Читать книгу Ненаучный подход - Алексей Келин - Страница 5
Глава 5. Опасная профессия
ОглавлениеВинс еще у пожарища сообразил, что у пацана-оборвыша дорогущую книжку вряд ли купят. Как бы по шее не накостыляли, а то и свернуть могут. Значит, надо как-никак приодеться. Заработать мал-мал денег, обзавестись приличным картузом – и можно искать этих, как их… кол-лек-ци-ва-неров, во.
Виктор Берген, конечно, так себе вельможа, но для Винса сойдет.
Важный господин, к удивлению пацана, обитал в совершенно не господской квартире. Занимал всего-то две небольших комнатки в мансарде над ресторанчиком «Толстый кот». На первом этаже утром завтракали небогатые чиновники, днем лакомились пирожными их дети под присмотром мамаш или нянек, а вечером окрестные жители пропускали по кружечке пива.
Пахло в «Коте» божественно. Свежим хлебом, горячим компотом, шкворчащей на сковороде колбасой и наваристым супом. Винс как вдохнул – решил, что живьем в рай попал.
Второй и третий этажи здания были жилыми, а в мансарде как раз и обитал господин. Никакой солидности в его квартирке не было. Да еще и пылища.
Зато следаку (ой, теперь – господину Бергену, со всем уважением) сплошное удобство. Утром встал, по лестнице спустился, съел яичницу с колбасой, кофеем запил – и на службу. Красота!
Но жилье господин следователь запустил. Видно, даже приходящую горничную давно не нанимал. В углу у печной трубы все паутиной заросло, под кроватью пыль шарами перекатывается, а плиту на махонькой кухне вообще не трогали. А запахи все равно приятные – теплом пахло, воском от свечек, книгами (во богатство!). И стало понятно, откуда у господина странный свежий запах – на полочке рядом с умывальником банка стояла. Винс слыхал, что благородные да богатеи на себя жижу пахучую льют и называют это «аромат». Вот оно, оказывается, как выглядит!
Ну да не про ароматы Винсова работа. Надыть тут все в порядок привести.
Хорошо, что дымоход в новом жилище общий с «Котом», его в порядке держали. И мышей не было. В ресторанчике, оправдывая название, толстых котов целая семья обитала. Верховодила у них большая трехцветная кошка. Она Винса сразу признала – подошла, потерлась мохнатым боком, дала почесать между ушей. Добрый знак.
Первые два дня Винс драил квартирку. Сколько ведер воды извел – не сосчитать. Зато теперь и умывальник блестел, и пол стал прежнего, коричневого, а не серо-пыльного цвета, в комнатах с отмытыми окнами и постиранными занавесками светлее сделалось. И пылью больше не пахло. Винс пару веточек сухой полыни раздобыл и в шкаф с одеждой сложил, от моли. Пожалел, что зима, других пахучих травок не нарвать.
На подоконнике обнаружился чахлый, но еще живой цветок в горшке, повязанном серой от пыли ленточкой. На ленточке надпись вышита: «С любовью от Клары». Судя по тому, что господин про цветок забыл – чувства неведомой Клары остались без взаимности.
Винс горшок протер, цветок полил и на солнечное место поставил. Ленточку отвязал и в ящик положил, чтоб вид не портила.
За тумбочкой Винс газету старую нашел. Дата – аж позапрошлое лето. Думал было мусор на нее сгрести, да уж больно красивая дама на первой странице напечатана была. Королевна сказочная. И зовут красиво – Ингрид Эзельгаррская . Винс про Заозерских владетельных господ знал мало – где они и где он? Статью в газете глянул, не понял толком ничего, сплошная политика да славословия. А портрет выкидывать рука не поднялась, положил на тумбочку. Пусть господин Виктор сам решает, что с ним делать.
Осмотрелся – остался доволен. Красота вышла! Комната как будто просторнее стала, и пахнет теперь не лежалой пылью, а настоем ромашки – Винс его щедро плеснул в ведро, из которого пол начисто протирал.
