Читать книгу Наследник. Книга вторая - Алексей Хапров - Страница 2

Вот вся жизнь у меня такая, пытаюсь отыскать своё счастье, а нахожу одну лишь только беду…

Передо мной что-то колыхалось. Очертания были неясные, расплывчатые, как будто разводы грязи на запотевшем тёмно-зелёном стекле. И вот они стали проясняться. Медленно, постепенно…

Огромная, нацелившаяся мне прямо в лицо, мохнатая когтистая лапа!

На моём лбу выступил холодный пот. Я в ужасе отпрянул назад.

Но это была не лапа. Это была просто ветка изогнувшейся, словно в чудовищной муке, исполинской раскидистой ели. Такими же изогнутыми и скукоженными смотрелись и её собратья-соседки.

Тусклый мертвенно-зелёный свет и гнетущая, почти что вакуумная тишина!..

Я открыл глаза. Грязно-зелёный свет тут же преобразился в золотистые солнечные лучи – они пробивались сквозь брешь между задвинутыми оконными шторами. В мои уши тягуче вползло мерное тиканье висевших напротив кровати настенных часов, и я с облегчением обнаружил, что нахожусь не в полумёртвом дремучем лесу, а в своём доме, в своей постели.

Один и тот же мрачный, внушающий тревогу сон! Он снился мне уже несколько ночей подряд! Страх, ощущение трагической неизбежности!.. И с каждым разом этот сон становился всё чётче и чётче, всё ярче и ярче.

Да что же он ко мне прицепился? Нет, ну в самом деле!..

А может он прицепился ко мне неспроста? А может это какое-то предостережение? Или чьё-то телепатическое послание? Ведь вещие сны – это не такая уж редкость!

Уродливый, покорёженный лес. Походящие на чахлых, но злобных существ, тесно смыкающиеся друг с другом сосны и ели. Мрачная чащоба, навевающая предсмертное, мучительное забвение…

«Предсмертное, мучительное забвение»!

Меня передёрнуло. Я оторвал голову от подушки. И что бы это могло означать?

Я протянул руку, надел очки и взял планшетный компьютер – и то, и другое лежало на прикроватной тумбочке. Мой указательный палец резво застучал по высветившейся на дисплее клавиатуре: «К чему снится лес».

В ответ появилась целая куча ссылок. Я выбрал самую верхнюю, а значит самую популярную – «Сонник Миллера».

Так, – уселся поудобней я, – сейчас посмотрим!

«Если во сне вы видите дерево в молодой листве…» – это не то.

«Взбираться во сне на дерево…» – это тоже не то…

А вот это, наверное, то, что надо: «Если вам снится мёртвый лес, с засохшими деревьями (так-так-так!) – ожидайте разочарований…».

Тьфу ты!..

Я в досаде швырнул планшет обратно на тумбочку. «Ожидайте разочарований»! Ну, всё как всегда! Ох уж, эта моя прóклятая Богом жизнь!..

За что только она им, вот, проклята?

О нет, про прóклятую Богом жизнь – это не какое-то там мимолётное старческое брюзжание…

Старческое? А почему бы, собственно, и не старческое? Да, мне было немногим более пятидесяти лет, но я уже ощущал себя дряхлым и немощным стариком.

Так вот, это было не какое-то, там, мимолётное старческое брюзжание, навеянное внезапно свалившейся на голову неприятностью. Это было точное описание того «удовольствия», которое мне доставляла жизнь.

Нет, что я вовсе не был в ней счастлив – такого сказать, конечно, нельзя. Были у меня в ней и светлые фрагменты. И самый счастливый её период – это когда я усыновил Радика. Ну, это после тех наших с ним опасных и рискованных приключений, о которых, я надеюсь, вы осведомлены. Но затем мой Радик бесследно исчез, так что это моё счастье продолжалось недолго, всего каких-то два года…

Нет, ей богу, если была бы такая возможность, я бы с удовольствием вернулся в те наши с ним опасные и рискованные приключения! Да, те приключения едва не стоили мне жизни. Но тогда я ощущал хоть какой-то жизненный смысл!

А сейчас? Какой я смысл ощущаю сейчас?

Знаете, я наверное чем-то походил на марафонца, который уже пересёк финишную черту, но всё продолжает двигаться по инерции. Двигался, вот, и тащил за собой всю свою прежнюю жизнь. Но потом вдруг натыкался на настоящее, и меня словно отбрасывало назад.

Разнообразие ограниченности, ограниченность разнообразия! Неудачник, истерзанный бесплодными мечтами!..

Как там поётся в одной очень старой и некогда популярной песенке? «Это было недавно, это было давно…»…

В Москву я приехал в начале девяностых. Это было вынужденное переселение, потому что в моём родном Балашове в те годы найти себе нормальную работу без блата было практически невозможно.

