Читать книгу Сиринга - Алексей Иванов - Страница 13

Так что их отношения так и продолжали бы топтаться на месте – под шатёр более глубокой взаимности, если бы любившая выпить Сиринга одним угарным вечером сама не перевела их из общения в менее поверхностную фазу. Короновав вечер тем, что вытащила из Ганеши быка за рога. Придав ему (этому быку – Банану, этому homo sa'penis) статус официального соприсутствия в их взаимоотношениях. Что, в свою очередь, потребовало от неё завести на него (на это социальное животное) отдельную учётную карточку. Так что в другой раз, при попытке сбросить его со счетов, Банан поначалу долго фыркал и тёр рогом о стену, пока поняв, что его снова как бы нет, этот Пан публично ни попросил отметить в его учетной карточке простой оборудования для продолжения рода, выставив её несанкционированное поведение на всеобщее смущение в кругу её семьи.

Но в тот куражный вечер…

Счастье советского человека – в руках государства. Но совок умер. И счастье вывалилось у него из рук и куда-то затерялось.

Но Ганеша, Сиринга и Ахлис (её одноклассница, являвшая себя прекрасным воплощением образа страдания, радости которой, казалось, были «от противного» бесконечности своего страдания и, подобно розовым цветам лотоса, как бы всплывали на поверхности его океана) и ещё одна соседская молодая чета решили отыскать его у их общего друга, который жил недалеко от них в частном коттедже.

Но не застав того дома, они уныло побрели по Дельфийскому проспекту обратно, склонённые под гнётом необходимости вести хоть какой-то разговор к асфальту. Какой-то. Но – какой?

В таких ситуациях жизнь, востребовав его разложившийся в морской воде гений, синтезировалась перед ним из паров ментола и эвкалипта в образ Пионера, который был не только натурально широким, но и широким натуралом: «До каких пор будет продолжаться твоя тупость?!» – громогласно спрашивал он Аполлона в воспоминании. И гигантским судейским молотком из комиксов бил его по башке, вынося своё: «Виновен!».

И это вот его несоответствие Сиринге, её изовесёлому интеллекту, боязнь, что в любую минуту Сиринга передумает, и он будет отвергнут от ея престола, пробуждало в нём «комплекс невротической активности западного человека действия». Что сублимировалось его имиджмейкером Уайльдом в образ денди и дополняло изнутри его шапку, парку, английские тонкие серые шерстяные штаны в едва заметную среднюю клетку и высокие, модные тогда коричневые ботинки из толстой воловьей кожи с чуть выпиравшей подошвой, дорого обошедшиеся ему заграницей, создавая ему лучшую в его жизни роль топ-мена на подмостках реальности. Заставляя его ценить в сто карат каждое протекающее сквозь него мгновение. То есть то, что неумело и пыталась привить ему Кассандра ещё тогда, на небритой лавке, своими постоянными отсылками его от себя подальше, раз за разом всё более умело создавая для него все необходимые предпосылки. Плавно перетекшие заграницей в эту возможность. Быть другим, чем он был тогда. Выдавливая из него словесные останки его потрёпанной гениальности.

– Ну и что, долго мы так тупить будем? – усмехнулся Амелес, устав наблюдать повисшую над ними, как гильотина, тишину. И убирая из-под неё шею в высказывание.

– А чего ты хотел? – выскочил из Ганеши Аполлон, утопая в овациях! – Ароморфоз организма происходит лишь при систематическом спекулировании идеями. Пусть и в таком банальном, с виду, общении, как наше.

– Для своей пользы? – усмехнулся Амелес, включаясь в игру.

– Оперируя идеями для своей пользы, ты лишь невольно производишь изменения окружающей тебя среды, вызывая собственную идеоадаптацию к ним. Сам того, быть может, не желая. А может быть и – именно поэтому.

– А то и – вопреки! – усмехнулся Амелес.

– Изменяя одни отношения со средой на другие, более совершенные? – понимающе улыбнулась Сиринга.

– Более актуальные для тебя, душа моя, – улыбнулся ей Аполлон, присваивая её себе допущением в пределы своей сущности. Где вся его предыдущая жизнь – лишь последовательный ряд функций, которые последовательно его к ней, в итоге, и привели.

– А для меня? – усмехнулась Лето, жена Амелеса.

– Более эффективное использование доступных тебе сейчас вещей приведет лишь к расширению твоего ареала. Тогда как спекулирование абстрактными идеями при отсутствии вредных привычек, мешающих и замедляющих эволюцию человека, приводит к полному ароморфозу всего организма.

– Постепенно? – удивилась Ахлис.

– То постепенно, а то и – скачкообразно, – улыбнулся ей Аполлон. – Ведь чем глубже и самобытнее идеи, возникающие в твоей голове и речи, тем более быстрой и глубокой будет твоя трансформация в ангела.

– Так вот почему все так любят делиться своими соображениями, – усмехнулась Сиринга.

– И чем более они тайные от других – из боязни, что никто вас тут не поймёт, тем больше в них скрытого потенциала. Буквально открывающего вам глаза.

– Точнее, обучающего тебя ими пользоваться, – усмехнулся Амелес.

– Своей внезапностью и неожиданностью, – подтвердил Аполлон.

– А что это за… вредные привычки? – спросила Ахлис.

– Я уже начал думать, что ты спросишь за идеи, – разочарованно улыбнулся Аполлон. – Привычки всегда банальны: пить-курить, сутулиться и обжираться. И чем больший объем они занимают у тебя в голове, а точнее – в теле, чем они в тебе сильней, то есть – сильнее тебя, тем эффективнее они тормозят твое саморазвитие. Саморазвёрстку. Шквал огня!