Господин как пришел с дежурства, так на секунду замер и удивленно бровь приподнял. Не ожидал, видать, таких перемен. Винс собой аж загордился.
На газету господин глянул мельком и в ящик смахнул. А Винса будто черт под ребро пихнул, он возьми и ляпни:
– Хотите, я рамку портрету раздобуду? Чего красоте в ящике пылиться?
– Нет, спасибо, – ответил господин спустя пару секунд. И что-то было в его голосе такое… Странное?
Винс вникать не стал. Мало ли что? Может, господин задумался о чем другом. Мало ли забот у следака?
И пошла у пацана совсем райская жизнь.
Обитал теперь Винс в им самим расчищенной каморке-кладовке. Спал на большущем пустом сундуке, под теплым одеялом. Днем по хозяйству работал – да много ли той работы, когда все отмыто, пуговицы пришиты, сапоги сверкают, а готовить не надо? Еще и на книжки время оставалось, а их у господина цельная полка была. Длинная.
Господин расспросил Винса про житье-бытье в Перевальске и про то, как Винс с Иваном в Гнездовск приехали. Мальчишка старательно вспомнил, что смог, но кроме: «все Ивана уважали, на него наезжать – себе дороже было» ничего в голову не пришло.
Одна ложка дегтя была теперь в медовой жизни Винса. Помощница кухарки Любава из «Кота» уж больно много внимания уделяла новому слуге господина Бергена. Называла «милым малюткой», ласково гладила по голове и норовила подкормить.
Винс по первости от нее шарахался, не будешь же орать: «Какой я тебе малютка, дурища?!». А потом дошло. Плевать ей было на Винса, вся ласковость господину предназначалась. Только хитрый следователь от Любавы уворачивался, вот она и решила через слугу подкатиться.
Так Винс неделю и проработал. И еще одну.
Можно было уже и за картузом на рынок идти, прям с первой зарплаты, да все как-то не получалось. То мундир господину почистить и зашить надо после какой-то жуткой заварухи, то стирку провернуть, то опять в углу пауки завелись, то еще что.
Злобный чертенок прежней жизни иногда подпихивал Винса в бок – мол, отдохнул и хватит, сгреби, до чего дотянешься, продай на рынке и вертайся в Перевальск. Пацуки-бродяжки, кореша старые, заждались. Прогуляете хабар, нового натырите, пойдет жизнь воровская-веселая!
Чуть было не уговорил чертенок, да Винс его прогнал тяжелой, грустной мыслью: «Ладно, погуляю с недельку, а потом? Удача воровская вывезет? Или утопят в сточной канаве? Да еще и вонища эта…»
В общем, решил Винс никуда не бежать, а все силы положить, чтоб и дальше вокруг приятно пахло. Заработать, книжку дорогущую продать да открыть… лавку какую-нибудь. Или пекарню. А то и целый трактир!
Было приятно помечтать перед сном, уютно устроившись на сундуке и глядя, как за маленьким окном каморки холодный ветер сбрасывает снежинки с обледеневших веток.
Впервые за много лет Винс не мерз.
***
Снег празднично скрипел под ногами мальчишки, напоминая о давно прошедшем Рождестве. Весна на носу, а до тепла еще дожить бы! Полная луна освещала засыпанный снегом Гнездовск, в чистом небе блестели звезды, было светло, почти как под фонарями центрального бульвара.
Подморозило. Дневная слякоть схватилась ледяной коркой, приходилось смотреть под ноги, чтоб не поскользнуться. Шатающийся в десятке шагов впереди мужик немелодично, но с большим чувством орал «Вечер спустился на наши холмы» – видно, успел от души набраться.
Винс с разбегу прокатился по замерзшей луже и хихикнул – на словах «Пойдем, девка, гулять в поле» раздался звонкий шмяк, певец взвизгнул и уже тише помянул гололед недобрым словом.
