Читать книгу Т.Н. - Алексей Сергеевич Иванов - Страница 8

Да так, что когда Т.Н. поняла для себя, что Банан теперь полностью ей доверился и наконец-то уже не просто «залез под шкуру», но и вошел в неё весь целиком, так сказать, со всей душой, как в некий прохладный грот, который он сумел-таки отыскать для себя в этой платоновской пещере абсурдного бытия, периодически утопая всем своим израненным Джонсон сердцем в подземном озере её кристально чистой любви, заживляя бальзамом её восхищения свои душевные раны, Т.Н. начала ему не менее откровенно жаловаться на свою судьбу. И однажды вечером, со слезами на глазах, рассказала про своё досадное заключение в сырые стены «монастыря».

Только за то, что она просто вынуждена была отомстить своей соседке! Которая после ссоры с ней при всех своих подругах из бурситета высокомерно обозвала её «лошицей». То есть – ни за что ни про что! Представляешь? Пустяк! Но её адвокату так и не удалось переквалифицировать это «дело» даже в «мелкое хулиганство» Казалось бы, обычная ссора на бытовой почве? За которую она должна была, по идее, отделаться мелким штрафом. Если бы не злая судья, эта старая, не довольная жизнью карга. О, время! О, нравы! Взывала она к справедливости, будя в нём высшего судию.

Который тут же, всеми силами своей души, встал на её защиту. Как истинный джентльмен! Ну не мог же он допустить того, чтобы при нём обидели даму? Тем более уже – его даму. Даму его сердца.

Поведав ему с таинственной улыбкой, когда полностью заручилась его поддержкой под руку во время одной из прогулок, что уже через месяц, когда её соседка расслабилась и обо всём забыла, наивно думая что Т.Н. проглотит обиду и спустит ей это с рук, она и Т.К. пригласили её, по-соседски, на выдуманный ими день рождения. И как следует (из «дела») напоили её вином.

А когда у соседки начал заплетаться язык, стали с ней заигрывать, вовлекая в свои брачные игры. Начав, по-дружески, трогать друг друга. Но – слишком долго и… нежно. Целовать. У неё на глазах. Мол, это нормально. Сама попробуй! Как это возбуждает. А затем, под предлогом сексуальной оргии, постепенно раздев и её и себя, целуя вначале друг друга, а затем и её, то вместе, то, пока одна из них её целовала, другая трогала и себя и её где ни попадя… И так дико её возбудили, что им удалось постепенно, пока одна из них её целовала и ласкала пальцами её внезапно бодрую грудь, засунуть ей в причинное место одну из выпитых бутылок. Поиграть ею с её возбуждением, вводя бутылку всё глубже и глубже. Лаская пальцами её источник нежности. Пока та на всех парусах любви куда-то плыла и плыла, подхваченная горячим ветром нежданного от них счастья.

И неожиданно резко ударить по лицу! Кулаком. Заставив её вздрогнуть и внутренне сократиться, вскрикнув от боли. Не понимая: куда она попала?

И жестоко её избить. С каждым ударом по лицу напоминая соседке:

– Такими словами нельзя бросаться! – Удар Т.Н.

– Особенно – в наш адрес! – Удар Т.К.

– За «базар» надо отвечать! – Удар.

– По полной! – Удар.

– Ты всё поняла? – Удар.

– Да-а…

Удар! Удар! Удар!…

Заставляя её понимать их слова всё глубже и глубже. Пока те мучительно долго и досконально доказывали ей, истекающей кровью, что слова не должны расходиться с делом! Закрепляя каждый свой аргумент очередным ударом. Заставляя внутренне сокращаться. То есть ударяя кулаками ей прямо в бессознательное. Поведение. Пока морально её окончательно не раздавили. Заставив полностью согласиться с тем, что это сугубо её вина. Её и только её.

– Повтори! – Удар.

– Моя. – Еле шевеля губами.

– Не слышу! – Удар.

– Моя! – Утопая в слезах.

А затем умыли и отправили восвояси.

– А потом она сняла побои и пошла писать на нас заявление! – решила «добить» его Т.Н. – За свой же косяк! Прикинь? И нам впаяли по целых два года! По её вине.

Лёша внутренне содрогнулся от пережитого ужаса и лишь заметил:

– Тебе ещё повезло, что ни я тогда был вашим судьей, а та карга. Иначе вы у меня вообще никогда не вышли бы.

И со вздохом понял, что судьей с такими людьми быть совсем-совсем не просто. И он, пожалуй, уже не смог бы им быть. Слишком уж он стал чувствительным. С тех пор. Хотя, возможно, с годами «и это пройдёт».