Блата в Балашове у меня не было. Но зато у меня была тётка, младшая сестра моей матери, которая проживала в Коломенском, в Москве. И тётя Клава, – так звали мою столичную родственницу, – позволила мне временно пожить у неё. Вот этой её благосклонностью я тогда, после приезда в Москву, и воспользовался.

Работу я нашёл себе быстро. Я устроился охранником в одно небольшое частное охранное предприятие, которое располагалось там же, в Коломенском.

Да, имея диплом о высшем образовании, имея большой опыт работы инженером на машиностроительном производстве, переквалифицироваться в какие-то там охранники было, разумеется, неприятно. А на чей-то взгляд, может быть, и позорно. Но московской прописки у меня тогда не было, а удел гастарбайтера – он таков!

Кстати, инженеры тогда и в Москве были не особо нужны!

Охранять мне выпало один частный дом. Но это был не абы какой-то дом. Это был дом известного на всю страну актёра! Это был дом самого Геннадия Карпычева!

Кстати, его жена, Катерина, – она была у него уже третьей по счёту, – приходилась Баруздину, – так звучала фамилия нашего директора, – родной сестрой. И из этого нетрудно было понять, что наше частное охранное предприятие заполучило этот объект не случайно.

Я тогда даже не подозревал, что это трудоустройство перевернёт всю мою жизнь!

Отношения с Катериной у меня не заладились с самого начала. Она видела во мне лишь бесправную прислугу, причём прислугу самого широкого профиля: подай, принеси, сходи в магазин, подмети двор, помой машину, вскопай грядки, и всё такое прочее.

Не лучше у меня были взаимоотношения и с Радиком, приёмным сыном Карпычева, мальчиком тринадцати лет. Он надо мной откровенно издевался: рисовал на меня карикатуры, швырял в меня шоколадным арахисом из окна, подпирал снаружи ломом дверь охранной будки, чтобы я не мог оттуда выйти, смазывал её ручку клеем.

А вот с самим Карпычевым мы сошлись. Правда не сразу, а спустя некоторое время. Я как-то случайно выдал ему свой интерес к Голосовому оврагу, и после этого стал чувствовать его расположение.

Голосов овраг – это главная мистическая достопримечательность Коломенского.

Почему мистическая? А потому, что история знает случаи, когда спускавшиеся в него люди перемещались во времени. И происходило это аккурат тогда, когда в овраге появлялся зеленоватый туман.

По словам Карпычева, именно так пропал в начале тридцатых годов его дед. Решил пройти по оврагу, когда там стоял зеленоватый туман, и после этого из оврага уже не вышел.

Я простодушно пересказал эту историю с дедом Карпычева Баруздину. Ведь Карпычев не просил меня держать её в секрете! Ну откуда мне тогда было знать, что Баруздин со своей сестрой построят на её основе свой коварный и подлый план?

Перед Катериной в те дни маячили большие проблемы. Карпычев со мной как-то настолько разоткровенничался, что посвятил меня в свои намерения относительно неё – он собирался вскорости её прогнать.

Ни Баруздину, ни Катерине я об этом, разумеется, ничего не сказал. Я никогда не лезу в проблемы чужих семей. Но у них в моих откровениях и не было особой необходимости. Они об этом, опасном для них, намерении Карпычева уже знали.

Понимая, что после развода её беззаботной, красивой жизни придёт конец, Катерина решила убить своего мужа и завладеть после этого его деньгами и его имуществом.

Но в случае смерти Карпычева возникал ещё один его наследник – Радик. Он был хотя и приёмный, но всё-таки его сын.

И Катерина с Баруздиным решили устранить и его. Взыграла их ненасытная жадность. Они не желали ни с кем делиться своей добычей.

Да, убить Карпычева у них тогда получилось. И обставили они это дело так, что всё указывало на то, что его убил я. Но вот разделаться с Радиком они уже не смогли. Почему? А потому, что я тогда этому воспрепятствовал…

Я не буду здесь рассказывать о наших с Радиком похождениях. Если вы сейчас читаете эту книгу, то вы наверняка с ними уже знакомы. Главное, что всё тогда закончилось хорошо. Радик остался жив, и я после этого его усыновил.

Меня потом часто спрашивали, как мне удалось оформить его усыновление. Ведь мы не являлись с ним родственниками, а я к тому же ещё и не был женат.

Отвечаю. Здесь было принято во внимание то, какую я роль сыграл тогда в его судьбе. А моя роль, уж не сочтите за хвастовство, она ведь оказалась решающей. И это приняли во внимание. И, в порядке исключения, сочли возможным пойти нам тогда навстречу.

Мы прожили с ним вместе два года. Это было прекрасное, счастливое время. Радик учился в школе, я работал в одном научно-исследовательском институте – мне удалось, наконец, устроиться по специальности. И казалось, что порядок в нашей жизни наступил навсегда. Но, увы. Он оказался разрушен буквально в один момент.