Над оградой постоялого двора торчал столб с надетым горшком. На круглом глиняном боку кто-то углем нарисовал смешную рожицу. Винс хотел было скатать снежок и запустить в это художество – то-то брызнет! Но сдержался. Он взрослый, работающий человек. Какие снежки?
Правда, дело, по которому он шел, было насквозь несолидным. Но тут ведь как посмотреть – господин велел, значит, тоже работа.
Винс возвращался из вечерней школы. Он ходил туда уже вторую неделю, и все эти «буквы пишем ровно, с одинаковым наклоном» и «у крестьянина было три яблока» надоели ему хуже горькой редьки.
Где это видано, чтобы у крестьян по три яблока было? Три мешка – еще туда-сюда, а если три штучки, так это очень так себе крестьянин! Пропил небось все. Домишко у него покосившийся, куры не кормлены, а скотины и в помине нет.
Так Винс и собирался сказать господину Виктору. Мол, глупостям учат в вашей школе! Читаю я и так хорошо, буковки красиво рисовать мне не надо, чай, не письмоводитель. Зато меня учитель похвалил, я примеры решил правильно и быстрее всех, вот и отпустили на четверть часа раньше. Чего мне время тратить? Пусть крестьянин сам яблоки считает, раз больше не вырастил. Неудачник.
Винс очень собой гордился. Господин для простоты и э-ко-номии (слово-то какое красивое!) его в школе Бергеном записал – своего-то прозвания Винс отродясь не знал. Детей стражников в школу брали без денег, за них князь платил. Это Винс из-за двери подслушал.
Не посрамил, выходит, фамилию!
– Эй ты, крысеныш! – услышал Винс глухой голос из переулка. – А ну, шагай сюда!
Мальчишка не сразу понял, что это к нему обращаются. Обернулся к темному проему между зданиями, углядел там несколько фигур, и как кипятком окатило – влип!
Хотел со всех ног припустить вдоль улицы, но сбоку (и как успел-то! никого ж не было!) подошел вразвалочку еще один парень на голову повыше Винса. Ухмыльнулся во все давно не чищеные зубы, обдал пацана мерзким запахом изо рта:
– Топай до старшого, – повернул Винса за плечо и кулаком промеж лопаток добавил. Для скорости, значит.
Стало Винсу кристально ясно, кто тут неудачник.
Пацан испуганно ойкнул, понуро опустил плечи и пошел, куда велено. Еще и вздрагивал на ходу. Пусть поверят, что он от страха сам не свой, – зазеваются, можно будет удрать.
В переулке было темно, да и не переулок это был, а тупик между двумя высокими каменными домами, перегороженный крепкой решеткой.
Не пробежишь насквозь.
Там стояло еще трое. Один смутно знакомый, вроде как в Перевальске при Иване был. Остальных Винс видел впервые, но породу эту прекрасно знал.
Полушубки нараспашку, порты широкие, щербатые злые улыбки до ушей. Пахнут опасно. Бандюки. Как сказал бы господин – «представители нижних классов криминального элемента». В рукавах у таких что угодно может быть – хоть свинчатка, хоть перо, хоть кастет.
Если б не спалили Ивана, лет через пять-семь Винс стал бы таким. Тоже бы ножиком игрался, кренделя блестящие выписывал. Видно, не судьба.
Окружили похохатывая. Винс даже башкой не особо вертел, и так все понятно было.
Не дернуться.
И народу на улице – никого. Ори, не ори…
– Что, крысеныш, – презрительно сплюнул один из них – видимо, главный. – Сдал Ивана страже? Продался за харчи, паскуда?
– Не сдавал я никого, – Винс сам удивился, как звонко сумел ответить. Посмотрел тому в лицо, попытался поймать взгляд – не вышло. Вожак зенками по округе стриг.
Тут Винса проняло – видать, от отчаяния:
– А если ты, Лысый (и кликуха вспомнилась! надо же!) предъявить хочешь – так пойдем к людям, пусть рассудят, кто кого сдавал, а кто душегубов видал и показать на них может!
