Читать книгу Туман мира - Алексей Сергеевич Арутюнов - Страница 5

– …Доктор, не знаю, как объяснить это… вы помните, в прошлый раз я рассказал вам какую-то ерунду про людей, с которыми пытался заговорить, но безуспешно, и про дорогу, по которой я потом пытался вернуться? Туда, откуда пришел. Воспоминание, которое появилось само по себе из-за наркоза?

– Конечно. Хорошо помню.

– Это еще не все… Я снова вспомнил кое-что. Из-за физической неспособности двигаться я… со мной такое уже было. Такое ощущение, что это были какие-то воспоминания из младенчества, когда я только учился двигаться. Меня учили этому, но только в моих воспоминаниях я был уже взрослым.

Альберт замолчал, пытаясь вернуться в эти воспоминания и уловить, когда все это могло бы случиться, будь оно на самом деле. Кроме того, именно сейчас он и вовсе засомневался в необходимости посвящать врача в подобные воспоминания и сам факт их присутствия.

Врач мгновенно уловил колебания Альберта.

– Сейчас нам важны любые воспоминания, поэтому вам стоит рассказать, в том числе, и о тех событиях, которые не имеют временной и логической привязки. Заставляйте свою память работать. Лучше мы обсудим воспоминания, которые кажутся вам фантастикой, нежели позволим себе упустить что-то важное из реальности.

Альберт молчал, пытаясь понять, к чему может привести прощупывание и воспроизведение воспоминаний, имеющих весьма сомнительную природу.

– Думаю, мне стоит рассказать вам кое-что о подобных воспоминаниях, – продолжил врач. – Уверен, вы в курсе, что жизнь человека не состоит исключительно из тех событий, которые мы наблюдаем, когда бодрствуем. Любой человек живет также во сне. И не имеет значения, помним мы эти сны или нет. Все, что мы переживаем во сне или даже, как вы верно заметили, во время наркоза, четко фиксируется в нашей памяти. Другой вопрос, что фиксируется оно, если условно представить память в виде листа бумаги, не на той стороне листа, где находятся воспоминания из знакомой нам жизни, а на его обратной стороне. Поэтому, к примеру, во сне иногда мы можем узнавать места, в которых в обычной жизни никогда не были. Когда же мы находимся вне сна, эта обратная сторона, как правило, скрыта от нас.

Далее. У вас была травма. Появление доступа к тем воспоминаниям, которые были забыты до этой травмы, вероятно, является ее последствием. Для вас это необычно. Кого-то это может пугать. Сами возникающие в памяти события также могут нести в себе совершенно разный эмоциональный посыл: они могут быть приятными, могут быть нейтральными или даже страшными или еще какими угодно. Да, в силу природы большую часть времени эти воспоминания человеку недоступны. Но значит ли это, что нужно отрицать сам факт их существования только из-за того, что это необычно? И правильно ли ограждаться от них, когда доступ к ним уже есть? Едва ли.

Заранее могу предупредить пару возможных вопросов. Хорошо ли то, что сейчас вы помните вещи, которые раньше доступны вам не были? Это не хорошо и не плохо, это данность. Однозначно сказать, сколько пробудут с вами эти воспоминания, я не могу: они могут уйти, а могут остаться с вами еще на какое-то время. Хотя такое происходит реже. Ваша текущая задача – сохранить к ним по возможности спокойное отношение.

Кстати. Ситуации, когда человек при таких симптомах начинает путать воспоминания с разных сторон листа, встречаются крайне редко. И в вашем случае этого произойти не должно.

Объяснения доктора несколько успокоили Альберта, и после кратковременного их осмысления он вернулся к рассказу.

– …Я был недвижим. Однако все понимал и даже испытывал дискомфорт от невозможности двигаться. Рядом был другой человек, он учил меня двигаться. Возможно, мой отец. Но он вел себя не так, как ведут себя родители. И, как я сказал, я был… или ощущал себя уже взрослым. Этот человек подробно объяснял, как мне инициировать движения. Объяснял не как ребенку. Но при этом был терпелив. Объяснял много раз, и каждый раз находил новый способ донести до меня, как именно заставить мое тело двигаться.

Нет, это был не мой отец. Я, кажется, не знал этого человека в реальном мире. Скорее, это все же были сны, возникшие из-за моей неспособности двигаться здесь, пока я был в полубессознательном состоянии. Доктор, могло ли такое быть, что я приходил в себя здесь, но не помню этого?