Т.Н. отошла от него на шаг, в недоумении на него посмотрела и спросила:

– И что, я должна была спустить ей с рук это публичное оскорбление? Она же меня опозорила. Перед всеми!

– Ну, не издеваться же над ней. Тем более – так!

– И что же я должна была, по твоему, делать? – встала она «в позу». – Я-то была тогда одна, а она – с подругами.

– Ну, оскорбила бы её в ответ. Прям тогда. Ну, или… по морде бы дала. Да и делов-то. Пусть бы все её подруги убедились в том, что ты реально крутая.

– Нет, – твердо сказала Т.Н. – Я никому не позволю так себя оскорблять. Даже – тебе!

Не желая признаваться, что она тогда просто «съехала» перед басотой соседки, реально почувствовав себя лошицей. За что, каждый день это в диалогах с Т.К. себе накручивая, через месяц и отыгралась. По-полной! Со всеми «накрутками». На изначальный ценник попранных соседкой ценностей.

В отличии от Виталия, который предпочитал взрываться сразу же, без всех этих накруток, сводящих нас с ума. Особенно – в море.

На что он лишь в недоумении покачал головой:

– Люди постоянно пытаются найти виноватых. Но вина вообще не важна! Само наличие конфликтной ситуации призвано показать тебе только твою проблему. Орудие возмездия, через которую бытие тебе это показывает не так важно. Вместо него придёт другое. Необходимо устранить причину. Тогда следствие станет невозможным. В любой ситуации виноваты оба. Бьют – устранись из негативной среды. Или исправься и стань сильнее! У тебя всегда есть выбор. Но все ноют и ищут виноватых. Так легче. Стать нытиком. И попасть в ад. Домашний самодельный ад, который всегда с тобой. Внешний – лишь следствие. Чтобы тебе это показать.

– Пусть и – в конце жизни, – усмехнулась Т.Н. – Если до тебя это так и не дошло!

Так ничего, по сути, и не поняв.

Насколько жёсткую пародию на знаменитую «Битву в кальсонах» они устроили. Как любил шутить Хапер после «Битвы»: «Если всё переиначить, обычная пьянка что-нибудь, да значит!» И не подозревая о том, какую «свинью» контекста Т.Н. и Т.К. ему подсунут. Хапер, как и Фил, смотрел на мир как Художник. Но и он даже не улыбнулся, когда Фил во время очередного литературника ему об этом поведал. Не желая подтягиваться до их уровня. Даже – в мыслях! Оставив Фила самого всё это тут вам описывать.

А когда через пару дней, когда они вышли подышать весенним воздухом, заливаясь на печальный манер луны, Т.Н. совершенно искренне и очень трогательно поведала Лёше ещё и о том, как она долго-долго плакала в свою подушку, буквально давясь по ночам слезами, чтобы этого никто в бараке не услышал, и никого из подруг не хотела даже видеть, когда через полтора года отсидки ей, так и не удалось выйти раньше срока по условно-досрочному освобождению вслед за Т.К., снова и снова вспоминая о том, как её, как и пол года назад, снова «зарубили» на комиссии эти жестокие тётки, и она прямо перед ними тут же разрыдалась, упав на колени, всё ещё умоляя их её простить…

Лёша лишь усмехнулся ей в лицо:

– Да какая тебе условка? – и ударил по уху. Матом! Как в пионерлагере – подушкой.

Чем поверг её в глубокий внутренний шок. Резко став для неё плохим. А она для себя – хоро-о-шей.

– Сухой чурбан! – лишь ответила она, резко насупившись. Навсегда отбросив его от сердца!

Почти на сутки. Ну и… пару дней после этого даже не пыталась с ним заигрывать. Ни то что – спать. Куда ж без этого. Не могла же она позволить так себя оскорбить? Даже – ему!

Т.Н. так и не поняла, кем она снова явилась в жизнь Банана.

Она явилась на крик отчаяния и разочарования в жизни.

Ибо Лёша спросил, нет, вопрошал Джонсон, когда они в снегопад решили посидеть на качелях во дворе её дома и, с бутылкой в руках перед тем как идти к соседям, обо всём поговорить:

– Ведь мы никогда теперь не расстанемся? Обещай! Что бы ни случилось! Что бы ты обо мне ни подумала. Даже – случайно.

И Джонсон ответила:

– Ну, конечно же нет, глупенький. Теперь я с тобой навсегда!

И она… Она солгала. В глаза.

Глаза в глаза.

Ей просто не хотелось ему отказывать. Да и не могла она. Таков сценарий всех взаимоотношений влюбленных в начальный период.

Тем более, что он откровенно добавил тогда:

– Потому что иначе… Я уже просто не смогу без тебя жить!