– Ты шо, пацук, пишчышь? – издевательски спросил с деревенским говором бандюк, что Винса на улице отловил. – Не трэба людив, забивай яго туты. Сами усе ведаем.
Винс со всей мочи пнул его чуть повыше голенища сапога. Тот такой прыти не ожидал, дернулся, аж шапка упала.
Винс на него уже не смотрел, а во всю глотку орал «Пожар!!! Горииииим!». Хотел с разбегу протаранить Лысого головой, но получил короткий, точный удар в лицо. Нос хрустнул, по губам потекла кровь.
От мощного пинка в живот Винс забыл, как дышать. Он ослеп от боли и хватал ртом воздух, дергаясь на грязном снегу.
Попытался свернуться калачиком, хоть как-то защитить руками голову, откатиться от ударов…
Куда тут откатишься, когда тебя пинают, как мяч в веселой игре?
Волной дикого отчаяния пришло отчетливое – это всё. Конец. Забьют.
Где-то далеко кто-то жутко заорал от боли. Гаснущий разум Винса решил было, что это он сам кричит – но нет. Так басовито выть незнакомым голосом он бы не смог. И удары почему-то прекратились.
Как потом вспоминал Винс, помирать он не стал от любопытства. Хотелось узнать, кто так верещит.
Залитый кровью левый глаз никак не хотел открываться, но в итоге Винс справился. Мир завивался вокруг теплым снегопадом, непонятно было, где снежные хлопья, а где пятна перед глазами. От мелькания мутило, кружилась голова, и взгляд никак не собирался «в кучу». Кое-как проморгавшись и заставив себя смотреть в одну точку, Винс обнаружил, что пропустил почти всё.
У глухой стены выл Лысый. Его правая нога была вывернута в колене под жутким, неестественным углом. Рядом с ним сполз по каменной кладке давешний деревенский увалень и упал лицом в снежную кашу. Вместо затылка у него было кровавое месиво.
«Не вовремя ты, парень, шапку обронил», – отстраненно подумалось Винсу.
Двое оставшихся отступали к решетке, а следом спокойно, не торопясь, шел кто-то с короткой дубинкой.
– Вы оба, – услышал Винс знакомый голос, – мне не нужны. Наручники одни. Придется кого-то убить при задержании. Или один другого вяжет, а я, может быть, уговорю прокурора заменить виселицу каторгой.
– Пошел ты на хер, рыцарюга! – зло сплюнул один из отступавших. – Кишки выпущу, падла!
– Ублюдок сраный, порву на тряпки! – взвизгнул второй.
Винс разглядел только резкий рывок и блеск клинка. Потом было секундное сплетение темных фигур, нож со звяком улетел в сторону, его владелец впечатался физиономией в решетчатый забор, а второй бандюк, который «ублюдком» лаялся, отлетел в стене и упал на четвереньки. Щелкнули наручники. Бывший владелец ножа дергался, прикованный к решетке, а человек с дубинкой не торопясь шел к последнему противнику.
– Вот и решился вопрос, кому в камеру, кому в морг, – с улыбкой сказал он.
Несколько секунд в переулке было удивительно тихо. Даже шагов не слышно, свежий снежок не хрустел под сапогами. Винс не мог повернуть голову и увидеть, что происходит у стены. На его лицо падали снежинки, таяли крошечными капельками, отвлекая от боли. Время текло медленно, языком густого меда из разбитого горшка…
Холодное безмолвие прервал чавкающий хруст. Так ломаются кости от удара. И снова – тишина, только кто-то жалобно и неразборчиво скулит, пощады просит.
Топот подкованных сапог ворвался в переулок, гулко отдаваясь в больной голове. Винса снова замутило, во рту кислый вкус появился.
Над головой позвучал резкий приказ:
– Сержант Жилко! Остаетесь за старшего. Экспертов не вызывать, картина и так ясная. Побитых перевязать, раскидать по камерам, проследить, чтоб сговориться не успели. Я буду утром.
