Читать книгу Школа богатырей. Пропавшие герои - Алексей Кудесин - Страница 3

В последнее время у Варвары было очень много работы. Отец, будто, специально грузил ее потому, что все писари были на важных заданиях вне города и некого послать к князю Александру с докладом. Он больше не пытался лезть к ней в голову, говоря, что полностью доволен ее самостоятельной работой.

Варвара понимала, что это ложь. Отец никогда и ни кем не доволен в полной мере. Поэтому он использует Зеленый Сглаз, чтобы попасть в головы своих писарей и управлять их телами. Харитон любил за всем следить лично.

Но ее голову он не трогал, просто давал бесконечные и нудные поручения. Варвара понимала, что это для ее собственного успокоения и с радостью поддавалась уловкам отца. Работа в эти дни оказалась для нее спасительна.

С тех пор, как Любимка вернулся в город, он безвылазно сидел в монастыре и никого не желал видеть. Она приходила пару раз и разговаривала с настоятелем. Он тоже советовал ей подождать. То ли его убедил отец, то ли батенька Варфоломей сам пришел к тому же решению.

Варвара не спорила. Ибо она не знала, что сказать Любиму при встрече. Вернее знала, но боялась это говорить.

И вот теперь она бежала по очередному ужасно важному и срочному заданию отца, и думала все о том же – что она скажет Любиму при встрече, и что он ей ответит.

Впереди она увидела девушку, едущую на коне и прибавила шага.

– Пелагея! – вскрикнула она. Всадница остановилась.

Это была юная девица в пестром платье с длинным до пят подолом. Длинные прямые волосы доходили до пояса деввушки. Широкое лицо казалось еще шире от улыбки.

У седла небольшой но бодрой коняжки был приторочен валик одеяла, плотно набитая сума и походные гусли. Девица была менестрелем.

– Здрава буди, Пелагея, – сказала Варвара. – Стало быть уезжаешь?

Пелагея перекинула ногу и легко соскочила с коняжки.

– Стало быть уезжаю, – ответила. – Теперь меня здесь ничего не держит. Князь был огорчен, но все понимает. Пожаловал мне эту кобылу. Сказал, что ее зовут Плотва. Но это не помне. Я переименовала ее в Ласточку.

Кобыла фыркнула и закивала головой.

– Видишь, ей это больше по душе. Мужчины. Разве они знают в именах толк?

Варвара слушала ее беззаботную болтовню и понимала, что девушка менестрель сейчас пытается делать то же самое, что и отец, нагружая ее уж-жасно срочной работой или настоятель Чудова монастыря с его успокаивающими речами. Но ведь Поля не такая. Она всегда была прямой и честной.

– Стало быть ты тоже считаешь, что с Любимом все? – спросила она и ощутила тянущую пустоту в груди. Вот эти слова и сказаны. Она боялась сказать их самой себе, сказала Пелагее.

Девушка менестрель тут же посерьезнела и кивнула:

– Да, Варя. История Любима-воина завершена, дальше будет совсем другая сказка. Печально, правда?

Пелагея с прищуром глянула на подругу. Та смутилась и ответила слишком поспешно.

– Да. Правда! Это так!

Менестрель невесело улыбнулась.

– А я думаю, что ты рада.

Дочь библиотекаря тяжело вздохнула.

– Не знаю, Поля. Впервые я не уверена в том, что происходит. Любим был счастлив, когда шел по пути воина. Он жил в полную силу, а теперь…

– Варя, не стоит стыдится своих чувств, – менестрель положила руку на плече Варваре. – Ты любишь его, из вашей истории вышла бы замечательная песня. Но увы, люд прост и глуповат. Они не поймут песню, где нет лязга мечей, похищенных княжен и пожертвованных жизней.

Она вздохнула.

– Раньше у вас все это было, а теперь нет. Нет и не будет. Для вас это хорошо, а вот для меня, как для сказителя…

Она вздохнула. Кобыла нежно куснулась ее щеки губами. Мол, не грусти, подруга. Прорвемся. Пелагея рассеяно погладила ее по щеке, но глаза остались задумчивыми.