Ведь он тогда ещё охотно верил людям.

Так как Лёша, точно так же как и они, наивно верил в произносимые всеми вокруг слова. Недопонимая их конкретного смысла. Что слово «всегда», например, есть ни что иное как неопределенный период длительности с установкой на непрерывность. То есть то, что в любой момент может неожиданно, вдруг, прерваться и исчезнуть практически без следа. Если изменится установка. Как, например, – её установка на брак с ним. Изменив его реальность до неузнаваемости! Перекрутив его, как кусок социального мяса, через мясорубку последовавших вслед за этим событий.

Видимо, ей понравилось быть Мечтой. Да, соблазн велик. И, как типичная Ева, Джонсон повелась, вкусилась в плод мечты и… Родила Т.Н.

О чем та впоследствии постепенно догадалась. И потихоньку, день за днем, стала выжигать свою любовь к Банану, как сводят татуировку. Кислотой страданий.

Не понимая того, что Банан в глубине души всегда оставался панком. Слушая песни Егора Летова. Помогавшем ему адаптироваться к грубости и неказистости современных обитателей его социального мира. Так сказать, слететь на землю.

Где оказия с Джонсон явилась ему лишь наглядной иллюстрацией о тщете потуг в сферу бренных благ. И красоте иллюзий по этой части.

И он, как поборник прекрасного, Лёша, с удовольствием поиграл в счастье. И как только стал Бананом, был изгнан из этого «рая», и вернулся к потреблению мяса.

Чему его новое (хорошо забытое) мясо было только радо!

Очевидно, в задачу высших сил вовсе не входило сделать его счастливым. Семьянином.

Как и в задачу низших. Которые хотели, отлучив его от Джонсон, заставить его думать, что он сделал что-то неправильно, не то. Не так. И попытался всё исправить, включив мозги. И найдя себе для этого другую натурщицу. Точнее – подопытного. Справедливо полагая уже, что на таких антисоциальных элементах, как Т.Н. и Т.К., вполне допустимо проводить любые социальные опыты. Тем более, что в конце их совместной с Т.Н. сказки Банан, действительно хотел сделать и её и себя по-настоящему счастливыми. По-настоящему. То есть – опытным путем. А не тупо мечтая об этом, заводя семью, как и все обыватели.

На самом же деле выйдя из одной кабинки в «чёртовом колесе» сансары и тут же войдя в следующую. И Т.Д. и т.п. Как делают все. По нисходящей. Пытаясь снова подняться, проникнув в зону её «объективной искренности»*, вверх, замирая от восторга. И любуясь вокруг на такие вдруг уже необычайные с этой «высоты» окрестности.

Как он делал это ещё в детстве. Когда реальное «Чёртово колесо», установленное на вершине одного из столь многочисленных в их городке холмов ещё работало в «Парке отдыха». Спускающегося всевозможными качелями и детскими площадками по пологой низине этого холма.

Не понимая ещё, что все девушки, по сути, одинаковы. Как и качели. И лишь пытаются вскружить тебе голову. И в этом опьянении от гормонального восторга заставить немного по-другому смотреть на мир. И чем чаще ты с ними зависаешь, мысленно поджимая ноги, как бы отрывая себя от земли, тем быстрее проходит восторг от взаимодействия. Пока ты окончательно к этому не привыкнешь. И уже даже с Королевами лишь продолжаешь устало шлепать босыми ступнями по земле-матушке. Едва касаясь реальности!

А не использовать разрыв сурового полотна его души на кресте внезапно отвергнутой любви для того, чтобы заставить Лёшу и вовсе отказаться от мира и продолжить трансформацию. Которая самопроизвольно в нём запустилась от любви к Джонсон. И лишь продолжилась – после их разрыва.

Но он не понимал, о чём это они, эти высшие, о которых он мало ещё что знал. А поэтому и предпочёл метнуться из одной крайности – в другую. Чему другая была только рада. Распахнуть свои объятия.

Никак не понимавшему, что его Сказка вовсе не о том. И не о той. И не об этой. А о той, что всегда была внутри него, являясь истинной причиной сказочности его восприятия. Что его изящная графиня, о которой пытался донести ему ещё Н. Гумилев16, «та, чьи взоры непреклонны», его Изольда – Изо льда, всегда была в нём самом. В храме. Его божественного тела. Отражение которой он и пытался отыскать в глазах других, наивно ища её повсюду вовне. Как и герой стихотворения этого великого поэта. Так и не сумевший понять, что она всегда уже была у него внутри, его женская сущность: Анима. Которой он и должен был хранить верность, по замыслу поэта. После того, как до него самого это наконец-то дошло и строго вышло к нам навстречу с немым укором каждому через его божественные строки. Что проявляется в людях, когда им выдают женское тело (робу). Томясь в мужском теле, как цыпленок внутри яйца. Нетерпеливо недоумевая: когда же он уже даст ей расправить свои гигантские крылья?