– Есть! Только, Ваш-бродь, мертвяков в морг бы…
– Разберитесь сами, сержант, – отмахнулся он и добавил уже намного тише: – держись, пацан, бывает намного хуже.
Когда Винс снова проморгался, он увидел над собой белокурого ангела с огромными черно-багровыми провалами вместо глаз. Запах у ангела незнакомый, Винс слов таких не знал, чтоб описать. Что-то горькое, еще спирт, но чистый, не выпивка, так от доктора одного пахло. И травы…
Винс попытался поднять руку, потрогать видение, но сил не хватило, и он просто продолжил любоваться самым прекрасным и жутким созданием на свете.
– Виктор, ты совсем ума лишился, – сердито сказал ангел, глядя в сторону от Винса, – у пацана сотрясение мозга, сломанные ребра и без счета синяков. Как ты это допустил?
– На ноги его поставишь?
– Поставлю. Но нельзя использовать ребенка, как приманку!
Винс хотел было возразить, что господин все правильно сделал и его спас, но ангел пристально посмотрел на него, и сверкающая темнота сомкнулась над головой мальчишки глухим забытьем.
Следующее пробуждение было мучительным. Даже самые крошечные косточки и мускулы, о существовании которых Винс и не подозревал, ныли, дергались и причиняли массу боли.
Он еле сдержался, чтоб не взвыть.
Вскоре боль отпустила, оставив только небольшое неудобство. Бледную тень, напоминание о себе. Но Винс был уверен – стоит шевельнуться, кошмар вернется. Он и не шевелился. А потом даже дышать почти перестал, уж очень хотелось дослушать интересный разговор.
– Спасибо тебе. Я ведь всего-то на пару минут опоздал! Кто ж знал, что у пацана способности к математике и его пораньше с учебы отпустят! – с досадой говорил господин Виктор где-то рядом.
– Хорошо, что успел. Я уж думала, ты меня сторониться начал… И повезло, что застал. Я теперь почти все время на перевале, – ответил ему женский голос. – Смутно знакомый… Матерь Божья, это ж белокурый ангел так говорил! Не привиделось, значит?
Винсу ужасно хотелось снова посмотреть на ангела, но парнишка сдержался. Наглядится еще.
– Проехали, – в голосе господина отчетливо прозвучало смущение, и Винс чуть не ахнул от удивления. Неужто так бывает?
Ангел вздохнула и стала говорить чуть тише, почти шепотом, но Винсу все равно показалось, что она кричит.
– Ладно. Я понимаю, дорогой напарник, что рискую с тобой поссориться, но… Ты что творишь?! Жить надоело?!
– Не понял, – бесцветно ответил господин.
– Все ты понял! Рыцарь, чтоб тебя, печального образа! Нарваться в одиночку на десяток бандитов! Тут тебе не милые мальчики из церковного хора, эти убьют, как чихнут. И ведь далеко не в первый раз ты кидаешься в драку без поддержки. А ну как вогнали бы пулю в лоб? От такого никакой колдун не откачает, пишите некролог.
– Не десяток, а четверо, – вздохнул господин. – И рылом они не вышли для стрельбы.
– Неважно, – не смутилась ангел. – Ты… ты как будто хочешь, чтобы местные бандиты доделали то, что не вышло у имперской конницы. Вчера отморозки эти, месяц назад – браконьеры, до них…
– Я понял, – веско произнес господин. – Ты за меня волнуешься, так? Хорошо, постараюсь впредь быть осторожнее.
– О себе не думаешь, так хоть мальчишку побереги, – вздохнула ангел. – Ты его, говорят, усыновил? Соответствуй, папаша.
