Читать книгу Стеклянная любовь. Книга вторая - Алексей Резник - Страница 8
КНИГА ВТОРАЯ «САМАЯ СТРАШНАЯ НОЧЬ В ГОДУ. ЭНДШПИЛЬ»
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
ОглавлениеЧасам к пяти на территорию Сказочного Городка въехало десятка полтора автомобилей со съемочными группами нескольких городских коммерческих телестудий. Местные телекорреспонденты в эти минуты оказались слишком заняты «самими собой» и своими личными мелкотравчатыми частно-корыстными интересами, чтобы задаться естественным вопросом: «А, почему на этом грандиозном и уникальном праздничном новогоднем мероприятии, по своей масштабности не имеющим аналогов на всей территории России, отсутствуют их коллеги более высокого класса – из центральных Москвовских телестудий и крупнейших зарубежных телерадиокорпораций, хотя бы, например – немецких?!». Но так уж получилось, что этим любопытным вопросом так в Рабауле никто и не задался – все было продумано, до самых крохотных мелочей, заранее хитроумными и коварными организаторами Праздника…
Московские телевизионщики были «плотно» заняты своими столичными проектами (не говоря уже о их зарубежных коллегах), и на какие-то дальние и сверхдальние провинции почти необъятной России у них не хватало ни времени, ни профессионального интереса. Противоречивые слухи об аномально высокой Новогодней Елке, монтировавшейся где-то и кем-то в каком-то далеком-предалеком от Москвы Рабауле, конечно доходили до столицы России, но из-за дальности расстояния и практической невозможности проверить их достоверность, эти странные слухи не вызывали в местных СМИ какого-либо серьезного профессионального интереса…
Телевизионщиков собственной персоной встречал Карл Мегенбург вместе со свитой помощников. Мегенбург лично руководил расстановкой стационарных телекамер в наиболее выгодных с его точки зрения местах, чтобы получился максимально грамотно снятый репортаж небывалого по масштабности и красочности Новогоднего Праздника.
К тому моменту в Большой Бире скопилось уже несколько тысяч доверчивых легкомысленных доноров и вовсю работало подавляющее большинство аттракционов-аннигиляторов (аннигиляторов «земных пространства и времени»).
Ключевые аттракционы, призванные сыграть главную роль в предстоящей грандиозной «донорской» операции, пока не работали. В частности, Большой Хоумах еще не был активирован, но, примерно, через три с половиной часа с борта «Золотого Шершня» команда Мегенбурга ожидала поступления сигнала начала Активации. Все они страшно устали притворяться походить на людей и поэтому ждали приема вышеупомянутого сигнала с огромным нетерпением. Внешне эти их усталость и нетерпеливое ожидание, кстати, выражались очень неприятно и даже немного страшновато.
Так, например, Ирина Сергеевна Миролюбова вместе с талантливым, но продажным, журналистом Димой Цуккерманном, внимательно слушавшая подробный пересказ Мегенбурга сценария Новогоднего Праздника, не отрывавшая при этом глаз от вдохновенного лица рассказчика, при словах последнего, которые он произносил почти взахлеб: « … И после того, как согласно старинной народной традиции собравшиеся люди трижды подряд хором позовут: «Де-душ-ка Мо-роз-з!!!», пройдет небольшая томительная пауза и… тогда раздадутся шаги, сотрясающие Землю-ю-ю!!!…», вдруг увидела, что обычно мутно-серые невыразительные или там невозмутимые, в общем, «непроницаемые» глаза Мегенбурга вдруг вспыхнули ослепительно ярким янтарным блеском, как у голодного нильского крокодила темной тропической ночью. И зав. отдела культуры пронзительно вскрикнула, неожиданно прервав, тем самым, увлекательный рассказ главного распорядителя предстоявшего Праздника. Мегенбург смутился, предательский голодный янтарный блеск погас в глазах двухметрового немца и он коротко промямлил:
– В общем, вы сами скоро все увидите – вашим гидом будет Литтбарски! – и с этими словами, Мегенбург развернулся к Миролюбовой и Цуккерманну спиной, быстро зашагав прочь вместе со всей своей свитой куда-то в сторону чудовищной Елки (Большого Хоумаха).
Оставшиеся в одиночестве глава городской культуры и журналист растерянно смотрели им вслед.
– Что с тобой случилось, Ира?! – обеспокоенно и удивленно спросил Цуккерманн.
– Мне почудилась престраннейшая штука, Дима! – доверительно сказала Ирина Сергеевна и порывисто схватив Диму за руку, прошептала: – Я страшно испугалась сейчас, Дима!
