Читать книгу Стой под дождём. Рассказы. Повесть. Пьеса - Алексей Галкин - Страница 6

У человека бывает минута, видимо, у каждого, в жизни, когда заканчивается стремление к собственному существованию. Проще – когда жить не хочется. Минута может растянуться во времени до дня, недели, месяца и, даже, года. Состояние такое порой не зависит от внешних событий, а просто, я встал утром и понял, что целей, к достижению которых я стремился, не существует, и то, что я делал до сегодняшнего дня, никому не нужно и, по большому счёту, сам я тоже не нужен никому. У человека могут быть и дети, и любящая жена, и работа, приносящая удовлетворение, но вдруг – я проснулся и понял: всё мираж. Исчезни я сейчас, и жизнь, от отсутствия меня, нисколько не станет хуже. Наоборот, может быть, даже светлее.

У Фёдора жизнь складывалась удачно: он любил и был любим. А именно это он считал главным, определяющим состояние качества любой жизни. Звали её Антонина Феликсовна. Была она на пятнадцать лет моложе его, и не видел Фёдор в этом никакого криминала, потому как, лет Антонине было уже за тридцать. Носила она короткую белобрысую стрижку, карие глаза, ярко-красную помаду и джинсы. Пацанка, по-другому и не скажешь, и не посмотришь. Однако мужики на неё смотрели с восхищением и Фёдора, с одной стороны, это приводило в бешенство, а с другой – было приятно, что она выбрала именно его.

Познакомились они в январе, в детском саду, куда Фёдора пригласили в качестве Деда Мороза провести утренник. Когда-то, он водил в этот сад свою дочь. Прошло уже лет десять-одиннадцать, Фёдор точно не помнил, дочь уже окончила школу и поступила куда-то, а он, однажды, выручивший всех воспитателей и директора, изобразив перед городской комиссией Деда Мороза, так и продолжал посещать этот детский садик.

Увидев мужика, напяливающего на себя красную шубу, Антонина Феликсовна была искренне удивлена, и было от чего: во всех детских садах, где она имела счастье трудиться, а работала Антонина педагогом-дефектологом, дедами были всегда женщины-воспитатели.

– Вы новый дворник? Я вас раньше не видела.

– Нет, барышня, я – бывший родитель и постоянный Дед Мороз в этом заведении.

…И пошло у них, и поехало, и полетело.

Так и домчалось до конца мая. И все эти пять месяцев Фёдор был безмерно счастлив. Он любил околачиваться в детском саду и наблюдать за работой любимой своей женщины. Дети были разные: кто-то заикался, кто-то не выговаривал буквы,

кто-то, вообще, только мычал. Но особенно ему нравились братья-близнецы. Эти два бандита произносили совершенно одинаково звук «фэ». Выговаривали они его старательно, да так, что изо рта, вместе со звуком, вылетало огромное количество слюней. Фёдора такое явление очень забавляло ещё и потому, что брызги эти выскакивали только в тот момент, когда близнецы находились в непосредственной близости от кого-либо. Находясь рядом с его Тоней, братья истошно начинали вопить: «Антонина Феликсовна! Антонина Феликсовна!!!», и Тонечка с ног до головы омывалась их слюноотделениями. Однажды, когда вся ребятня уже привыкла к его появлениям, приключился небольшой казус. Находившееся рядом, с оплёванной уже Тоней, сорванцы, увидев его, входящего в класс для занятий, истошно заорали: «Дядя!». «…Фёдор!» – подсказала им Тоня, и они рванули со всех ног к нему, извергая, словно заклинание: «Дядя Фёдор! Дядя Фёдор!!!»

– Стоять! Оба!!! На месте!!! – резко заорал дядя Фёдор, на миг, представивший себя таким же оплёванным, как и его возлюбленная.