– Пока ты окончательно не станешь полным тормозом, – усмехнулся Амелес.

– Тогда как вечерняя привычка рефлектировать над своими дневными мизансценами ведет к твоему внутреннему усложнению, заставляя тебя видеть окружающие явления более комплексно и взаимосвязано, расширяя твое недалёкое пока еще Видение. Твой горизонт. Тем более что теперь ты Всегда начнёшь смотреть на себя со стороны вечернего пересмотра своих проступков. Осознавая, что вечером станешь со-радоваться или же упрекать себя в совершаемом сейчас проступке. А значит, осознавая это прямо сейчас, станешь тут же прекращать его совершать. Чтобы не быть снова упрекаем собой же вечером. То есть это научит тебя, глядя на себя со стороны, более комплексно, итогово, тут же замечать свои ошибки. Делая их неповторимыми!

– Я бы сказала, уникальными, – улыбнулась Лето.

– То есть – историческими. А не истерическими, как мы привыкли. Оставив их для себя в глубоком прошлом и никогда уже не повторяя. Став неповторимым!

– Уникальным! – усмехнулся Амелес, подмигнув жене. – А не кальным.

– А это уже опыт. Становления Прекрасным! – подчеркнул Аполлон. – Мысль является выражением восприятия субъекта. Поэтому чем сложнее субъект, его видение, тем сложнее и выражаемые им мысли. И соответственно, богаче его жизненный опыт.

– По крайней мере, по началу нам так кажется, – улыбнулась Сиринга.

– А потом мы в этом только всё больше и больше убеждаемся, – подхватил Амелес.

– Пока не разубедимся окончательно! – усмехнулся над ним Аполлон. – Поняв, что мы нечто большее, чем есть.

– Весь из себя и не в себе? – усмехнулся Амелес.

– Наоборот, придем в себя. Став кем-то, а не кем-нибудь. Всё что мы можем – делать правильней, чем предлагают. Так становясь действительней других.

– Так как же нам начать прямо сейчас как можно быстрее развиваться? – не поняла Ахлис.

– Столь же ускоренными темпами, как в детстве? Так нужно снова впасть в детство.

– В наивность?

– В недоверчивость! Когда мы ещё толком-то не умели управлять своим телом и вынуждены были его постоянно контролировать. Всё время наблюдая за своими телодвижениями и корректируя точность выполнения необходимых в данный момент действий. А не пускать всё на самотек, как сейчас. Действуя, так сказать, на автомате. Ведь в детстве мы падали только когда так чем-то увлекались, что начинали бежать к этому «сломя голову».

– И поэтому не особо-то и смотря под ноги, – поняла Ахлис.

– На всевозможные камни и корни. Которые через боль от падения снова заставляли нас быть внимательными. Нужно постоянно контролировать свою самость. Чтобы твои страсти и эмоции не тащили тебя за собой, как на прицепе, по ухабам жизни.

– Так вроде бы надо же развивать свой ум, а не тело и эмоции? – озадачилась Сиринга.

– Так дело в том, что и ум у нас уже давно молотит «на автомате». Мы усвоили необходимый алгоритм мыслей и действий, научились выходить из типичных для нас в быту и на работе сложных ситуаций и теперь просто действуем, как автомат. Лишь изредка «выходя из себя», когда вдруг сталкивается с чем-то неожиданным. А затем снова погружаемся в анабиоз бессознательной псевдожизни.

– В переживания о том, какой ты прекрасный и замечательный! – усмехнулся Амелес.

– Не замечая очевидных вещей. Сталкиваясь с которыми мы и выходим из себя, что они тыкают нас носом в невнимательность. Заставляющую нас «проглатывать» те или иные факторы, приводящие к ошибкам. Думая, что в этом виновата не наша рассеянность, а другие люди, внесшие коррективы в трудовой или бытовой процесс.

– Разбудившие тебя ото сна установки на самовосхваление, – усмехнулась Лето.

– Где ты главный и чуть ли не единственный герой исторических событий, – понимающе усмехнулся Амелес. – А все остальные – так, шелупонь, на которую не стоит и обращать внимания.

– Которые поэтому и становятся для нас теми самыми камнями и корнями, – поняла Ахлис.

– Тем более что логика обстоятельств постоянно меняется. Буквально заставляя нас через боль и обиды поспевать за ней.

– Так, а если я просто не успеваешь постоянно отслеживать логику обстоятельств? – озадачилась Ахлис. – Это говорит о том, что я ещё не зрелая?

– Так для этого её надо не столько постоянно отслеживать, сколько предугадывать тенденции её будущего развития, – возразил Аполлон. – Прогнозируя и заранее готовясь к тому, что тебя ждет. Хотя бы – в недалеком и самом ближайшем будущем.

– Если мы не изменим своё поведение, – поняла Сиринга.

– Для чего и нужны мозги! – усмехнулся Амелес.

– Задействуя для этого свой предыдущий жизненный опыт управления умом и телом – свою виртуозность! – улыбнулся Аполлон.

– А не просто плывя по воле волн текущих обстоятельств, – усмехнулся Амелес.

– А ещё лучше – постоянно сглаживая и направляя их поток в русло всеобщих, постоянно актуальных для всех ценностей. Именно это и превращает тебя в постоянного, так сказать – Вечного. В отличии от сиюминутных обывателей. Ожидающих от реальности лишь очередного подвоха. И негативно реагируя на любое вмешательство в ваше личное пространство. Которое тут же будит нас ото сна.

– Мешая нам нежиться в комфорте, – согласилась Сиринга.