Читать книгу Планета несбывшихся снов - Алексей Резник - Страница 22

…Совсем обезумевший от чувства зверского голода Корлбли, презрев чьи-либо интересы, кроме безмерных потребностей собственного желудка, решительно сбросил с себя все хитроумные маскировочные приспособления, искусно скрывавшие его истинные размеры и специфические физиологические особенности, включая аккуратно сложенные на спине мощные кожистые крылья, и покинул пределы своей каюты в истинном обличье акклебатианина. Полутемный коридор, наполненный промозглыми сквозняками, таинственными скрипами и зловещими шорохами, подействовал на Корлбли успокаивающе и придал ему уверенности в успехе задуманного скользкого и щекотливого мероприятия. Еще больше акклебатианину понравился затянутый почти непроницаемой мглой высокий потолок. От охватившего его внезапного порыва восторга, Корлбли едва широко не разинул пасть и не рявкнул во всю мощь акклебатианской глотки, но остатки разума, ускользавшего вместе со сквозняками, не позволили ему сделать непродуманного и непоправимого шага. Молча расправив могучие крылья, он изящно взмыл под потолок, легонько ударившись массивной башкой о стальные перекрытия, отчего они издали легкий перезвон. Перекрытия в месте удара слегка прогнулись, но Корлбли, совершенно не почувствовав боли, полетел по направлению к станционному ресторану, по пути успевая закусывать особо нерасторопными летучими крысами, то и дело попадавшимися у него на пути. Большие выпуклые глаза Корлбли отсвечивали в темноте бешеными зеленоватыми огоньками, и сам он весь напоминал неправдоподобно огромного крылатого черта…

…Джон Гаррисон уже добрых полчаса уговаривал начальника станции ганикармийского генерала Зумера Окибаси начать массовое прочесывание всех станционных помещений и, прежде всего, двигательного отсека. Генерал Зумер вроде бы и соглашался, но на самом деле вежливо отнекивался, втайне грассируя высоким званием ганикармийского генерала. Он испытывал невыносимое презрение к какому-то земному сержанту, назойливо пристававшему к нему с совершенно дурацкой, на его генеральский взгляд, просьбой.

Разговор происходил в личной генеральской каюте, куда привел Джона Брэдли, сам оставшийся стоять за дверью, не в силах перебороть естественную робость рядового запаса перед действующим генеральским чином. Но так как в Ганикармии царили классические демократические порядки, то дверь генеральской каюты в общем ряду других кают выходила прямо и непосредственно в главный станционный коридор. Следовательно, получилось, что Брэдли добровольно обрек себя на гордое одиночество среди гулкого, холодного, зловещего полумрака пустынного гигантского коридора. Правда, в руках Брэдли на этот раз имелся очень скорострельный автомат, обладавший огромной убойной силой, но уютнее от этого ободряющего обстоятельства на душе у плевянского зоолога не становилось. То есть – на душе у него сделалось просто крайне неуютно, словно бы в нее внезапно проникла какая-нибудь опасная инфекция. Но затем он попытался себя успокоить, надеясь, что из генеральской каюты вот-вот появятся Джон и, вместе с ним, сам генерал. Но они долго не выходили, а время шло, и искусственно подавляемое сильное инстинктивное беспокойство опять вернулось к Брэдли.

Примерно через пятнадцать минут плевянский зоолог четко понял, что мучившее его беспокойство имеет под собой вполне реальную основу. В станционном коридоре что-то происходило или творилось – не суть важно. Что-то, мягко говоря, неправильное. Еще через пять минут до Брэдли дошло – крысы. Под потолком, невидимые во мраке, метались летучие крысы и о чем-то тревожно перепискивались. Их что-то сильно напугало. Брэдли сорвал лямку автомата с плеча и, положив палец на спусковой крючок, принялся медленно, но хаотично водить автоматным стволом во все стороны, не представляя – откуда надвигается угроза. Единственным четким представлением являлось осознание того непреложного факта, что угроза мчится к нему на большой скорости и имеет смертельно опасный характер.