– В том и дело, что я не уверена в своей любви, – проговорила Варвара. – Я знаю, что необходимо для счастья Любимки. Но я не могу сказать, что я сделала для этого все, что требуется. Когда он искал лекартство от смерти для моих ног, ему все твердили, что его нет и быть не может. Но он даже мысли такой недопустил. И мир повернулся так, что это лекарство появилось, и он добыл его.

Пелагея бросила гладить кобылу и слушала ее внимательно.

– А я не сделала это для него, понимаешь? – продожала дочка библиотекаря. – Я решила для себя, что невозможно Любиму стать богатырем и спряталась за этой отговоркой. Я понимаю, что это себялюбие, я радуюсь тому, что теперь за него не нужно будет беспокоится, но это против его счастья!

– Не понимаю я, чего ты себя винишь, – сказала Пелагея. – Ведь это и правда невозможно. В нем нет земной тяги. И силу перводемона у него забрали.

– Если бы дело касалось меня, Любима бы это не остановило, – тихо ответила Варвара.

– Прежднего Любима, – так же тихо сказала Пелагея.

– Прежднего… – повторила Варвара и было не ясно, соглашается она с этим или отрицает.

– Я бы не уезжала, если бы не видела, что он поменялся, – сказала Пелагея. – Я всегда верила в него, знала, что он выпутается из любого затруднения. Но теперь… Я не хочу использовать слово "сломался", но…

Она замолчала, глядя вдаль. Варвара оглянулась. По площади шагал Любимка с ведром и метлой. Он не смотрел по сторонам и не заметил их. Путь его лежал в сторону острых бревнышек школы богатырей.

– Видишь? Он сдался, – проговорила Пелагея. Она одним движением оказалась в седле. – Стало быть и мне нечего делать в этом городе. Желаю тебе успехов, подруга. Надеюсь ты знаешь, что с ним таким делать. Прощай.

Она ударила пятками в бока кобылы, та бодро поцокала в сторону Троицких врат кремля.

Варвара с болью глядела ей вслед. Она чувствовала, что Пелагея осуждает ее.

Конечно осуждает, – проговорила она себе. – Ведь по сути она была моей соперницей. Ей не нужен был Любимка любящий, ей нужен был Любимка герой, Любимка спаситель Руси.

– Но теперь он мой! – проговорила она с улыбкой. – То, что он оставил свой затвор – добрый знак. Скоро можно будет поговорить с ним и мягко направить на нужный путь. Он утешиться. Обязательно утешится и навсегда станет моим. Мы будем вместе, и ничто нас не разлучит!

***

Любим не увидел беседующих девушек ибо думал только о школе богатырей. Батенька отговаривал его, предлагал дать другое послушание. Любим отказался.

– Я должен раз и навсегда избавится от ощущения, что туда можно вернуться.

Настоятель смерил его взглядом полным боли, но не стал возражать. Значит это была правда. Коли даже Любим отчаялся, значит шансов нет никаких.

И вот теперь отрок брел к школе богатырей и изо всех сил пытался взять себя в руки. Богатырские состязания закончились, все тягатели вернулись в школу, чтобы продолжить совершенствоваться в мастерстве владения тягой. Все, кроме него.

Он посмотрел на небо. Солнце достигло наивысшей точки на небосклоне, выше которой зимой поднятся не в его власти. В это время у тягателей свободное время, сейчас зима, пойти некуда, поэтому большинство из них в гриднице. Но так даже лучше. Порвать все связи раз и навсегда.

Он продолжал брести по одной из дорожек, проторенных на Соборной площади ведущей в сторону Школы богатырей.

Два собора величало несли свои золотые главы, даже не замечая унылую букашку, ползущую у их подножья.