В день своего совершеннолетия Радик получил письмо. Это было письмо Карпычева, которое он написал незадолго до своей гибели и передал его на хранение какому-то из своих друзей, чтобы тот доставил его Радику, когда ему исполнится шестнадцать лет.

Прочитав это письмо, Радик испытал самый настоящий шок. Оказывается, он был внебрачным сыном Карпычева! И Карпычев на самом деле был его не приёмным, а как раз таки родным отцом!

И Радик после этого резко переменился. Он стал какой-то подавленный и угрюмый. А спустя некоторое время, он и вовсе исчез. В своём прощальном письме он сообщил мне, что решил начать свою жизнь сначала.

Это письмо, помнится, разорвало мне душу. Радик раскрыл мне все тайны той, нашей с ним, поездки в Сочи, о которых я доселе ничего не знал. И он признался мне в нём, что он тогда намеренно поспособствовал убийству своего родного отца. Не приёмного, как он тогда полагал, а, как выяснилось потом, родного!

И Радик не смог такого вынести…

Первые три года после исчезновения Радика я жил ожиданием его возвращения.

Да, вот именно в этом, дождаться возвращения своего сына, для меня и заключался тогда весь жизненный смысл.

Я намеренно опускаю здесь слово «приёмного». Я уже говорил, что главное… ну, на мой, разумеется, взгляд – это не биологическое, а фактическое родство. Фактическое в том смысле, что два разных человека воспринимают друг друга родными вне зависимости от того, одна у них кровь или нет. Ведь сколько вокруг имеется случаев, когда родные по крови люди по жизни оказываются совершенно чужими! А мы с Радиком чужими друг другу не были! Я воспринимал его своим сыном, а он меня – своим отцом!

Так вот, первые три года я жил исключительно возвращением Радика. Занимался усердно огородом, закручивал в банки всякие варенья да соленья. Всё в ожидании его.

В доме убирался сам, хотя это было и нелегко. Дом был большой: два этажа, восемь комнат, не считая двух санузлов и хозяйственных помещений, – и уборка занимала много времени. Но я всё равно не прибегал к помощи наёмных домработниц. А ведь убирать приходилось ещё и двор!

Я понимаю, какой у вас вертится сейчас на языке вопрос. Особенно, наверное, у женщин. А почему я, собственно, не женился?

Да, я действительно жил всё это время один. Но не женился я не из-за того, что абсолютно никого не интересовал.

Знакомства у меня были. В том числе и довольно близкие знакомства. И некоторые охотницы помочь мне по хозяйству представлялись, вроде бы, и неплохими людьми. Вот, например, Марина с соседнего отдела в НИИ. Или, вот, Наташа с соседней улицы – она работает в магазине. Но едва они приходили в мой дом, как в их глазах тут же разгорался хозяйский огонь. Они уже видели себя в нём правительницами. И я в тот момент неизменно вспоминал Катерину.

Да, вот такой, вот, отпечаток на всю оставшуюся жизнь может отложить в сознании какая-то одна поганая и паршивая стерва!..

А вот интересно, сохранили ли бы они ко мне своё внимание, если бы узнали, что всё это, возбуждавшее их амбиции, богатство принадлежит на самом деле не мне?

Да, и дом, и земельный участок, и автомобиль, и лежавшие на банковских счетах деньги – всё это было записано на меня. Но ведь всё это в действительности принадлежало не мне! Но ведь всё это в действительности принадлежало Радику!

Вы возразите мне: ну и что? По документам владелец ведь я!

А то, что мне чужого богатства не надо! И по возвращении Радика я собирался отдать всё это ему обратно.

Да, я ждал Радика. Я надеялся на его возвращение. Его комната в доме всегда поддерживалась мною в идеальной чистоте. Приезжай и заселяйся в любой момент.

Но вот минуло несколько лет, и в моей жизни опять начались серьёзные проблемы.

Сначала умерла моя мать. Затем, с интервалом в какой-то месяц, ушли из жизни тётя Клава и дядя Саша. От Радика по-прежнему не было никаких вестей, и я остался совсем один.

Когда человек одинок, он зачастую не находит лучшего исповедника, чем собственная душа.

Сначала я выпивал понемножку. «Заливал» свою душу лишь в выходные. Но «лекарства» с каждым разом требовалось всё больше и больше, и я стал «исповедоваться» ещё и в будние дни.

Из НИИ меня справедливо уволили. Затем последовала череда непродолжительных трудоустройств: всякие, там, стройплощадки, да авторемонтные мастерские, из которых меня неизменно выгоняли. И к моменту нижеописываемых событий я уже полгода нигде не работал. Мой образ жизни был написан на моём лице, и меня, естественно, никто никуда не брал…