«Проклятье – да где же Джон?! Вино они там, что ли пьют с генералом?!» – в отчаянии молча возопил Брэдли, тщетно пытаясь определить, с какой стороны приближается его вероятная смерть. И вдруг, как это и полагается в подобных ситуациях, он услышал е е. Справа и сверху именно летела невидимая в коридорной полумгле Угроза. Брэдли повернул ствол автомата в нужную сторону и с приятным удивлением почувствовал, что совершенно успокоился…

…Сожравший уже не менее тридцати крыс, послуживших легкой закуской, только раззадорившей аппетит, Корлбли увидел одинокого испуганного ганикармийца метров за пятьдесят от себя прямо по курсу и без колебаний решил «поужинать» именно им.

«Лучше не придумаешь!» – удовлетворенно подумал акклебатианин и начал потихоньку сдвигать крылья для предстоящего пике…

…Глаза Брэдли, неотрывно смотревшего вверх, уже успели привыкнуть к темноте и стали различать силуэты множества крыс на огромной скорости летевших в одном направлении – от настигавшей их Угрозы, с шумом раздвигавшую темноту и промозглый воздух перед собой уже в самой непосредственной близости от маленького храброго зоолога. Через секунду Брэдли увидел потенциальную собственную гибель в ее материальном воплощении – гигантскую черную крылатую тень, стремительно пикирующую прямо ему на голову. Брэдли окатило порывом сильного ветра и чуть не сбило с ног, и он сам не понял, как ему удалось успеть нажать на спусковой крючок. Длинная автоматная очередь гулко и страшно прозвучала на весь пустынный коридор, моментально подхваченная изумленным испуганным эхом, впервые услыхавшим внутри орбитальной станции такие жуткие противоестественные звуки, являвшиеся ничем иным, как голосом самой смерти.

Брэдли потерял сознание и повалился на пол, перед этим успев всадить в атаковавшего его акклебатианина полдюжины разрывных пуль и уже не услышал раздавшегося адского рева, окончательно повергшего бедное станционное эхо в полное смятение и беспредельный ужас…

…Джон и генерал Зумер, так ни о чем и не договорившись, уже собрались расстаться, вежливо протянув друг другу навстречу руки, когда, буквально, за дверью каюты гулко простучала автоматная очередь. Генерал сильно побледнел, предварительно подпрыгнув от неожиданности, а Джон с криком: «Брэдли!!!» бросился к двери. Вышедший из столбняка Зумер кинулся за ним следом.

Выскочив в коридор, оглушенный удалявшимся обиженным ревом смертельно раненого акклебатианина, Джон поначалу подумал, что так воет аварийная тревога, и диверсия уже произошла. Но тут же отбросил эту мысль, как заведомо вздорную и занялся неподвижно лежавшим Брэдли. Пока он приводил плевянского зоолога в чувство, внутренне проклиная бестолково метавшегося вокруг генерала Зумера, в уши назойливо лезли тонкие голоса, активно переговаривавшихся между собой чем-то возбужденных и напуганных крыс, бешено круживших замысловатые хороводы под потолком: «Большой Парень сожрал тридцать наших братьев!», «Маленький человек убил Большого Парня?!», «Нет – этого Большого Парня нельзя убить – он прилетел из страшной сказки, какими наши бабушки пугают маленьких крысят!», «А куда полетел Большой Парень?!», «Обратно в свою страшную сказку – подыхать страшной смертью! В страшных сказках все персонажи умирают страшной смертью!»..

… – Брэдли! Брэдли! – отчаянно тряс за плечи неподвижно лежавшего в глубоком обмороке зоолога Джон. – Ты – живой или нет?!

Видя, что встряска за плечи не помогает, Джон прибегнул к более радикальному средству – звонким и резким пощечинам. После третьей пощечины Брэдли открыл глаза, в которых по-прежнему не виднелось ничего, кроме ужаса и изумления.

– Что здесь стряслось, Брэд?! – нетерпеливо спросил его Джон.