– Ага, папаша, – мрачно фыркнул господин. – Знаешь, как дело было? Я пришел его в школу записывать, надо же мальцу хоть какое-то образование получить. Я после двойной смены был, в голове вата пополам с киселем, одна мечта – уснуть, где упал. Там сидит уютная тетя и тихим ласковым голосом расписывает, какая у них программа хорошая и как здорово, что я к ней пришел. Вопросы задает, я отвечаю невпопад – ничего ж не знаю про пацана. Она бумажки заполняет, фамилию спрашивает, я с недосыпу решил, что мою. А как она мне договор на подпись дала, вижу – Винс Бергеном стал. Я собрался было её поправить, а потом думаю – да провались оно всё. Пусть под моей фамилией учится, свою-то он не помнит. Смысла нет разводить тягомотину с поиском его родни, все равно ничем хорошим это не кончится. Так хоть я за ним присмотрю.
У Винса аж в носу защипало. Никто и никогда о нем не беспокоился. Есть Винс, нету Винса – всем без разницы было. Папаша – это по бумажкам школьным, не всерьез, конечно. Но ангел-то и правда про него, Винса, вспомнила! И господин тоже!
Бывает же такое.
***
Около полудня Виктор стоял в приемной начальника и грустно смотрел на Светочку, очаровательного секретаря полковника Силина. Несмотря на легкомысленную внешность первой красотки управления, Светочка была бесценным кадром – умница с прекрасной памятью, она досконально знала все тонкости работы стражи. Могла и подсказать что-нибудь полезное, и от начальственного гнева прикрыть при необходимости, и с маскарадом помочь, если требовалась работа под прикрытием. Но в вопросах документооборота Светочка была непреклонна.
– Витя, я тебя люблю, – вздохнула Светочка на вопрос следователя. – Всей душой. Ты давно растопил мое девичье сердце, но в архив без санкции шефа я тебя не пущу. Я тебя вообще никуда не пущу, пока ты не сдашь мне отчет о сверхурочных «нижних чинов» по твоим делам. Прости, дорогой, порядок есть порядок.
– Светлана, – Виктор подпустил трагизма в голос, – ты меня убиваешь на месте. Пусти хотя бы к шефу за разрешением. А на отчет у меня еще есть время до шести.
– К ше-е-ефу… – протянула Светочка. – Подожди, сейчас узнаю. Он велел до вечера всех гнать поганой метлой, но раз у тебя горит…
Полковник был не в духе. Он мрачно смотрел на замызганный обрывок бумаги, как будто хотел поджечь его взглядом. Способностями мага Горностай не обладал, так что листок оставался в целости и сохранности.
– Ну? – бросил он Виктору, кивнув на стол для совещаний. Садись, мол, докладывай, где у нас пожар.
– Прошу разрешения на фальсификацию материалов дела, – невозмутимо сообщил следователь.
Силин хрюкнул, сдерживая смех. Аккуратно убрал в папку свой важный обрывок и махнул Виктору рукой – рассказывай.
– Я хочу свалить поджог дома Ивана Шкипера на его подельников. Точнее – на Ждана Скользкого, родственничка одного из нападавших на Винса. Ждан при Шкипере подвизался кем-то вроде лейтенанта, но регулярно лез в амбицию, маловато ему было, видите ли. Хотел сам дела делать. Связался с каким-то мутным типом и все хвастал, что теперь-то уж своего не упустит. И полевиков он нанимал, и сам при поджоге присутствовал. А после, как узнал, что пацан его видел, отправил родственничка Винсу голову проломить. Очень подходящая личность для главного подозреваемого. До нападения у меня были только смутные обрывки информации об этом персонаже – всю верхушку банды Шкипера на хуторе спалили, рядовые бойцы мало что знали и на допросах дружно изображали убогих дурачков, а подцепить их было не на чем. Пришлось добывать сведения по крупицам. Слушок там, кто-то проговорился здесь… Не с кем было поболтать по душам, вот и провозился три недели почти без результата. Зато сейчас благодать настала. Задержанные бандюки заливаются соловьями. Сопоставляя их арии с уже известным, получаем стройную картинку.
– Не хотел, значит, Ждан дожидаться… – плоско скаламбурил Горностай. – Ну и что он говорит?
