Читать книгу Играя рок - Алексей Лебский - Страница 28

Часть первая
Глава 26

Оглавление

Работа в институте съедала все время, Николай уставал, и с созданием ансамбля у него не клеилось Не было средств, а главное, отсутствовало организаторское начало. Он совсем было сник, но как-то раз, посетив Бурова, узнал, как они много репетируют, и каких успехов достигли. Он рассказал о своем университетском студенческом клубе, о том, какая аппаратура там есть. Буров звал его к себе на репетиции, но Коля не видел своего будущего с “Мистралем”. Хотелось двигать что-то свое…

– Летом приезжай к нам в лагерь на озеро.

– Это где, в Пустыни что ли?

– Да, а ты откуда знаешь?

– С удовольствием приеду. Бывал в тех местах дважды. На турбазе, да и на полигоне института работал.

– Вот и отлично, значит, дорогу найдешь, но это будет летом, а сейчас, знаешь, не до музыки – сдаем первую сессию. Николай вздохнул. Все это казалось далеким и нереальным.

– Представляешь, я работаю над интерферометром. Уже почти закончил монтаж. Можно сказать, доверили самостоятельный проект.

– Здорово! Расскажешь потом? – Буров выказал неподдельный интерес к работе Николая, и это было очень приятно. Вечером, в универмаге в начале улицы Свердлова, он встретил Сашку Мартьянова. Когда- то они учились вместе в первом классе, уже тогда у парнишки обнаружились необыкновенный слух и отличный голос. Его заметили, и определили в капеллу мальчиков, к Сивухину. А потом Мартьянов и совсем пропал из виду. Говорили, будто он учится в Ленинграде или Москве, но точно этого никто не знал. И вот теперь он в Горьком, стоит перед ним в легком пальтишке. Они отошли от прилавка, и встали в стороне, возле колонны.

– Саня, я тебя еле узнал! А ты здесь-то какими судьбами, я слышал, ты в Питере учишься? Ты стал такой худой и смуглый!

– Привет, Колька! Да я с югов. В Анапе отдыхал. Ко мне загар отлично пристает! Помню, помню, как ты мне в школьной столовой свои сосиски отдавал. Ты не ел их почему-то.

– Было дело.

– Так вот, из Питерского училища мне пришлось уйти. Я играл в ресторане, пропустил уйму занятий. Вот, сегодня отвез аттестат и справки в Дзержинское музыкальное училище, прошел прослушивание, обещали зачислить на третий курс.

– Так ведь, занятия уже начались.

– Да, но я собираюсь все сдать. Я способный! Коля рассказал ему о себе.

– Я слышал от ребят, ты неплохо играешь на гитаре. У меня есть один приятель, мы собираемся на зиму устроиться в клуб с танцевальной программой. Хочешь поучаствовать в этом?

– Я самоучка, нот почти не знаю, буду ли соответствовать вашему профессиональному уровню, Коля нахмурился. Опыта нет, надо начинать с нуля.

– Не дрейфь, вот завтра соберемся у меня, Саня глянул на дорогие часы на цепочке, часиков в семь, и послушаем тебя, приходи. Колебания овладели Николаем, но любопытство взяло верх.

– Где встречаемся?

– На Минина, там, где я раньше жил помнишь? Мы с мамой по-прежнему в десятом доме обитаем. Как и договаривались, встретились на Минина, Сашка ждал его во дворе.

– Забыл, где я живу? Пойдем. Он повел Колю вверх по ветхой деревянной лестнице на второй этаж. Далее шел длинный коридор, экономно освещенный засиженной мухами лампочкой в сорок ватт. Он открыл какую-то дверь, в нос ударил запах жареного лука. Они оказались в комнате, которая представляла собой сразу кухню и прихожую. Николай узнал в этой большой женщине с крупными чертами лица, – мать Мартьянова, Татьяну Сергеевну. На ней было длинное черное платье и зеленый фартук.

– Мам, это Коля Каминский, – представил его Сашка.

– Ну-ка, дай посмотреть на тебя, – она взяла его за руку, и, нацепив захватанные жирными пальцами очки, висевшие на шее, принялась разглядывать Николая.

– Да, вырос. Ты ведь внук того актера Каминского?

– Угу, – смутился Коля.

– Ты учишься где-нибудь? – пытала она Колю, – мой-то балбес, э-э-эх! Татьяна Сергеевна махнула рукой. Мартьянов потащил Колю в комнату, – мама в своем репертуаре, сейчас начнет рассказывать, как я свою жизнь в унитаз спускаю, и какой я вредный тип.