– Большая крылатая крыса! – пробормотал Брэдли не совсем внятно, приняв при помощи сильных рук Гаррисона сидячее положение. – Очень большая крыса, и глаза у нее светились бешеным зеленым огнем… Она хотела меня схватить и сожрать, но я успел выстрелить…

– Эта наверняка – она?! – кивнув в сторону удалявшегося по станционному коридору «вою пожарной сирены», утвердительно спросил нахмурившийся Джон.

– Думаю, что – да! – согласно кивнул Киннон.

– Сержант Гаррисон! – вмешался в разговор генерал Зумер. – Теперь я вижу, насколько вы были правы в вашем требовании немедленно провести тщательный обыск Станции. Я признаю свою ошибку и иду немедленно дать соответствующие распоряжения! – с этими словами искреннего, хотя и несколько специфического, чисто генеральского раскаяния, Зумер быстро зашагал в сторону рубки.

Джон несколько растерянно посмотрел в удаляющуюся спину ганикармийскому генералу, хотел его остановить, чтобы он подождал их с Брэдли, но передумал и сосредоточил внимание на глянцевито поблескивавших пятнах и сгустках темной свежей крови, разбрызгавшихся по полу коридора. Необычно выглядевшая фиолетовая кровь издавала резкий мускусный запах.

– Брэд! – обратился он к плевянину. – По-моему, ни одна твоя пуля не ушла мимо цели. Наверняка эта тварь не смогла бы улететь далеко. По свежему кровавому следу мы могли бы нагнать ее и прикончить. Ты – не против?!

– Нет, конечно! – скорее машинально, чем осознанно, ответил Брэдли, делая попытку подняться на ноги.

Джон помог товарищу, и они пошагали по кровавому следу, оставленному раненым акклебатианином…

…Раненый акклебатианин, теряя много крови, испытывая страшную боль, от которой не переставал коротко периодически взревывать, из последних сил летел к своей каюте – единственному месту на орбитальной Станции, где у него имелась хоть какая-то возможность реально попытаться спасти себе жизнь. До каюты ему добраться удалось и, кажется, никто не заметил его отчаянного рыскающе-ныряющего полета.

Оказавшись внутри, Корлбли закрыл дверь на замок и без сил опустился на колени, зажав развороченный правый бок обеими лапами. Темно-фиолетовая кровь выливалась из огромной рваной раны фонтанообразными толчками и вскоре по полу каюты растеклась довольно обширная лужа. В глазах у Корлбли начало темнеть, под сводами черепа раздавался назойливый неприятный звон, распугивавший в стороны меркнувшие мысли – возможно, что это зазвонил будильник времени, отсчитанного существовать Корлбли в отвратительном обличье акклебатианина. Он вдруг с ужасающей ясностью понял, что ему ни при каких обстоятельствах не спастись и чувство нестерпимого голода навеки останется неутоленным. Голод победил его и по верованиям акклебатиан явится ему непрекращающейся мукой на «том свете». Последняя, совершенно чудовищная по накалу, вспышка ярости придала Корлбли сил добраться до аппарата космической связи, и он вызвал своего агента на станции, Майрека. Майрек немедленно отозвался:

– Да, босс!

– Майрек! … Майрек! … Я умираю… Вступает в силу вариант «Б», мои прерогативы переходят к тебе… Свяжись с Самакко… Я всех ненавижу!!! … – напоследок выкрикнул Корлбли и на огромной скорости отправился прямиком в Голодный Ад, навеки избавив, и без того несовершенную, Вселенную от своего присутствия…

…Джон и немного покачивающийся от недавно пережитого потрясения Брэдли, не особо торопясь, шли по следу раненой «большой крысы». След ее в виде дорожки из кровавых капель назойливо лез в глаза сам собою. У Джона, по мере их поступательного движения по свежему кровавому следу, зародилось нехорошее предчувствие, вполне подтвердившееся всего-лишь спустя несколько минут, когда кровавая дорожка оборвалась у двери-люка соседней с ним каюты.

– Здравствуйте!!! – остановился, как вкопанный, пораженный Джон и затравленным, ищущим весомой моральной поддержки, взглядом, посмотрел на Брэдли.

– В чем дело, Джонни?! – внутренне приготовился к новому неожиданному и неприятному сюрпризу до сих пор полностью не пришедший в себя плевянин.