Он ощущал внутри себя эти слабые шевеления женской сущности, но за отсутствием компетентной информации по этому вопросу (эзотерики, наивно считая её запутанными выдумками праздного ума, подобно всем непосвященным заблудившись в их сложном лабиринте), трактовал их в духе Юнга: как бессознательную жажду обрести семью. Ну или хотя бы – девушку. Ошибочно воспринимая эти проявления сверхсознательного как отголоски инстинкта размножения – бессознательного. Ведь он наивно полагал тогда, что человек – это лишь мыслящий кусок мяса, как научил его Декарт. И наивно пытался расширить его возможности, превращая себя с Т.Н. в универсальную машину страсти – Банана.

Ну а то, что на луне сидели какие-то чудаки, как и то, что именно в полнолуние архидемоны – хозяева земли – усиливали какое-то деструктивное излучение, дабы людям была дана возможность отдыхать от своей рациональности, на некоторое время впадая в лёгкое неистовство, контролируемое безумие и иллюзорность, что отражалось ещё с древнейших времён как противостояние культа Аполлона и его антипода Дионисия, так об этом уже давным-давно и без затей ему поведал ещё Булгаков в своем «Мастер и Маргарите», описав весьма скромный образ жизни будущего человечества в негативном ключе для большей привлекательности таких наивно-демонических, деструктивных, по сути своей, созданий, как все населяющие данную планету, называвших себя людьми. И он часто замечал на себе это излучение. И улыбался, поминая архидемонов, которые пытались этим скомпрометировать чудаков с луны, не чудным словом. Что отчасти находил даже полезным для тренировок – тренажёром для закалки духа.

И вполне понятно зачем. И даже – почему. Ведь только так можно сбить с пути истинного духовно стойкие натуры. Одной из которых был, к примеру, тот же Гоголь, ни в какую не желавший даже дружить с девицами. Ни то что – размножаться! Подробно ознакомив своих читателей в научно-фантастическом рассказе «Вий» и с тем, как женщины самым отталкивающим образом «ездят» на мужчинах, причем не только у него в рассказе, но и (взлетая над местом действия в первой сцене) по всему белу свету! И с тем, какой участи, по его мнению, они за это заслуживают, когда садятся «на посадку». Ему на шею. Внушая мужикам свои отвратительные (главного героя) иллюзии!

Чтобы даже такие как Гоголь, сами того не понимая зачем, оставили ещё и материальный след на этой Земле. Чтобы генофонд её жителей состоял уже не только из приплюснутых к земле коренастых Собакевичей, ленивых Обломовых и недоверчивых Базаровых, но ещё и – из небожителей. Пусть даже и – хаотично с ними. То есть – со спешно выбранными для этих целей случайно подвернувшихся, под горячую «руку», изнывающих от скуки девиц. Поразив их воображение. А затем и – самих девиц. Непонятно для самих творцов «новой жизни» совершенно уже неконтролируемым напором своего – внезапно возбужденного – к ним интереса!

Поняв и то, что «голодные духи» являются к людям во сне в виде соблазнительных девиц, подстрекая их на сексуальные переживания, пока те во сне не могут критически оценить данную ситуацию и развеять внушения, увидев что это за метровый таракан или уродец на самом деле мужского пола тут пытается десублимировать их энергию в похоть и напрямую поглотить её, впитывая её как губка: есть поборники лунного культа. Действуя подобно луне, поглощая для того чтобы «сиять» его энергию «солнца». Образно выражаясь, «слетают с луны». То есть охотятся на «мясо» пока землю освещает луна, а не солнце. Выпивают твою «кровь». Под которой ещё у древних метафизиков подразумевалось ни что иное, как квинтэссенция самой жизни. А по нашему – психическая энергия организма. Проведя прямую взаимосвязь между обладанием тобой энергии духа, что появляется в нас посредством сублимации, укрепления силы воли, усиления мыслительной активности или ещё как одному (или другому) богу известно и своей высшей сущностью. Проявляющейся в тебе только в том случае, если трансформированной энергии для её проявления в твоей повседневной жизни уже вполне достаточно. Почему обыватели и не замечают в себе никаких возвышенных проявлений, что вынужденно своей нищетой духовной «молотят на холостых». Работая на грязном мазуте. А не на чистейшем высокооктановом топливе! Не пропуская каждый день свой мазут через сепаратор. Духовного культуризма, самонаблюдения, сублимации или той же вечерней рефлексии, подводя итоги дня.