От такого рыка, не ожидавшие его, близнецы-братья стали, будто Сивки-бурки, вещие каурки. Испугалась и Антонина Феликсовна. Но уже через мгновение все развеселились, а затем веселье переросло в неуёмный хохот. Поняли ли близнецы, над чем они смеялись вместе со всей группой, но после этого случая братьев убрали из группы детей с речевыми отклонениями, так как слюновыделения у них прекратились, а «дядя Фёдор» возгордился от своих, как он считал, педагогических способностей.

Наступил май. Точнее, конец мая.

Федю нашего то ли обидел кто, то ли озлился он на весь белый свет, но выпил он в тот день прилично. Сидя дома, в полном одиночестве и крепко поддатый, захотел он неожиданно, почему-то, любви и ласки. Обулся Фёдор, надушился дорогим одеколоном и вышел из квартиры, намереваясь увидеть свою Тосю. А дверь квартирная была у него железная, а потому очень тяжёлая. Вот, наш Федя и стал её закрывать. Ударил ею раз, а она не примыкает к косяку. Ударил второй… и застонал от боли: нога его левая во время ударов этих не успела перешагнуть через дверной проём, и получалось, что Фёдор бил дверью аккуратно по своей ноге.

Сломал Фёдор ногу, в двух местах, в тех же, что сломал и тридцатого апреля 2004 года, когда заскакивал в маршрутку, опаздывая на свидание с Настей Кавалергардской. И как тогда, приехала Скорая, увезла в больницу, и загипсовал ему туже ногу, тот же врач. Точь-в-точь, день-в-день, только тогда месяцем раньше. Чуть не дотянул Господь до девяти лет.

И всё повторилось: принесли ему друзья консервов, а до кухни, чтобы наполнить и разогреть чайник он доползал кое-как сам. За хлебом вновь стала ходить соседка, старенькая уже бабулька.

Антонина, конечно, узнала, что пропал Фёдор не случайно, что лежит он и мается бедолага. Но услышав эту новость, отвесила его друзьям земной поклон, сказав, что если у неё будет время, заскочит обязательно, а пока очень много работы в саду, что лето, и родители приходят за своими чадами несколько позже.

– Всё повторяется, – думал Фёдор, уткнувшись глазами в телевизор. Тогда и посетили его мысли, с которых я начал свой рассказ.

Вспомнилась и Настя, не пришедшая тогда, в две тысячи четвёртом, выпавшая на целых девять лет из его памяти, и напомнившая о своём существовании вместе с его левой ногой. Искала потом она встречи с ним, объясняя всем знакомым, что никак не могла весь месяц, пока он лежал в гипсе, появиться у него в доме: то родителей обвиняя, которые были против их отношений, то так же, как и Тоня сегодня, сваливая всё на непомерную свою занятость. Забыли, что одна, что другая и о его дне рождения, но не забыли при этом рассказывать его же друзьям, как подкармливают его и покупают дорогие сигареты. Всё повторилось.

Вспомнилась она и пропала опять, видимо, до следующего перелома. Так иногда случается в нашей жизни, что когда-то невероятные события, происходившие с тобой, воспринимаются впоследствии, как свершившийся факт: без печали и восторга.

И увиделось Фёдору всё наперёд: как снимут гипс, а вместе с ним, как и девять лет назад, бросят в угол его любовь и нежность. Словно пробудившись от летаргического сна, прозрел его разум, и просветлели мозги. Понял он, совершенно неожиданно, что для Антонины Феликсовны не важны сколь-нибудь значимые отношения, а важна сама стрессовость ситуации, что без вспрыскивания адреналина в кровь, жизнь для неё не имеет никакого смысла, что без постоянной новизны и состояния «а вдруг, сейчас это случится», всё для неё становится серым и неинтересным. Она и в детский-то сад пошла из-за этого, потому как там, ты находишься, словно «последний герой» на бочке с порохом, не зная где и в какую секунду всё взлетит на воздух.

– Надо опасаться таких барышень, – подумал Фёдор и, сладко зевнув, повернулся на правый бок, как учила его мама и первая воспитательница в яслях, Анна Ванна.