– Да, такое возможно: во время пограничных состояний, порождаемых болезнью, могут образовываться воспоминания, являющиеся смешением реальности и сна.

– Больше всего меня беспокоят не те события, о которых я вам рассказываю. Больше всего меня пугает невероятное ощущение реальности, сопутствующее всему этому. Если до того, как вы пришли, я еще мог убеждать себя, что все это мне приснилось, то сейчас, несмотря на абсурдность и невозможность произошедшего, я понимаю, что каким-то фантастическим образом события эти со мной все же происходили. И вместо того, чтобы вспоминать то, что нужно, я вспоминаю то, от чего предпочел бы держаться подальше.

Доктор, мне… мне, кажется, нужна помощь. Похоже, я схожу с ума.

Последняя реплика Альберта была уже не столько криком о помощи, сколько жестом отчаяния. Он не верил в чудо-докторов, способных излечивать болезни, сопровождающиеся спутанностью сознания, посредством пространных разговоров о воспоминаниях. Зато верил в жесткие седативные препараты, которые грозили ему в самом ближайшем будущем, если сознание не придет в норму.

– Что мне давали здесь?

– Ничего, кроме того, что вы видите вокруг себя.

Возле Альберта не было ни капельницы, ни лекарств. Комната, скорее, была небольшим гостиничным номером, нежели палатой в больнице.

– Шут с ним со всем…, – резким усилием воли прекратил Альберт свои жалобные фантазии о печальном будущем в белых стенах и смело нырнул в самую глубь новых воспоминаний.

– Тот человек, который учил меня двигаться, был очень мудр. То ли до того, как он научил меня двигаться, то ли уже после я был на лекциях, которые он проводил для каких-то особенных людей. Для людей, у которых что-то случилось.

И еще он научил меня говорить. Это был некий особый язык, который не был известен мне прежде. Тот человек не учил меня словам, он ввел меня в сферу этого языка, дал мне доступ к нему, так как слова, на этом языке озвученные, самим человеком не произносились. Каждая фраза как будто уже существовала в пространстве бесконечно долгое время в ожидании того, как человек коснется ее своим желанием. И когда эта фраза становилась произнесенной, она не только меняла свое место в пространстве, она оживала в нем, так или иначе меняя его суть. Это был язык, не терпящий голословности. Использование его требовало высокой степени ответственности. И я осознавал эту ответственность.

Он говорил, что человек всецело занят чтением Мантры и потому живет с закрытыми глазами. Говорил, что Мантра – это текст мира, который нас окружает, его доскональное описание. И одновременно Мантра – это тот поток энергии, за счет которого люди воспроизводят свой Мир, договорившись о том, каким они должны его видеть. И жестко зафиксировав эту договоренность в тексте Мантры. Люди транслируют Мантру неосознанно и оттого не только не способны контролировать ее, но нередко и вовсе оказываются поглощены ею настолько, что растрачивают свою жизнь впустую, так и не поняв, к чему им стремиться, либо не найдя сил для этого стремления.

Тот человек учил других осознанному контролю Мантры без ее остановки. Он был над Миром, в котором мы находились, но в то же время, не переставал быть обычным человеком. И я имел возможность общаться с ним.

Хоть по-прежнему не понимаю, где и как это было. И не понимаю, как это вообще могло быть…

Альберт на секунду прервался, но, поняв, что у врача было бы бесполезно спрашивать какие-то пояснения насчет содержания его снов, вернулся к воспоминаниям.

– Я пребывал в другом мире – отличном от нашего. И все, что рассказывал мне тот человек, касалось того мира, где мы находились. Но каким-то невероятным образом перекликалось и с нашей реальностью.

Тот мир был собран Коллективной Мантрой – Мантрой, поддерживаемой живущими в том мире людьми. Мир этот – его называли Первичным Миром – был во многом похож на тот, к которому мы привыкли. Там тоже жили люди, у которых были свои дела, желания и убеждения. Улицы и дома в том месте были идентичны обычным домам в нашем мире, на улице я видел людей с детьми, животных: все, как и здесь.

Но в то же время тот мир не был материальным. То есть люди там не имели физического тела, равно как и предметы не были твердыми в привычном нам понимании. Это был Мир визуальных образов, состоящий из света так, как наш мир состоит из материи. Судя по всему, я провел там не день и не два: я пробыл там много времени, поскольку, кажется, знаю тот мир слишком хорошо для беглого знакомства. И я не появился там с этим знанием, так как прямо сейчас помню с десяток ситуаций, когда мне подробно объясняли разные нюансы.