***

В тягателтской гриднице было непривычно людно. Это летом в свободное время воспитанники школы разбредаются кто куда. Зимой на улице холодно, всех тянет собраться у жарких печей. Тем более после лютых испытаний, устраиваемых им безжалостным богатырем Стояном, первым наставником школы.

– Земная тяга, помимо прочего, защищает от жара и холода. На дворе зима, и я намерен выяснить все ваши способности касаемые холода, снега и льда! – сказал он со зловещей улыбкой и в первый же день после возвращения из Тулы устроил им марш бросок по заснеженному снегу на пару дней с ночевкой в лесу.

Теперь уже прошла неделя с тех пор, тягатели научились ценить тепло и горячий очаг. Поэтому любое свободное время они старались проводить поближе к раскаленной печи.

– Лютый у нас наставник, – с восторгом сказал Остап, казак в синих шароварах на меху, в красных сафьяновых сапогах, в безрукавке, отороченной мехом. Бритая голова с блинным черным чубом. – Каждый раз думаю, что все, ничем не удивит он больше нас, пора домой. И на – он выдумывает что-то новенькое, опасное. Да, Лексий?

Казак хитро поглядел в сторону сына легендарного сильномогучего богатыря Алеши Поповича. Тот был высокомерен и невозмутим. Но не сейчас. Ныне он сидел на своем лежаке, закутавшись в одеяло из овечьих шкур и шумно дрожал, не смотря на близость очага.

– Наставник любит отыскать для каждого из нас слабое место и ткнуть нам его прямо в лицо, – сказал Димитрий, княжич из Тмутаракани. Он был одет в отороченнве мехом богатые одежды, с пародистым красивым лицом с тонкими чертами. – Вот и у Лексия нашел слабость. Холод.

– Да к-к-ктож-же так-кое сд-дюж-жит!? – стуча зубами отозвался Лексий. – Нырять в п-прорубь и п-плыть п-прот-тив т-течения сот-тню саженей…

– Болтя вон проплыл, – сказал Неждан уважительно. Это был маленький человечек, широкий в кости, с бритым черепом со шрамами выделяющимися белым на фоне темного ежика волос.

Зеленовытай тягатель похожий на жабу весело клацнул зубами.

– Наставник делает это, чтобы мы не возгордились, – молвил ни к кому не обращаясь Ярополк. – Он видел, что произошло с Любимом и не желает, чтобы это случилось с нами.

– Мы не дураки, – ответил ему Димитрий. – Тоже видели, что произошло с Любимом…

Дверь скрипнула, и они притихли. Первый наставник Стоян не любит, когда поминают павшего тягателя. Сразу же назначает бросок через ночной лес не взирая на мороз, либо затевает наряния в прорубь или обливания колодезной водой прямо во дворе.

Но вошел не Стоян. С неподвижным лицом и деревянной спиной в гридницу ступил Любим. В одной руке метла, во второй деревянное ведро.

Скри-ип. Он неловко притворил дверь и не глядя ни на кого потопал в дальний конец помещения. Тягатели переглянулись.

Остап посмотрел на Любима, потом на остальных тягателей, потом снова на Любима.

– Ты зачем явиться сюда, после того, что произошло?! – воскликнул он.

Любим ничего не ответил, лишь сильнее втянул голову в плечи. Он добрел да самого дальнего угла и поставил ведро. Ших, ших, ших – раздались мерные звуки метлы по земляному полу.

Остап вскочил с лежака и грозно уставил указующий перст в спину отрока.

– Мы все знаем! – сказал он, едва удерживая себя от ярости. – У тебя была возможность раз и навсегда избавить нас от перводемона! А ты попался в глупую и очевидную ловушку и потерял все!

Ших, ших, ших, – мерная работа метлой.

– Отвечай же! – вскричал Остап. – Как ты мог?!

Ших, ших, ши… Метла замерла посреди движения. Любимка не повернулся к казаку.

– Я спасал Варьку… – раздался его приглушенный голос. Ших, ших, ших, – движение метлой возобновились.

