Читать книгу Ангары - Алексей Парщиков - Страница 52

Ребёнки – зайцеобразны: снизу два зуба, а щёки! Так же и зайцы —

                                                                           детоподобны.

Злобны зайцы и непредсказуемы, словно осколки серы чиркнувшей

                                                                                  спички.

Впереди мотоцикла и сзади – прыг-скок! – живые кавычки!

После октябрьских праздников по вечерам они сигают в мой сад,

наисмелейший проводку перегрызает и, сам чернея, отключает

                                                                                   свет.

Я ж защищаю саженец северного синапа от их аппетита

в одиночестве полном, где нету иллюзий единства и авторитета,

и сколько-то старых привычек не противоречат всякой новой привычке.

Я покупаю в хозмаге мешок мышеловок – розовые дощечки

с железным креплением, как сандалия Ахиллеса, – где пятка

мифологическая, там у меня для приманки насажен колбасный

                                                                                   кружок.

А на заре обхожу мышеловки – попадаются бабочки и полёвки

и неизвестного вида зверьки типа гармошки в роговой окантовке.

Всем грызунам я горло перерезаю и вешаю их над ведром

                                                                           головой вниз,

чтобы добыть множитель косоухого страха – кровь крыс.

Скисшую кровь я известью осветляю и побелочной щёткой

мажу остовы и скелетные ветви погуще, так, чтоб стекало с коры.

В сумерках заячье стадо вкруг сада лежит, являя сомнений бугры, —

да! – ни один из них не пойдёт хоть за билет в новый Ноев ковчег

через ограду – столь щепетилен и подавлен мой враг.

Ножницы-уши подняли и плачут, а я

                                   в жизни не видел зайца и крысу в обнимку!

Я же падаю в кресло-качалку листать руководство по садоводству,

днём тепло ещё и ужи – змеями здесь их не называют —

миллионы км проползают под солнцем, не сходя с места,

вот они на пригорке царят и, когда я их вижу, внезапно,

словно чулок ледяной мне надевают – это хвощёвое чувство.

Ух! Книгу читать, думать или вспоминать, а я выбираю – смотреть!

Сразу я забываю зайцев осадных и яблоню,

                                                        я забываю того, кого вижу.

Что это в небе трепещет леса повыше и солнца пониже?

В этом краю, где женщины до облаков и прозрачны,

зрю ли я позвонок, что напротив пупа, и золотое меж них расстояние,

линию, нить, на какой раздувается жизнь на хромосомах,

как на прищепках – X, Y… Вдруг отстегнётся и по земле

                                                                         волочится

краем, как пододеяльник пустой, психика чья-то – на то воля Господня.

Там образуются души и бегут в дождевиках, как стрекозах —

мальчишка-кислород и девочка-глюкоза.