

Десятилетие Победы

В Великой нравственной войне.

Какие горести и беды

Прошлись по нашей стороне!

Рвалась фашистская идея

Отнять у нас и жизнь, и кров;

Шестнадцать сверстников имел я,

Двенадцать было без отцов.

Как умолчать, друзья, ребята,

И я скажу от всех детей:

Отцам погибшим, нашим братьям

Ещё не создан мавзолей.

У нас защитники России,

Свои сокурсники-бойцы,

Они избранники святые,

Что были в годы роковые

Победы славные творцы.

Я их любил…Мы их любили,

Рассказы слушали взапой,

Про немцев, танки, что стремились

Смешать их с русскою землёй.

За ними слово, слово – БЫЛИ,

Им смерть являлась наяву,

Они сражались, победили –

Их поимённо назову.

То были Емцев с Шумаковым,

Фенько, Вангулов и Крамской,

Богданов, Бузин с Куликовым –

Все шли дорогой боевой.

Ещё Колесников степенный,

Весёлый Колычев Мишель,

Гиниятуллин беспримерный

И Лошаков, разивший цель.

Они, как будто на параде,

Идут за волнами волна,

Они в сияющих наградах,

Их видеть мне уже отрада –

Запомним мы их имена.

* * *

Прошло зачётов опьяненье,

И с курсовыми беготня,

Везде на кафедрах волненье,

Студентов хитрая возня.

Но всё кончается, и к сроку

Пора экзаменов пришла –

Она всегда к студентам зла,

И к ней, как к выплате оброка,

Всегда студенты не готовы.

Науки светлые покровы

Хотя студентам по плечу,

Но я их, что ли, излечу

От юных лет, таких лихих,

От ветра в буйных головах?

Свиданья, танцы, спорт – для них,

Для них всё в розах и в цветах.

И потому студент обычный

Предметы знает на трояк,

И лишь такой, всегда приличный,

Как наш Чернавин – на пятак!

Но почему-то он, ребята,

Со всеми нами не дружил,

Я не считал его собратом –

Какой им чёрт руководил?

Но был он нами уважаем,

Хотя… хотя непостигаем,

Лишь потому, что он молчал –

А что грек в древности сказал?

* * *

Текли экзамены, покуда

Не буду их перебирать,

Старался я – моя причуда,

В семестре первом вам подать

Перипетии все, да все ли?!

И разве можно охватить,

Все наши мысли, наши цели,

И потому прекрасно жить!

Однако, всё же начерталка,

Собрала чёрный урожай,

И как её ни постигай,

Она проверит на смекалку,

Задачей чтобы поразить,

И «неуд» всё-таки вкатить.

Крамской с «Якубой» помирились,

Чему я был, конечно, рад,

Они неловко объяснились,

Кто друг пред другом виноват.

Замечу здесь, искусства ради,

Иван нас всё же удивлял:

Простою ручкой он в тетради

Пейзажи дивные писал.

Не зря фамилия такая,

Крамской – была ему дана,

Но, злобно жизнями играя,

Ему всё спутала война.

А то, быть может, в дни иные

(В таких делах я оптимист)

Известен стал бы всей России

Крамской – великий пейзажист.

* * *

Начало лета. Год окончен,

Этап нам новый предстоит;

Декан программой озабочен,

Всё поясняет. Говорит,

Что мы поедем целым курсом

На место практики, в учхоз.

Ему внимала наша бурса

В надежде новых развлечений,

Потерь, находок, заблуждений.

И вскоре нас в учхоз повёз

Автобус древний, институтский,

Без тормозов и без окон,

И при езде весьма по-русски

Он издавал и лязг и звон.

Нас это, правда, не смущало,

Тут спрячу я сарказма жало –

Мы знали бедствия страны –

Лишь десять лет после войны.

Был яркий день, орлы парили

В зовущей вечной синеве,

Бежали вихри, тучки плыли,

Свистели суслики в траве.

И вот учхоз зелёный, пышный

Пленяет нас красой зари,

Квартира есть – сарай камышный,

И мы зажили, как цари.

Представлен был нам воспитатель,

Наставник – женщина; она

Была совсем не угнетатель,

Весьма красива и стройна.

Дала нам каждому делянку

Различных злаков, кукуруз,

Чтоб мы вставали спозаранку,

Вели журнал; чтоб знали груз

Крестьянских дел. Чтоб, как механик

И агрономовский напарник,

Из нас мог каждый понимать

Колосьев божью благодать.

* * *

Прекрасно было время это,

В козла мы бились, в карты. Смех

Был с нами словно бы предметом,

Зачётом, что ли, на успех.

Вставали в шесть, ложились в час,

Когда там спать, коль кровь играет!

Ходили в клуб, крутили вальс,

Ещё азартом нас пленяет

Пока нам новый преферанс.

Амелин тешил нас Лукою²⁰,

Свои победы прославлял

И в нас надежды оживлял

Для схватки с нимфою земною.

Почтенный старый ловелас,

Евгений милый, он для нас

Служил, как справочник искусства

Головки женские кружить,

Как доводить их до безумства

И как измены пережить.

Амелин шёл от естества,

Внушая с логикой особой,

Что девы нет, не божества,

Что они просто существа,

Для нас, созданные природой.