– Но – чего?! – он был тронут искренностью Ирины Сергеевны, а ее неожиданное порывистое прикосновение доставило ему настоящее наслаждение (последний раз Дима, не то, чтобы спал с женщиной, а, хотя бы, просто, прикасался с «неделовой», скажем так, целью к голой полупьяной и полуспящей женщине (речь идет об одной малоизвестной журналистке из его еженедельника, чье имя и фамилию мы не будем называть своею авторскою волей, чтобы не скомпрометировать эту, в общем-то, достаточно порядочную женщину-журналистку) около пяти месяцев назад, так как «постоянно уставал, как собака на работе»), и он совсем другими глазами посмотрел на Ирину Сергеевну, чьи щеки нежно раскраснелись на ядреном декабрьском морозце, а голубые глаза… А вот в глазах стоял и не таял страх, и Дима, подчеркнуто не отпуская руки молодой женщины, еще раз проникновенно спросил:
– Чего вы так испугались, Ира?!
– А вы разве ничего сейчас не заметили?!
– Если бы я знал – что, то обязательно бы заметил! – честно ответил Дима, пытаясь перевести разговор на шутку и поднять тем самым загрустившей Ирине Сергеевне настроение.
– Ладно, проехали! – Ирина Сергеевна мило улыбнулась Диме и ловко взяв его под локоть, предложила: – Может, превратимся на полчаса в обыкновенных отдыхающих?!
– С удовольствием, Ирина Сергеевна!
– Называйте меня просто – Ира, мне так гораздо проще и приятнее! Договорились?!
– Договорились! – Дима рассмеялся густым дробным смешком солидного, но одинокого и стеснительного человека. – Куда пойдем, Ира?!
И, вдруг, Дима, сам не отдавая себе отчета в собственных действий, порывистым движением осторожно, можно, даже, сказать, нежно взял ее за запястье и проникновенно сказал ей:
– Я бы с удовольствием превратился бы на весь этот праздничный вечер во «влюбленного» на первом свидании, Ира!
Как ни странно, Ирина Сергеевна не вырвала свою руку из пальцев Цуккермана резким негодующим движением, к какому внутренне заранее приготовился Цуккерман, давным-давно уже привыкший получать «увесистые» «моральные оплеухи» от нравившимся ему в течении его прошлой жизни женщин. А, напротив, заведующая отделом культуры городской администрации, как-то покорно обмякла, не делая никаких попыток освободиться и посмотрела на Диму с благодарным изумлением и, видимо, сама совсем растерялась, словно молоденькая девчонка на, упомянутом только что Димой, «первом свидании». Говоря расхожим языком – между молодыми людьми «пробежала искра», зажегшая обоюдное желание. Ирина Сергеевна загадочно улыбнулась Диме и сделала неуловимое движение, словно бы захотела обнять журналиста нежным доверчивым объятием. А Дима испытал необоримую потребность сию же секунду «отмочить» какую-нибудь «несусветную» «глупость» – неожиданно подхватить Ирину Сергеевну на руки и потащить ее куда-нибудь в праздничную неизвестность или еще что-нибудь в таком же романтическом духе! Но Ирина Сергеевна отрезвила опасно замечтавшегося Цуккермана своевременно произнесенной обнадеживающей фразой:
– Дорогой Димочка, потерпите немного – ведь мы здесь с вами сейчас, к прискорбию, не одни!
– Сколько терпеть?! – взволнованно спросил Дима, глядя на Ирину Сергеевну совершенно ополоумевшим жадным взглядом, все больше начиная не понимать, что за «чертовщина» с ним происходит?!
– Я думаю, что – совсем недолго! – лукаво улыбнулась Ирина Сергеевна. – Мы же найдем укромный уголок ближе к полуночи, чтобы выпить холодного шампанского на «брудершафт»?! А сейчас, Димочка, я предлагаю «взять себя в руки»!..
…Они принялись оживленно оглядываться по сторонам, раздираемые множеством соблазнов, один за другим загорающимся среди густеющих зимних сумерек в виде разноцветных неоновых букв, заманчивых картин и фантастических узоров.
На высокой ледяной эстраде, щедро подсвеченной красными мефистофельскими огнями, шумно и весело начинал проверять микрофон, ведущий вечера. Отовсюду доносились обрывки оживленных разговоров, смех, неясный шумный гомон, кое-где раздавались пьяные песни под гармошку.
Чуткий, соответствующе натренированный, слух Димы резанул именно протяжный звук растягиваемых мехов гармоники. Он приближался откуда-то со спины журналиста и заведующей отдела культуры городской администрации.
– Не может быть! – Дима резко обернулся.