Вдогонку понеслось ворчание:

– Не связывайся с ним, лучше учись!

– Мама, отстань, у Николая свои родители есть, небось, тоже плешь проедают, да, Коль? Они разместились в узкой, как келья, комнате. Единственное окно выходило на улицу Минина и полностью закрывалось густой кроной липы. Сашка открыл крышку старого пианино с двумя подсвечниками на передней стенке, и заиграл какой-то этюд.

– Ждем Шабарина. Он задерживается, едет из Дзержинска. То, каким тоном он это произнес, говорило о значимости этого субъекта.

– Я сегодня не поехал на учебу, что-то поздно проснулся, пропустил электричку, вот мама и кипятится. Ты не обращай на нее внимания. Сашка исполнил «Martha My Dear»[27]. Его лирический баритон был отдаленно похож на голос Маккартни, разве что, выдавал плохой английский. Это звучало потрясающе фирменно, Николай даже не мог представить себе, что Мартьянов на такое способен! Потом Николай сыграл Сашке что-то на гитаре, поковырял какие-то импровизации на разные темы.

– Это все очень хорошо. С нотной грамотой у тебя как?

– Сольфеджио не проходил, знания поверхностные.

– Понятно, научим, не можешь – заставим. Николая покоробило такое заявление, и он уже что-то хотел сказать, но в коридоре затрещал звонок. Это пришел долгожданный друг Мартьянова.

– Видишь, ли, Николай, наши планы таковы: есть работа в клубе затона им. Жданова. Играем танцы по субботам, постепенно обзаводимся новой импортной аппаратурой, ну, регенты, мюзимы, понял? После этого устраиваемся на лето в парк “1 Мая”, а лучше в имени Кулибина, и становимся популярным ансамблем в городе. Все халтуры будут наши.

У нас для этого есть все основания и возможности.

Он сделал упор на слове “возможности”.

– У Саши отец работает на базе Роскультторга, мы постепенно, не переплачивая спекулянтам, покупаем на честно заработанные деньги “Регент 60”, гитары хорошие, орган “Вельтмайстер”, установку ударную. Тут у Мартьянова глаза просто загорелись.

– Будут, наконец, у меня хорошие барабаны. Сольник хочу премьеровский….

– Ну, размечтался. Будет у тебя ГДРовский сольник, для начала, так и быть, – Шабарин погрустнел, – Санек, я ведь, опять сегодня не сдал специальность, эта падла Томилова снова завалила меня.

– Ударь ее по башке коробкой конфет или банку черной икры подари. Ты можешь себе это позволить.

– Не хочу по мелочам отца беспокоить, сам сдам. А у тебя как дела? Ты сегодня вообще пропустил занятия, и, кстати зря. Репин искал тебя, кипятился.

– Ну, и хрен с ним с этой Репой. Давай, вот с Николаем лучше займемся репертуаром. Прослушивание прошло с некоторыми замечаниями, и Николаю было велено в кратчайшие сроки разобраться с системой записи аккордов, уметь их играть с листа, как они говорили, «на шару». В одну из осенних холодных суббот их поездки начались. Они больше часа ехали на автобусе номер 18, затем от остановки по тропинке пересекли овраг, чтобы сократить путь до клуба. В первый раз, прибыв на место, Николай в ужасе увидел те инструменты и аппаратуру, что пылились в затонском клубе. Он тут же вспомнил гитары из “Дружных ребят”.

– И на этом можно играть? Ударная установка просто убивала своим облезлым видом. Пластик на большом барабане разорван, стягивающие винты частично отсутствовали. Он с ужасом увидел среди нескольких разбитых гитар уже давно знакомую “Тонику” Заведующая клубом появилась незамедлительно, и сразу же о чем-то завела разговор с Шабариным, ни малейшего внимания не уделив остальным участникам. Это была крупная женщина с высоким шиньоном на голове. На ее слоновьих ногах красовались ярко- фиолетовые туфли с золотыми пряжками. Она подобострастно склонилась к низкорослому Шабарину. Тот держался с таким важным видом, будто, сам нанимал её на работу уборщицей.

Покончив с переговорами, он быстро вернулся к ребятам.