– Ничего, – вздохнул Виктор. – Арест-команда вернулась ни с чем, Ждана со вчерашнего дня никто не видел. Ничего, не впервой, если живой – выловим. Только вот есть у меня поганое предчувствие, что вылавливать придется из омута на Нестриже. Но свидетельских показаний достаточно, мотив и возможность организовать убийство у него были. И есть маленькая деталь: найм полевиков – недешевое удовольствие, таких денег у Ждана не водилось. Кто-то заплатил. Думаю, тот самый «солидный», как его описал Винс. Он-то и есть главный заказчик, и его я хочу из материалов дела убрать. Пусть успокоится. Тут-то мы мерзавца и прижмем, как свинью в сарае.
Горностай скривил очень скептическую физиономию.
– М-да… Хотели ребятки свидетелю рот заткнуть, а тут ты, в блеске и славе имперского рыцарства, превратил супостатов в отбивные. Спасибо, хоть не всех, осталось с кем поболтать. Теперь ты, значит, хочешь сделать вид, что дело раскрыл, и мальчишку из-под удара вывести? Так сдай монашкам, а не подставляй под ножи, целее будет. Если твоей дворянской личности невмоготу без прислуги – найми кого другого. А план твой рассчитан на то, что загадочный «некто» имеет доступ к материалам дела. Не перебор?
Виктор достаточно хорошо изучил своего начальника, чтобы понимать – за грубостью отповеди прячется «убеди меня». Горностай требовал аргументов.
– Шеф, Шкипера сожгли очень вовремя. За несколько часов до ареста. Не верю я в такие совпадения! Кто-то знал, что мы приедем. Операция была запланирована за три дня, а за два дня до поджога Ждан, цитирую, «как ужаленный» искал полевиков. Знал бы Ждан об аресте – не убийство бы устраивал, а захват контрабандного дела.
– Логично, – скривился Силин. – Вижу, нехилую ты работу по опросу свидетелей провернуть успел.
– Все на пользу дела! – браво отрапортовал Виктор. – А пацана монашкам сдать уже сложнее, я его в школу как своего приемного сына записал. Так проще было, без возни с опекой.
– Наследником, значит, обзавелся?
– Ну да, – хмыкнул Виктор. – Унаследует пацан, если что, мои старые сапоги. В новых-то хоронить придется.
– Поживешь еще, – мрачно махнул рукой Силин. – Каков план расследования?
– Думаю, дело в торговле артефактами. Либо кто-то хотел зачистить имперский рынок от трети контрабанды, либо Шкипер поссорился со своими поставщиками. Вероятнее всего – узнал что-то такое, о чем ни в коем случае нельзя знать нам. Я планирую начать розыск Ждана, опросить торговцев колдовскими товарами, направить запрос имперцам и пройтись по связям Шкипера в гильдии магов. И все это под девизом крючкотворства. «Дело фактически раскрыто, но надо все правильно оформить, а то начальник меня с кашей съест» – примерно такое объяснение я собираюсь выдать всем фигурантам.
Полковник встал, прошелся по кабинету, мазнул пальцем по каминной полке, как будто искал пыль. Скривился и подошел обратно к столу.
– Значит, подозреваешь, что у злодея есть уши в управе? Валяй, пускай слух, что ради палки в отчете валишь все на вероятного покойника, и смотри, кто и как задергается. С магами чтоб как с хрустальными, вежливо и в рамках закона, еще не хватало нам снова колдунов разозлить. Жаль, Мальцеву не подключить, она сейчас по княжьему контракту работает… Но консультанта я тебе найду.
– Подпишите доступ в архив, – Виктор протянул шефу запрос. – Посмотрю, может быть, «купцы по магии» где-то еще отметились. И список магов с лицензиями не помешает.
Шеф подмахнул бумагу, поднял глаза на Виктора и очень серьезно сообщил:
– Перловку. Томленую с луком.
– Что?!
– Не могу же я разочаровывать твоих фигурантов. Придется есть тебя с кашей, а такую я люблю больше всего. Ладно, катись.
– Есть.