– Что именно – не может быть?! – вслед за ним обернулась и Ирина Сергеевна.
К ним приближалась удивительно живописная группа человек из восьми-десяти, одетых в аляповато сшитые псевдонароднорусские костюмы. В глаза бросались густо насурьмленные брови и щедро насвеколенные щеки рослых, откормленных моложавых женщин, и – густые, толстым слоем набриолиненные густые казацкие чубы рослых мужчин, задорно торчавшие из под сдвинутых набекрень «кубанок» и высоких картузов, утепленных беличьим и заячьим, а возможно и – обычным крысиным мехом. В центре этой группы, как раз-то, и шагал гармонист в расстегнутом овчинном полушубке. Он постоянно растягивал меха гармони, отчего вечерний воздух прорезал протяжный тоскливый вой, под который вся живописная группа пыталась грянуть что-нибудь залихватское и новогоднее. Ирина и Дима посторонились, почувствовав, как на них от этой неприятно выглядевшей группы «ряженных» густо пахнуло чесноком и водкой.
– Что это?! – с, нескрываемо, гадливыми интонациями спросила Ирина Сергеевна, неизвестно к кому обращаясь.
– Ну, культурную программу-то Праздника ты, надеюсь, должна знать? – резонно заметил Дима.
– «Культурную программу» полностью взяла на себя немецкая сторона! – почти выкрикнула зав. Отдела городской культуры. – Мы предлагали свои услуги, но нам категорически отказали и вот первые наглядные результаты! Никакой «культурой» тут и не пахнет! – она символически плюнула вслед уходящей вокальной или, черт ее знает, как ее обозвать, «актерской труппе».
Дима нахмурил брови и задумался. Ирина, внимательно посмотрев ему в глаза, неуверенно произнесла:
– Мне здесь становится как-то не по себе! Здесь что-то не так – во всем этом…! – она повела вокруг себя рукой, подыскивая точное определение «всему этому…», но так и не подыскала, так как превыше многих ценностных жизненных категорий ценила точность в, стилистически грамотно построенных, определениях.
Зловеще зашелестел гигантскими ветвями Большой Хоумах, и на нем начали раскачиваться игрушки-великаны, с легким металлическим шорохом задевавшие за жесткие хвоинки остеклененными боками. Ирина и Дима, как и несколько десятков тысяч других горожан, невольно вздрогнули и изумленно вытаращили глаза на «ожившее» Чудо-Дерево.
В течение пяти секунд над всей территорией Сказочного Городка стояла глубокая тишина – несмотря на многотысячное «многолюдство».
Дима ясно почувствовал, как в душу его непрошеным гостем вползает липкий панический ужас или это так ему просто показалось на фоне резко наступившей над всем Сказочным Городком полной страшной тишины.
Эту неестественную тишину нарушил пронзительный пьяный женский визг, раздавшийся с сорокаметровой высшей точки аттракциона под названием «Гора удачи», представлявшего собой ничто иное, как ледяную катальную гору, на финише трассы которой организаторы празднества установили несколько десятков снеговиков со спрятанными внутри них лотерейными сюрпризами. Ну и, видимо, какая-то подвыпившая девушка или женщина, возможно не без помощи своего юноши (мужчины), поскользнулась и, с нарастающими визгом и скоростью, понеслась по наклонной плоскости вниз.
Неземная пугающая Тишина, вызванная случайным скрипом Большого Хоумаха немедленно растворилась в поднявшемся полупьяном веселом многоголосом шуме.
Вслед за первооткрывательницей Горы Удачи ее смелому примеру последовало сразу около сотни человек – служители горки только успевали подавать им специальные пластиковые щиты.
Кстати, двое из этой сотни смельчаков врезались в один и тот же снеговик, со страшной силой, стукнувшись при этом друг о друга головами. Звука досадного столкновения, правда, никто не услышал, но ударившиеся головами невезучие «катальщики» остались лежать неподвижно и никого из окружающих это обстоятельство никак не взволновало.
Всеобщее внимание оказалось привлеченным другим, более удачным попаданием – некая шестидесятилетняя бывшая водительница трамвая, а ныне – пенсионерка и инвалид второй группы, не потерявшая, однако, вкуса к острым ощущениям, не первый год уже страдавшая бронхиальной астмой, вкупе с сахарным диабетом, поднявшаяся на горку в сопровождении двух своих родных внуков младшего школьного возраста, неожиданно потеряв сознание, свалилась навзничь и с неудержимой скоростью заскользила вниз по ледяному склону под испуганные причитания внуков, спустя минуту, точнехонько угодив в рыхлый снеговик трехметровой высоты. Забавно выглядевший симпатичный снеговик почти бесшумно разлетелся снежной сверкающей пылью, а шестидесятилетняя бывшая вагоновожатая больно треснулась большой мягкой грудью о стоявший ребром пластиковый дипломат, в котором оказалось семь с половиной тысяч рублей! О нежданной финансовой удаче пожилой пенсионерки не преминул громогласно объявить в микрофон невесть откуда взявшийся (присутствовавшим здесь же рядом Цуккерманну и Миролюбовой показалось, что он выскочил прямо из холодных темных внутренностей соседнего снеговика) ведущий Ледовой Лотереи – высокий, чем-то похожий на Мегенбурга, «лошадинолицый» мужик.
