Читать книгу Играя рок - Алексей Лебский - Страница 21

Достойные группы в городе Горьком были немногочисленны: "Бриг" и "Шестое Чувство", “Сирин”, “Аверс” “Двигатель”, “Времена года”. Все они, в основном, исполняли популярную советскую и западную музыку на вечерах и свадьбах. Возникали как грибы и другие ансамбли, порыв самодеятельного творчества затронул сердца многих любителей, из числа которых, позднее стали формироваться профессиональные коллективы, занявшие места на подмостках кафе, ресторанов и даже филармоний. Вечера в школе Каминского не обходились без “Шестого чувства”. Благодаря дорогим эстрадным микрофонам и мощным усилителям, эта группа прекрасно справлялась с плохой акустикой актового зала. Звук стоял предельно тяжелый и плотный. В тот вечер Коля притащил в школу магнитофонную приставку и микрофон, специально для того, чтобы записать их выступление. Микрофон поставил на подоконник, а приставку включил в сеть, и затолкал под стул. Маркин таращился на девчонок, то и дело приглашал кого-то потанцевать. Он был истинный джентльмен, этот Маркин. Красавиц в Колином классе было немного. Пальцев одной руки было достаточно, чтобы пересчитать: Белова, Шухова, Федулова, да Шашкова. Эти были нарасхват, Маркину не везло, Шашкова постоянно танцевала с красавцем Петровым, а ему доставалась грузная Семенова или лупоглазая Зеленова. Николая школьные подружки за небольшим исключением мало интересовали, впрочем, он им тоже был почти безразличен. Для них оказывались желанными Петров или Сидоров, а сутуловатый невысокий Каминский, шёл за третий сорт. Все же он ухитрился пригласить Белову. Она пришла на вечер без очков, или просто сняла их, думая, что без них выглядит лучше. Она была изумительно красива и без очков и в очках, и Коля залюбовался ей. Простое короткое синее платье, которое многие девчонки из его класса просто ни за что не надели бы на такой вечер, выглядело на ней неотразимо. Оно обнажало ее красивые, сильные ноги, подчеркивало тонкую талию, и великолепно сочеталось с ее голубыми глазами. Возможно, это только казалось Каминскому. Вредный характер девчонки, с которой он уже три года сидел за первой партой на русском и литературе, он не раз проклинал, с нетерпением ожидая конца этих уроков. Если и случалось им заговорить, Машка цеплялась к каждому его слову, изощренно издевалась над ним. Коля пытался не раз осадить ее, и даже довел ее до слез, но гордый нрав девушки был непоколебим. Всем своим видом она демонстрировала, в какой степени Николай ей безразличен. Сейчас они молча танцевали, одной рукой он обнимал ее за талию, другой неуверенно держал ее отставленную в сторону руку. Вела она себя отстраненно, казалось, вот-вот ее передёрнет от отвращения к партнеру. В этом была вся Белова. Музыка струилась из колонок, в зале становилось жарко и душно, разговаривать с Машей было невозможно.

Да и о чем с ней говорить! Да, он бы с удовольствием проводил ее до дому, но вот беда, никакого резона, – Белова проживала по соседству со школой.

– пело "Шестое Чувство". Это был известный шлягер из Moody Blues[21] "Night In White Satine". Русский текст, романтический, запоминающийся нисколько не портил его.

Затихли последние аккорды.

Он проводил Марию. Она, из вежливости кивнула, едва склонив голову, и уселась на свободное место рядом с Шуховой, затем глянула на Кольку строго и холодно, будто хотела сказать: – ты отвратительно танцуешь, Каминский, – но вечер сегодня хороший, и музыка прекрасная, поэтому я тебя прощаю, ну вали же скорей отсюда!

Ну, что еще он мог ожидать от нее? Красавица Шухова вообще не удостоила Николая взглядом, повернулась к Маше, и о чем-то с жаром зашептала. Николай проглотил обиду, и уставился на сцену.

Там высились горы колонок, каждый инструмент был включен в отдельный акустический агрегат. На пианино стоял громадный ламповый усилитель, изготовленный в виде стального куба с отверстиями для охлаждения мощных генераторных ламп. По правую руку от соло-гитариста находились микшер и ревербератор, все это было соединено жгутом из кабелей. Вечер был в самом разгаре.

Репертуар у “Шестого” был достойный. Композиции – на любой вкус: от "Цыпленка жареного" до "N.I.B" из Black Sabbath![22] Отличные голоса, пассажи лидера заучены на совесть, гитарный звук отменный, тягучий.

Исполнение композиции “Are You Ready” из «Grand Funk Railroad» непревзойденное!

Звук «Вельтмайстера» покорял с первых нот. Фирма по сравнению с козлино-блеющей “Юностью”! Они даже сыграли в тот раз «Crosstown Traffic» из Хендрикса. Мороз по коже! А потом была эта, их коронка:

Он обернулся к залу – Машка танцевала с Петровым, который совершенно неприлично притянул ее к себе, они о чем-то оживленно трепались. Конопатая Федулова показала ему язык, и покрутила пальцем у виска. Каминский вышел за дверь, здесь было прохладно – в распахнутые окна дышала свежестью ночь. Над зданием сельхозинститута висела «большая медведица». Ему было плохо. Коля чувствовал себя раздавленным, эту музыку исполнял не он, не он стоял сейчас на сцене с красной гитарой – “Торнадо”. Казалось, эта грусть отодвинула его мелкие проблемы на задний план – какая там, к чертям, биология, какая химия. Ему никакого дела не было ни до Беловой, ни до Шуховой. Кто-то подошел сзади и положил ему руку на плечо.

– Сергей? – Каминский обернулся.

– Коля, давай потанцуем, – она смотрела на него сверху вниз. Ольга Гуревич, самая рослая девочка в классе. Только этого ему не хватало, по сравнению с ней Николай чувствовал себя пигмеем, андаманским мелким дикарем.

– Белый танец, отказываться нельзя, – это возник из темноты Сергей, о нем Николай совершенно позабыл. Он припомнит ему это ехидство. Вот сам бы и танцевал с Ольгой! Он представил его – маленького, кривоногого с этой длинной девушкой.

– Да, конечно, Оля. Музыка внезапно оборвалась, в зале и в коридоре погас свет. Такие отключения в школе иногда случались, это было досадно и неприятно для танцующих. Ребята затопали, засвистели, завуч включил фонарик и пошел проверять пробки на Erdgeschoss[24].

– Ты спасен, Каминский, – низким голосом резюмировала Гуревич, и, сверкнув очками, растворилась в темноте. Прошло пять минут, а может и все восемь, когда включился свет.

Он увидел через дверной проем как, наконец, засветились лампы в усилителе «Шестого чувства», услышал, как появился в динамиках переливчатый звук «вельтмайстера».

Вечер был окончен, и запись сделана. Они уложили магнитофон в сумку и вышли на улицу. Приятно было покинуть душное помещение и вдохнуть свежий воздух. С Волги дул легкий прохладный ветерок. Они дошли до ворот дома Каминского.

– Поднимемся ко мне, послушаем, что получилось?

– Нет, чувак, не сегодня. Я побегу, может, успею на последний трамвай. Сегодня был длинный день. Мы потом обязательно все послушаем, заодно и то, о чем там твои одноклассницы болтали. Микрофон, между прочим, как раз за ними стоял на подоконнике. С Лыковой дамбы донеслось еле слышное дребезжание.

– Все, кажется, успеваю! Сергей пулей рванул на остановку.