Мы всюду радости искали –

В кино, в столовой, на полях,

И старших тоже уважали –

Мы их носили на руках.

Романыч вечером гитару

Возьмёт, подладит и поёт

Про ту коварную Тамару,

И всё, что в голову придёт.

Ему мы дружно подпевали,

Романсы все мы обожали.

Кокетка Рива у Ускова,

Врага родного, так мила,

Да вот поёт её он снова,

Узнайте, кто она была:

«Ымэл Абраша састаянья мыллион,

Был Абраша в дэвушку влублон,

Красывую брунэтку, атважную какэтку

И напэвал ей нэжные слава:

"Ах, Рыва, Рыва-джан,

Паедэм, Рыва, в Азэрбайджан,

Там будэм жит с табой,

Кушат шашлык с травой.

Так сагласис жэ, Рыва,

Быт маей жаной".

А когда на поле браны умирал Абрам,

У лубымой его Рывы уж сыдэл армян.

Там был Кацо пузатый, там был Хурэн горбатый

И напэвал ей нэжные слава…»

Ну как? Вам нравится, наверно,

Такая кошечка-душа,

Фигуркой лёгкая, как серна,

Да и мордашкой хороша.

Привёл я вам всего куплетик

Кавказской песни пылкий ГОСТ,

У них, как правило, сюжетик

И неглубок и очень прост.

Об остальном не буду здесь,

И полный текст подать нельзя,

А то мне критики-друзья

Собьют всю творческую спесь.

* * *

В сарае вместе с нами жили

Из первой группы «мудрецы»,

Они дружней нас с виду были,

К тому же мирные жильцы.

Там у иных водились жёны

В «осьмнадцать» лет! Как мне их жаль,

Но не моя с сего печаль.

Мы в брак пока не запряжёны,

Пока мы вольные пижоны

И в душах наших только сталь.

У них был староста-диктатор

Данила Бузин, фронтовик;

Хотя казался как старик,

Но свой покорный инкубатор

Умел он строго содержать

И власть свою не уступать.

Смеялись часто мы над ними,

Но, правда, шутками незлыми.

А мы свободны, будто птицы,

Но не замкнутые в себе,

Порой до утренней зарницы,

Не зная меры и границы,

Кружили весело в гульбе.

О всех проделках погрущу,

Но их, однако, пропущу.

Один Крамской, как вещий ворон,

От нас крутился в стороне;

Ему был чужд наш вечный гомон,

Но всё же нравился он мне.

Иван далёк от мод Парижа,

Хотя в Европе побывал,

И сколько в прошлом его вижу,

Он всё наброски рисовал,

Знать Ваня тоже уповал.

Любил Иван нравоученье

Нам, малолетним, прочитать,

И мы, приняв его сужденья,

Его не будем осуждать –

От этих пор до этих пор

Крамской немного резонёр.

* * *

Сегодня вечером собранье,

Поговорим о том, о сём,

О современном, о былом.

И мы в голодном упованьи,

И «стёпки» в вечном ожиданьи,

Все как один на сбор придём.

Чтоб тип у жизни ухватить,

Порой достаточно мгновенья,

Но это дело должно быть

Не столь беспечного творенья.

Не собираясь раскрывать

Я типы действующих лиц,

Парней советских и девиц,

Решил я сценку описать.

Итак, собрание всем курсом,

Аншлаг у нас, галдёж, базар,

Механизаторская бурса

Орёт, как будто на пожар.

Нам что-то «стёпку» задержали

На целый месяц. Как кутить?

Хотя ведь мы не бедовали,

Себя желали проявить.

Начальство хитро и толково

Уняло алчущий народ,

И председательствующий слово

Гиниятуллину даёт.

И он «разнёс» еду в столовых,

Внёс предложений целый ряд,

Давно избитых и не новых –

Их на собраньях говорят.

Больным вопросом стала тема,

Что парни наши – соль земли,

В саду попались – вот богема,

Что за бездарность, чёрт возьми!

Ходил на бахчи я раз сорок,

В сады – не помню, не считал,

И был достаточно я ловок,

Хоть соли в зад я получал,

Но к сторожам не попадал.

А эти Ширин и Карханин,

И Ловер с ними, «мальчик мамин»,

Попались, курс весь подвели,

Их сторожа к нам привели.

О, как их долго обсуждали,

Стыдом их души оплели,

Им всем по выговору дали,

Но всё же практику зачли.

Они, конечно, комсомольцы,

Послать бы их на целину,

Трудиться будто добровольцы

На нашу славную страну.

Все уважаемые лица

Не обошлись без горьких слов,

Как Гена наш, Красюк, Куницын,

Высокомерный Шумаков.

Тут почудил немного Жданов,

Серьёзно выступил Богданов,

И наш декан – в словах он мил,

В итоге всех нас похвалил.

* * *

И, наконец, пешком с учхоза

Мы потянулись чередой,

Кто прямо к девушке-занозе,

Но больше всё же до пивной.

Чтоб там, в кругу своём, отметить

Прошедший длинный, трудный год,

Над всем смешным покуролесить

Уже без всяческих забот.

Теперь с Иваном на вокзал –

Полгода этого я ждал.

Финал. Оставим знаний груз.

Ура! Окончен первый курс!