– Дима, пойдемте отсюда куда-нибудь – здесь так гадко и гнусно-антиэстетично! Лучше посидим в каком-нибудь кафе! Я бы, честно говоря, давно бы отсюда ушла, из этого отвратительного Сказочного Городка, если бы не Андрей Витальевич – в семь часов мы должны с ним встретиться возле ворот центрального входа. А, кстати, Дима, где вы планировали встретить этот Новый Год? – неожиданно спросила она.
Он улыбнулся и пожал плечами:
– Давайте поговорим об этом, действительно, за чашкой кофе – я, тоже – честно говоря, продрог и проголодался!
Они зашли в ближайшую из многочисленных харчевен, призывно дымивших кирпичными трубами по всей, практически, территории Сказочного Городка, и там, за чашкой горячего кофе, Дима ответил на последний вопрос Ирины:
– Я, Ира, планировал встретить Новый Год дома со старушкой-мамой, и от души приглашаю тебя к себе! Мама была бы очень рада, поверь, твоему визиту, но…, – он отхлебнул кофе, не без огромного внутреннего удовольствия наблюдая за благодарной улыбкой, возникшей на симпатичной задорной мордашке заведующей отделом городской культуры, но вынужден был огорчить и ее, и себя: – … я обязан встретить Новый Год здесь в этом так называемом «Сказочном Городке», вместе с жертвами своих рекламных продажных статей…
– Что с вами, Димочка?! – она изумленно и жалостливо всплеснула руками. – О каких «жертвах» вы говорите?!
– У меня безошибочное предчувствие, что здесь должно произойти что-то ужасное и, вместе с тем, грандиозное, то есть – какое-то грандиозно-ужасное действо, и я обязан, как журналист и, как человек, в котором осталось что-то от прежней, как журналистской, так и человеческой чести, быть здесь до конца и все увидеть собственными глазами. Как бы то ни было, но моя журналистская сущность получит необычайно глубокое удовлетворение – глубже некуда!
Двадцать пять дней назад, шестого декабря у меня был шанс все повернуть назад, когда во время той нашей с вами, Ира достопамятной поездки в этот самый Сказочный Городок, я же все прекрасно понял – кто такие, на самом деле, эти «немцы» и, что им надо от нашего и без того несчастного Рабаула! Но вместо того, чтобы сделать правильные выводы из этого понимания, я напился, как самая настоящая «свинья» коллекционных вин и стал вести себя по отношению к вам, Ирочка, соответственно, по «свински». Меня до сих пор мучает совесть, особенно на фоне того светлого искреннего чувства, которое я сейчас испытываю по отношению к вам, дорогая моя Ирина Сергеевна! Но, боюсь, что уже поздно что-либо поправлять! Я качусь с такой вот ледяной катальной горы, которую мы с вами только что наблюдали, и качусь я, Ирочка не куда-нибудь, а прямиком – на «тот свет» и нет никаких здоровых сил удержать меня на «этом свете»…
– Тихо, Димочка – ни слова больше! – решительно прервала она совсем «расклеившегося» журналиста и неожиданно крепко прижалась к нему, жадно «впившись» в Димины губы жарким смачным поцелуем.
У Димы глаза на «лоб полезли» и больше он не стал заниматься никому не нужным «самобичеванием», в частности, так и не успев поведать Ирине Сергеевне о той неблаговидной роли, какую ему пришлось сыграть в горькой и неприятной, да, что там, прямо нужно сказать – «дурно пахнущей», как из под прогнившего пола деревянного «сортира», истории, случившейся с его бывшим другом и многолетним непосредственным руководителем в системе краевых СМИ, Артемом Ивановичем Кудельниковым. Дима и сам толком не понял – отчего вдруг вспомнил «подсиженного» им старого друга, с которым вместе они проучились десять лет в одном классе, затем – в университете, а через несколько лет после окончания университета судьба внось их столкнула в одном коллективе – редакции краевого молодежного еженедельника «Свет в конце тоннеля»…