– Да, соседом моим через стенку оказалась эта твоя гигантская летающая крыса, Брэд! Вот такие вот дела! – и с этими словами Джон дал длинную очередь из автомата в область замочной скважины двери своего соседа. Искореженный замок с печальным звоном выпал на пол коридора. Изувеченная дверь с тихим скрипом раскрылась внутрь каюты и глазам Джона и Брэдли предстало зрелище, страшнее которого они не видели в течение всей своей жизни – коченеющее громадное тело мертвого дьявола во плоти.

Брэдли невольно отпрянул назад, инстинктивно прикрыв глаза машинально поднятой рукой. Джон не отпрянул, но полностью оцепенел на пороге каюты, не в силах поверить собственным глазам и не в состоянии сделать хоть какое-либо осмысленное движение. Что-то колдовское и величественное почудилось Джону в открывшейся перед ним картине смерти, словно бы он попал в ожившую действительность страшной готической сказки, где ведьмы, гоблины и химеры представляли собой самое обыденное явление. Посмертная внешность акклебатианина Корлбли по-настоящему потрясла Джона, отдавшись в его ранимой чувствительной душе горькими сожалением и болью – каких-либо иных чувств не мог вызвать у нормального доброго человека вид навеки оскаленной страшной пасти, вывалившегося наружу раздвоенного языка, широко раскрытых мутнеющих глаз, в которых еще можно было успеть прочесть выражение невыносимой боли и страстной жажды жизни. А апофеозом повергнутых во прах мрачного черно-синего величия и чужой недоброй мощи, служили раскинутые по всей площади залитого кровью пола каюты, огромные кожистые крылья, чьи кончики уже начинали заворачиваться внутрь, подчиняясь начинавшимся процессам разложения умершего организма. Крылья готовы были завернуться вокруг тела своего хозяина уютным коконом, навеки отгораживающим его от мира живых. Так для Корлбли начинался путь в страну «никуда и ничто»…

…Джон вздрогнул, выходя из опасного состояния потустороннего транса – ушей его достиг шум шагов многих людей, быстро приближающихся по коридору, лязг оружия и гул возбужденных голосов. Вскоре перед каютой Корлбли за плечами Джона выросла целая толпа, состоявшая преимущественно из плевян. Здесь же находились Степченко и Иогансен. Осторожно раздвигая плечами притихших ганикармийцев, они пробрались к самому порогу каюты и встали рядом с Гаррисоном.

– Это – кто, командир?! – выдохнул из себя сержант Степченко.

– Мой сосед по каюте – не видишь, что ли! – лаконично ответил Джон и добавил: – Его застрелил Брэдли пятнадцать минут назад.

– Понятно! – кивнул понятливый Степченко.

– Внимание! – раздался распорядительный голос генерала Зумера. – Всем участникам ганикармийской экспедиции предлагается разойтись по своим каютам и ждать дальнейших распоряжений от начальников отрядов! Здесь сейчас начнет работать следственная бригада, так что попрошу побыстрее очистить для нее место!

Дисциплинированные ганкармийцы не заставили генерала повторять дважды и уже через пару минут возле каюты убитого акклебатианина остались стоять земные десантники, генерал Зумер, Брэдли Киннон и начальник службы безопасности Станции командер (ганикармийский чин, соответствующий земному воинскому званию полковника) Амагадиначик. Последний, казалось, был расстроен происшедшей кровавой непонятной трагедией более всех присутствующих. Лицо начальника службы безопасности Станции попеременно становилось то белым, то красным, к поверхности глаз, сменяя друг друга с калейдоскопичной периодичностью, из глубин смятенной души подплывали и показывали себя окружающим ярко выраженные состояния растерянности, ярости, страха, упорного непонимания происшедшего, тупого и глухого раздражения. Генерал Зумер строго смотрел на начальника службы безопасности, ожидая от последнего исчерпывающих объяснений. Но тот пока молчал, лихорадочно соображая, что же ему сказать такого, чтобы всем сделалось понятней и легче. Никто не знал, что у Амагадиначика для полного душевного смятения имелись причины, гораздо более серьезные, чем возможное служебное дисциплинарное взыскание.