– Так, играем прямо сегодня. У нас еще есть целый час на репетицию. Быстро все прогоняем по куплету. Это было каким-то безумием, но выхода Шабарин им не оставил. Кое-как удалось на скрученных проводах включить колонки и микрофоны. Чтобы кабели не выскакивали из гнезд, их укрепляли воткнутыми спичками. Выручало то, что старая аппаратура для кино в этом зале еще была жива. Николаю впервые предстояла откровенная халтура. В его памяти перемешались новые песни Шабаринского репертуара, записи аккордов. Тонику удалось настроить не сразу. После этого расстояние между ладами и струнами стало весьма некомфортным для начинающего гитариста, но делать было нечего…

– Раз, два, три! – ударили барабанные палочки, и понеслось. Заиграли “Yellow River”[28]. В зале стала появляться публика. В основном, рабочая молодежь из доков, какие-то ПТУшницы, потом пришли и более зрелые тетки. Они вовсю тряслись и вертелись под музыку, и Николаю уже не казалось, что все это халтура. Репертуара не хватало на полный вечер, пришлось повторять “Воскресенье” и “Александрину”. Пели ребята изумительно. Двухголосие из Мартьяновского баритона и нежного Шабаринского тенора складывалось превосходное. Если требовалось, Мартьянов добавлял “форсаж” с хрипотцой, его палочки из граба виртуозно извлекали звук из безнадежно убитых барабанов. Если хэт падал, Сашка, продолжая отбивать ритм, лихо подхватывал его, зажав одну палочку подмышкой. На вокале держалось почти все, ибо Колин аккомпанемент вряд ли можно было назвать совершенным. Гитара, включенная в “Электрон-10” звучала непристойно глухо и безлико. Переключатель тембра не работал, а ручка громкости при легком касании вызывала в колонках треск. Перед несчастным гитаристом после антракта возник пюпитр с записью аккордов к новым песням. Вглядываясь в тексты и буквенно-цифровые знаки, он еле поспевал за ребятами. Старые струны на “Тонике” под конец вечера окончательно разлохматились.

Николай натер на пальцах кровавые мозоли.

Шабаринский бас гудел через кинаповскую колонку, стараясь максимально заполнить все пустоты маленького состава. В зале звуки летали, отражались, дребезжали.

На часах уже было начало одиннадцатого ночи, когда танцы закончились. Молодежь неохотно покидала зал, музыканты начали сворачивать инструменты. В зале наступила сладкая тишина, когда дверь за последним затоновцем закрылась, Шабарин защелкнул на ней замок, чтобы посторонние их не беспокоили.

– Да-а, – протянул Мартьянов, так мы долго не продержимся. Барабаны разваливаются на ходу.

– Ну, Николай, ты даешь! Столько лажи! – Шабарин нахмурился, – ну, я, конечно, понимаю, песни новые, незнакомые. Надо читать с листа, нам некогда репетировать, мы учимся четыре раза в неделю! Коля ничего не сказал, засовывая “Тонику” в чехол. Он работал пять дней в неделю. У него не было сил оправдываться, он и сам все прекрасно понимал. Играть втроем на таких инструментах было безрассудством. Работать без репетиций – путь в никуда, читать с листа может тот, кто умеет читать с листа.

– Так, сейчас уже поздно, пошли ночевать к моей бабушке, она тут рядышком живет сказал Шабарин, – мы пока не заработали на такси. Они вышли в полночную слякоть, освещенную редкими фонарями. Путь до Шабаринской бабушки оказался недолгим. Поднявшись на второй этаж деревянного дома барачного типа, они постучали, и им открыла сгорбленная седая старушка. Она радостно обняла Сашку и вся банда, оставив в коридоре грязную обувь, протопала в носках в комнату. Татьяна Анатольевна – так звали ее, тут же усадила их за стол, и принесла три огромные тарелки с густым и наваристым куриным супом с вермишелью. Это было достойное завершение первого дня их совместной работы. Они замолчали, и с удовольствием принялись хлебать вкусный обжигающий суп, заедая его серым хлебом. Бабушка в это время постелила им на полу, поскольку никаких кроватей в доме больше не было. Когда с полночной трапезой было покончено, ребята улеглись рядком на полу. Какое-то время Мартьянов еще рассказывал разные анекдоты и байки, почерпнутые в музыкальном училище, а потом вся троица погрузилась в здоровый и крепкий сон.

27

Композиция P.McCartney из White Album – Битлз

28

Композиция британской группы “Christie”

Играя рок

Подняться наверх