– Ч-что за д-дурень?! – Лексий все еще подрагивал от холода, но позабыл про одеяло. Оно скатилось с его плеч, но сын богатыря не замечал это. – Кричал, что отдаст все за святогорову Русь, а сам не смог пожертвовать обыкновенной девицей.

Любимка уронил метлу и сжал кулаки.

– Варвара – не обыкновенная девица, – проговорил он, все еще не поворачиваясь.

– Варвара в отличае от тебя понимает нужды княжества. Она была бы против, если бы ее спасли, пожертвовав людьми, – горячась проговорил Остап.

– Ты жалок, – из-за спин тягателей выступил княжич Димитрий. – Любой тягатель знает, что враг коварен и хитер. Даже если это не одержимник, а простые разбойники. Богатырь должен уметь раставлять приоритеты и если потребуется жертвовать соратниками и даже друзьями.

Любимка сжал кулаки еще крепче, пальцы впились в ладони. Голову разрывало от горячих мыслей.

– Не желаю знать, что ради долга нужно жертвовать друзьями! Я найду такой путь, что мне не прилется это делать! Вот увидите!

Это звонкий сильный голос прозвучал прямо в его голове. Голос его прежднего "я". Но ни звука не пробилось через сведенное судорогой горло. Прошлое в прошлом. Никакого другого пути он уже не найдет. Теперь он обыкновенный послушник Чудова монастыря. Его интересы не должны простираться дальше интересов Лиски и чистоты гридницы школы богатырей.

Он медленно склонился и поднял метлу. Непродолжительная пауза и – ших, ших, ших, – монотонное движение метлой возобновилось. Вот только все тягатели видели, что Любим елозит прутьями по одному и тому же месту.

Ярополк не участвовал в перепалке. Его прищуреные серые глаза не отпускали Любима. Лоб хмурился. Сын воеводы мучительно пытался что-то понять.

– Ты и Варвару не спас, ибо она не такая дура, чтобы попасть в плен, – продолжал цедить Димитрий. – И силу свою профукал. Так поступить мог только малолетний дурень, которому делать нечего в богатырях!

И вновь движение метлы остановилось на середине замаха. И снова из глубины души рвались наружу злые горячие слова – сейчас я им все скажу, я им покажу, они увидят!..

Ярополк подался вперед, словно увидел что-то давно ожидаемое.

– Ты прав, – Любимка выдохнул и сгорбился еще больше. Кулаки разжались, взгляд потух и опустился к полу. – Поэтому я больше не тягатель. Я простой холоп, убирающий гридницу.

Любимка сгорбился и постоял так, некоторое время. Потом присел и ухватился за ведро.

– Наверное я переоценил себя, – проговорил он. – Попрошу у батеньки другое послушание…

Шаркая ногами он медленно побрел к выходу. Метла безжизненно волочилась следом за отроком.

Княжич развел руками, мол, что и требовалось доказать. Остап презрительно оскалился и сплюнул. Слюна повисла на штанине Любима, но тот даже не остановился. Прошол мимо казака, как свежеподнявшийся упырь, который еще не овладел в полной мере своим воставшим телом.

Лексий тонко улыбнулся и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Вот пример того, что выше головы не прыгнешь. Либо ты родился со способностями, либо…

Он кивнул на бредущего Любима. Тот даже не дрогнул, не приостановил шаг. Наум, что следил за перепалкой со своего места тяжело вздохнул и спрятал лицо за книжкой. Остап отвернулся и принялся обсуждать с Димитрием какой-то пустяк, случившийся утром в трапезной. Это послужило знаком остальным. О Любиме разом забыли.

Скри-ип. Отрок открыл входную дверь. Убраться! Скорее убраться из этого дома! Это выше его сил! Я зря настоял на этом послушании. Достаточно одного раза, чтобы навсегда усвоить – мне заказана дорога в школу богатырей. Навсегда заказана!