В любом случае, первым тяжелое молчание нарушил не он, а землянин, старший сержант Джон Гаррисон, скорее утвердительно, чем раздумчиво проговоривший:

– Я, кажется, где-то совсем недавно видел точно такую же тварь…

– Каждый ганикармиец, старший сержант Гаррисон, знает, что за тварь лежит сейчас перед нами! – веско произнес генерал Зумер. – Вопрос заключается в том – каким образом эта тварь могла проникнуть на ганикармийскую Орбитальную Станцию и куда при этом смотрела наша хваленая служба безопасности во главе с ее начальником?!

Амагадиначик реально собрался сказать вслух какие-то слова оправдания, но ему не дал этого сделать мертвый Корлбли, по огромному телу которого волной пробежала последняя судорога, заставившая изогнуться все громадное черно-синее туловище акклебатианина чудовищной дугой, опиравшейся на затылок и пятки. По стенам каюты застучали свернувшимися кончиками кожистые крылья и стоявшие на пороге каюты люди невольно сделали шаг назад, одинаково предположив, что мертвый акклебатианин собирается отправиться в финальный полет. Но нет, это последние крупицы жизненной энергии окончательно покинули коченеющее тело Корлбли. Из распахнутой пасти выплеснулся большой сгусток почти черной крови, смачно шлепнувшийся в огромную лужу на полу, состоявшей из той же самой жидкости и дугообразно изогнутый труп акклебатианина неподвижно вытянулся во всю свою трехметровую длину, приняв строго горизонтальную позу.

– Так кто же это, все-таки, генерал?! – так и не сумев вспомнить ничего определенного, спросил Джон у Зумера.

– Это – Истиный Акклебатианин! – едва ли не торжественно ответил Зумер. – И он, в принципе, не мог оказаться на борту Орбитальной Станции, принадлежащей Ганикармии!

Генерал вперил грозный взор, мечущий молнии негодования, в глаза начальника службы безопасности. Остальные вслед за генералом посмотрели на командера Амагадиначика.

Амагадиначик проклинал все и вся и, в первую очередь, незадачливого Корлбли, и больше всего на свете мечтал в эти секунды провалиться под стальной пол станционного коридора.

Наблюдательный сержант Степченко вдруг вспомнил, что видел сегодня днем во время обеда в ресторане этого самого Амагадиначика, мило беседовавшего с тем фантастическим обжорой, за полчаса сожравшим несколько лягушек-голиафов, каждая из которых размерами не уступала бройлерной курице, не мерянное количество бараньих бифштексов и целую гору улиточного мяса. Очень смутное, совсем-совсем неясное подозрение родилось в мозгу сержанта Степченко, и он вгляделся повнимательнее в беспокойно дергавшееся лицо начальника службы безопасности Станции.

– Командер Амагадиначик! – в очередной раз обратился Зумер к начальнику службы безопасности. – Вы сейчас пойдете со мной, и при мне напишите объяснительный рапорт происшедшему на борту Станции чрезвычайному происшествию!

Командер Амагадиначик опять не нашелся, что ему можно было бы сказать вслух и, повесив голову, молча поплелся за генералом в служебный кабинет последнего, провожаемый пристальным взглядом наблюдательного сержанта Степченко.

– Что, тревоге – отбой, командир?! – спросил Гаррисона Иогансен. – Весь сыр-бор – из-за него? – кивнул он на труп крылатого чудовища.

– Видимо – да! – ответил Джон и почувствовал внезапно, насколько устал за сегодняшний день и, особенно, за вечер, превратившийся в настоящий ужас, «летящий на крыльях ночи».

Кинув прощальный взгляд на останки Корлбли, Джон негромко распорядился:

– Сейчас всем отбой на три часа. Через три часа встречаемся на складе – на сердце у меня все равно беспокойно. Что-то здесь не то творится…, – и, не дожидаясь, пока солдаты из станционной службы безопасности уволокут тежеленный труп акклебатианина в морг, он открыл дверь своей каюты. Перед тем, как там скрыться, Джон спросил у бледного и слабого Киннона:

– Ты, как – Брэд?