В том Мире к определенному возрасту человека его визуальное тело исчезало: примерно к тридцати с лишним годам. Это было связано с уровнем энергии, который снижался к этому возрасту, снижался в основном из-за постоянного неконтролируемого транслирования Мантры. Со снижением уровня энергии частота Мантры как энергетического потока менялась, и Мантра начинала собирать вокруг человека другой Мир. Не тот, в котором продолжали существовать остальные люди. Визуальное тело при этом исчезало не сразу, а постепенно, растворяясь в пространстве, становясь все прозрачнее; человек не умирал, но, как я уже сказал, перемещался из Первичного Мира в собственный – собранный только его Мантрой. Люди, которые оставались в Первичном Мире, считали такой переход смертью. Существование в том Мире подобного ошибочного мнения в качестве единственно верного с точки зрения обычного человека – существующего в нашем мире – может показаться парадоксальным. Человек, знакомивший меня с тем Миром, объяснял это всеобщее заблуждение усыпляющим действием Мантры: подавляющее большинство людей способны мыслить только в рамках текста Мантры – общепринятого описания Мира. А поскольку, несмотря на подробные объяснения, феномен этот для моего понимания все равно оставался недоступным, он привел мне пример аналогичного заблуждения людей в нашем Мире! Основываясь при этом только на сведениях из моих рассказов!

Альберт снова сделал паузу.

– …Между нами происходили десятки диалогов. Он научил меня двигаться, говорить. Рассказал, как существует тот мир, в котором я находился. Как он устроен. Это был длительный временной период, хотя я и не понимаю, какой именно.

И это было уже после того, как я познакомился с Семеном! Однозначно, после: с тем человеком мы обсуждали мои с Семеном беседы. И таких бесед было две!

Да, доктор, все постепенно встает на свои места! Вы были правы!

Во-первых, все, что мне привиделось, происходило все же, пока я был в бессознательном состоянии, уже после аварии. Иначе в том таинственном Мире, про который я рассказывал, мы бы не обсуждали человека, с которым я познакомился незадолго до автокатастрофы.

Во-вторых, когда мы с Семеном попали в аварию, это была не вторая наша встреча. Может, третья или еще какая-то, но вторая точно произошла раньше. Я сейчас вспоминаю, что еще при первом знакомстве в кафе мы договорились встретиться там же через неделю. И наша вторая встреча состоялась! Мы вновь говорили про то, что именно от меня требуется в этой жизни. Я высказал ему свои предположения, должен признаться, весьма банальные: дети, работа, творчество. А он рассердился и как-то экстравагантно, не попрощавшись, вышел. Резковато как-то. Что-то сказал громко, на все кафе, так, что я почувствовал себя идиотом. И вышел. Не помню точно: может даже обозвал меня как-то. В общем, странная была встреча. Да и ладно.

Но вы были правы, доктор! Даже через эти необычные воспоминания, события из которых вроде бы со мной никогда в действительности не происходили, ко мне возвращаются воспоминания из реальной жизни. Одно цепляется за другое. С одной стороны, это кажется странным: события с обеих сторон листа как будто имеют некую зависимость между собой. И даже последовательность. Но с другой стороны, метод работает! Думаю, у вас исключительно интересная сфера деятельности, Вильям. Даже немного завидую…

Впервые за время пребывания в больнице Альберт почувствовал нечто вроде удовлетворения. Последний разговор и его результаты выглядели вполне обнадеживающе. Во-первых, память действительно возвратила ему один из утраченных фрагментов. Пусть пока и не полностью. Дело сдвинулось с мертвой точки, при том, что с момента его пробуждения прошло не более двух дней. Такими темпами с определенными поправками на физическое состояние уже через неделю он будет помнить все, что нужно, и, наверняка, вернется домой.

Во-вторых, врач сразу стал использовать правильный и действенный метод. Без лекарств. Без губительных препаратов. Только воспоминания, только самостоятельная работа Альберта. Врач показал себя с профессиональной стороны, и его навыкам, похоже, можно было доверять.

Наконец, в-третьих, пласт воспоминаний из некоего несуществующего Мира, хотя и продолжал пугать своей реалистичностью, все же нашел свое примерное место во времени, и, кроме того, оказался чрезвычайно полезен в восстановлении событий, происходивших в реальном Мире.

Заприметив в этих странных воспоминаниях как минимум возможный ключ к недостающим фрагментам памяти, Альберт еще более углубился в них, стараясь не упускать ни малейшей детали.