Он понимал, что уйти отсюда будет очень больно. Поэтому и явился с метлой и ведром в место былого триумфа. Через эту боль он хотел выйти в новую жизнь. Но единственное, чего добился – это осознание того, что ему не сбежать. Куда бы он не пошел – боль отправиться вместе с ним и станет преследовать его до конца.

А когда Русь начнет рушиться на его глазах, эта боль сделается еще сильнее. Ибо Димитрий прав. Это он во всем виноват! Он и только он!

– Ну ка стой! – тяжелая рука легла ему на плече и развернула.

Он похолодев, увидав перед собой искаженное лицо Ярополка. Неужели сыну воеводы мало его унижения, неужели он желает поглумиться над ним сейчас, когда он ничего не может сказать ему в ответ.

Поделом. Я заслужил. Надо вытерпеть! Вытерпеть… Глаза защипало, но он даже не мог отвернуться, чтобы спрятать подступающие слезы.

– Он сказал при тебе, что друзья ничего не стоят! – сын воеводы ткнул пальцем в княжича. – Раньше ты бы разорался так, что Стоян бы с Китай-города услыхал и прибежал спасать своего разлюбимого любимчика.

Любимка молчал.

– А теперь ты позорно бежишь?! Теперь тебя не волнуют друзья?

Ярополк явно требовал ответа, и Любим отвевтил:

– Он прав, конечно. Я… не могу…

Губы его дрогнули и исказились. Он отвернулся и ухватился за дверь. Все! Нет больше сил держаться. Добивайте! Делайте, что хотите! Я не стану сопротивлятся! Вы победили!

– Где же твоя сила духа?! – вскричал Ярополк. – У тебя забрали темную волну, а не твой дух!

Остальные удивленно поднимали головы. Любимка дрогнул и нахмурился.

– Ты всегда был таким уверенным, всегда побеждал! – продолжал Ярополк. – Я сперва не понимал, думал, что ты издеваешься. Де, простой выскочка, холоп, взлетевший вверх пытается показать, что он не хуже сына воеводы!

– Разве это не так? – тихо, но так чтобы все слышали спросил княжич Димитрий.

– А потом я увидел! Ты и правда верил в свое дело! И побеждал! В самых безвыходных ситцациях! Я начал присматриваться к тебе, начал тянуться за тобой, начал быть таким, как ты! Ты стал для меня примером!

Лексий фыркнул, Остап прислушивался жадно. Глаза Наума показались из-за книжки.

– И я стал сильнее! Твой путь работает, ты понимаешь?! – яростно закричал Ярополк. – Так какого же рожна ты теперь скулишь и ведешь себя, как слабак?! Почему ты сдался?!

Парень тяжело дышал, щеки покраснели, в глузах блистала такая боль и ярость, что Любиму сделалрсь страшно.

– Потому, что это правда, – ответил он. – Я слабак и никчёма. Прости, Ярополк. Я больше не тягатель. Найди себе кого-то другого и подражай ему. Я больше не гожусь для этого. Во мне нет тяги…

Он отвернулся и снова потянулся к двери.

– Ну уж нет! – Ярополк яростно ухватил его за плечо и повернул к себе лицом. – Я заставлю тебя очнуться!

Он ухватил отрока за плечи и тряхнул так злобно, как будто хотел разорвать. Наум вскочил на ноги, даже Остап поменялся в лице и напружинил ноги, чтобы прыгать и спасать холопа. Но они ничего не успел сделать.

Любимка сжался и выпрямил руки, отталкивая Ярополка. Тот вдруг охнул, а потом кубарем отлетел от Любима, по пути сгребая и разнося в щепу лежаки. Бах! Его путь закончился в стене. По полу, и по осколкам лежаков было разбрызгано что-то красное, на стене, куда ударилось тело, тоже осталось красное пятно. Вниз от него тут же потекли дорожки.

Наум вскочил на ноги.

– Лекаря! Скорее лекаря!

– Убил! Он его убил! – взревел Остап с ужасом и ненавистью глядя на Любима. Тот стоял и пораженно глядел на собственные ладони.