– В смысле?

– Чувствуешь себя как, спрашиваю?!

– Нормально, – устало махнул рукой Киннон и даже слабо улыбнулся при этом.

– Знаешь, что! – немного поразмыслив, предложил Джон. – Давай-ка, наверное, у меня в каюте отдохнешь – а то, не дай Бог, опять что-нибудь с тобой приключится, пока будешь добираться до своего отсека, и я этого просто не переживу. У вас на станции не так уж и скучно! – не мог не улыбнуться он.

Брэдли с радостью согласился на предложение Джона. Джон великодушно уступил плевянину свою кровать, а сам растянулся на толстом упругом ковре, покрывавшем пол каюты, предварительно включив ночной светильник, заливший каюту мягким убаюкивающим голубоватым светом, напоминавшем свет Луны в безоблачную летнюю ночь.

Перед погружением в глубокий освежающий сон, Джон поинтересовался у Брэдли:

– А почему генерал Зумер сказал, что эти самые акклебатиане, в принципе, не могли попасть на ганикармийскую станцию?!

– Потому что акклебатиане издревле традиционно питаются ганикармийцами! – доходчиво и без особых изысков объяснил Брэдли. – Этот черт, просто-напросто, хотел мною поужинать! Мои родители погибли несколько лет назад в авиакатастрофе, я просто раньше не находил целесообразным сообщать тебе эту информацию. Но до позапрошлого года у меня оставался младший брат, родной брат. Он был геологом и в составе одной геологической экспедиции однажды отправился в Дикие Территории. Вся экспедиция бесследно исчезла. Я предполагаю, что их захватили в плен акклебатиане и, скорее всего, съели всех ганикармийских геологов, не исключая моего бедного брата.

Джон лишь легонько присвистнул, никак не прокомментировав объяснение зоолога.

– Акклебатиане, несмотря на реальность своего существования – обязательная составная часть ганикармийского фольклора! – добавил Брэдли к сказанному. – Без них, пожалуй, не найдется ни одной нашей сказки или легенды. Так что чувствовал я себя сегодня почти, как в страшной сказке, Джон.

– О том же самом болтали крысы! – не совсем внятно пробормотал засыпающий Гаррисон.

– В высшей степени странная и непонятная история! – не обратив вниманимя на полусонную фразу Джона, продолжал вслух рассуждать Брэдли. – Этот акклебатианин, действительно, ни при каких обстоятельствах не мог попасть на борт Орбитальной Станции. Остается одно – предательство. А хуже предательства – предание…, – кажется плевянский зоолог тоже начал засыпать, но все-таки сумел закончить задуманную фразу: – … предание о том, если акклебатианин проникнет на борт Ганикармийской Орбитальной Станции, то Станция обязательно скоро погибнет… а вслед за ней погибнет вся Ганикармия вместе с планетой Плева…, – и с этими словами он, как и Джон, провалился в глубокий сонный омут.

Джону сразу же начал сниться генерал Баклевски – злой-презлой. Чем-то неуловимо напоминавший акклебатианина и голодного серого волка – он ничего не мог членораздельно произнести от распиравшей его злости и лишь звонко щелкал зубами. Зубами генерал щелкал, кажется, на него – на Джона, но страшно Джону не было. Даже напротив – его почему-то смешила бессильная генеральская злоба. Дело происходило на Земле в рабочем кабинете Баклевски. Они опять, если так можно выразиться, беседовали о предстоящем Джону задании на Плеве. Но Баклевски упрямо ничего не говорил, продолжая щелкать зубами. А Джон внимательно слушал дробь генеральского зубовного щелканья, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться…

Как вдруг, Джон услышал голос – Е е голос, звонкое, нежное, мелодичное сопрано, лившееся серебристой кисеей дождя из звездного света.

– Мальчик мой любимый! – ласково пропел волшебный космический голос. – Не слушай генерала и не верь ему – он хочет нас разлучить навсегда и потом убить. Он подслушивает биение нашей Любви. Он очень хитрый и коварный. Будь осторожен с ним, Мой Мальчик…