Читать книгу Не жми на кнопки! - Алексей Сергеевич Михеев - Страница 6

Моисеев и Дросимова стояли в рекреации у подоконника. Виктор, с нетерпением ожидая мнение своей читательницы, пришел за двадцать минут до первого урока. Он допускал, что, если ему суждено будет стать известным писателем, он уже не будет обращать такого внимания на отклики других людей, но пока живое общение о его творчестве было необходимым, как воздух. И вот он по выражению лица подошедшей девушки старался прочитать ее мысли как относительно произведения, так и личности самого автора.

– Ну так что скажешь? – нарушил Виктор неловкое молчание, возникшее после обмена приветствиями и пары общих фраз. Надо было брать быка за бока.

– Ну что тут можно сказать… – Катя томно закатила глаза и поправила очень длинные темные волосы. – Видны разнообразные влияния, но в целом очень даже ничего!

– А поконкретней?

– Поконкретней? Могу утверждать, исходя из прочитанной мной миниатюры, Виктор, что микрочипы вмонтированы еще не во все головы. Я и не подозревала в тебе такого таланта!

Эти слова Моисеева не очень обрадовали, так как он отдавал себе отчет в том, что обязан неожиданно открывшемуся таланту не столько себе, сколько инопланетной технологии. Впрочем, тут прозвенел звонок и избавил его от смешанных ощущений.

После уроков они вдвоем шли от старого трехэтажного здания школы, недавно наконец-то отремонтированного благодаря вышедшему из этих стен депутату Думы. Когда немного отошли от зеленого забора, ограждавшего территорию учебного заведения, их глазам предстали рабочие, увлеченно занимавшиеся укладкой асфальта. Между тем Моисеев объяснял, как возникло его произведение:

– Я ехал стоя в троллейбусе. Рядом сидел бомж, который, очевидно, был сумасшедшим. Он что-то бормотал и размахивал перед окном зажигалкой, периодически чиркая ей. Волосы почему-то были разноцветными, версия происхождения их странной окраски и подтолкнула к идее сюжета. Человек, помимо прочего, вслушивался во что-то слышное одному лишь ему и говорил в кулак как в микрофон наподобие следующего: «Приказ понял!». Основной замысел родился сам собой. У меня такое часто происходит: только что-нибудь увижу – сюжет уже готов.

– Да? – Катерина обвела окрестности взглядом серых очей. – А ну-ка, про рабочих этих что-нибудь? сможешь?

Витя смущенно замолчал. С полминуты смотрел на свою левую руку, после чего уверенно молвил:

– Могу. Пошли только к скамейке отойдем.

Заинтригованная Катя, подобрав юбку, уселась рядом с начинающим автором. Тот, не теряя времени, уверенно примерялся, как бы поудачнее схватить пегаса за рога: достав ручку и дневник, начал писать.

В то время как он выводил вдохновенные строчки, откинувшаяся на спинку скамейки Катя жмурила глаза от яркого осеннего солнца. Прохладный ветер феном шевелил ее вороные волосы, что выглядело довольно красиво. Но красоту эту некому было оценить, поскольку Моисеев снова выпал из реальности.

Через десять минут Виктор распрямил спину, разбудил слегка даже задремавшую одноклассницу и с пафосом продекламировал написанные экспромтом строки:

– Я разработал концепцию художественного творчества, которой собираюсь быть верен, которой намерен следовать безостановочно и упрямо. Ее название – «Путь Асфальта». Про нее можно исписать толстые тома, но я хочу лишь вкратце передать суть. Художник слова! Прораб под подпись выдал тебе энное количество таланта. В нашем случае его символизирует Асфальт. Обычный Асфальт, вроде того, что составляет основу городских Тротуаров и Дорог. Как ты будешь этот Асфальт класть, зависит от тебя, условий местности и других факторов. Заасфальтировав очередной участок, ты провозишь по нему фатальную колесницу своей жизни дальше на некоторое расстояние, одновременно приближая свой конец и высекая свое имя на стене истории для Вечного. Дорога, проложенная тобой, останется, даже когда ты канешь в Лету, и еще послужит многим добрым людям. Но вот только ты уже об этом не узнаешь, хотя при твоей жизни прораб всяческими гримасами и ужимками старался донести до тебя эту простую, как два пальца об Асфальт, мысль. Но ты и не жалуешься. Да и прораб тобой доволен. Твоя дорога будет не хуже чем у других, но и не лучше. Те, кто придут за тобой, продолжат твое дело и помянут предшественника (то есть тебя) добрым словом и тихой молитвой. Можно всю рабочую пору пробухать, но и зарплаты тогда не видать, как бомжа в лесу. Вопрос: оно нам надо?

Дочитав свое произведение, Виктор бросил взгляд на забинтованные пальцы, полез в карман за платком, культурно высморкался и только тогда рискнул посмотреть на Катю. Та не мигая смотрела расширившимися зрачками в лицо Виктора. Она быстро заговорила:

– Ты правда всё это сейчас вот прям напридумывал? Нет слов! Просто нет слов! Такая глубокая концепция – из ниоткуда! Я в потрясении. Дай поцелую! – она чмокнула Моисеева в щеку (от удовольствия и слегка пугающего неожиданностью счастья тот зажмурился и в смущении не решился что-то вымолвить в ответ). – Я предвещаю тебе большое будущее! Только не бросай это дело! Помню, у тебя проскользнула «фатальная колесница». Тоже Талькова слушаешь?

Пришедший в себя после первого в его жизни поцелуя от девушки Виктор уже спокойно заговорил:

– Есть такое дело. Любимая его песня – «Моя любовь».

– Здорово! А я ее не слышала. Дашь послушать?

– Угу, завтра си-ди притараню.

…По пути домой Витя вспоминал беседу с Катей в школе и после, заново воссоздавал в уме как сказанное в ее ходе, так и поцелуй, и осознавал, что приятно было заново переживать и то и другое. На полдороге Моисеев завернул к Филе, чтобы тот помог сменить повязку. С каждым разом эта процедура становилась всё более опасной, ибо к руке постепенно возвращалась способность двигаться, что было уже чревато лишним рывком пальцев и гибелью всего, что так дорого сердцу людей вне зависимости от вероисповеданий. Радовало лишь, что шприц был почти полным.

Уже дома, после наскоро проглоченной трапезы, Моисеев согнал наваждение и, глянув искоса на хорошо замотанную руку, открыл «вордовский» файл и позволил душе низвергнуться в пучины вдохновения. В этот раз он выдал антиправославно-жизненную стори.

«Право слово!»

«Гоша, девятнадцати с половиной лет, искал Историческую библиотеку в районе Китай-города. Ориентиры, которые должны были облегчить ему поиск, не выполняли своих функций. Храм, стоявший перед его глазами, явно не был тем храмом, который требовался.

Пока Гоша смотрел на не тот, но всё же такой красивый образчик зодчества, из храмовой двери вышла какая-то женщина средних лет, несколько диковатого вида, и направилась прямо к молодому человеку. Представившись Татьяной, женщина поведала рассказ, который так сильно заинтересовал Гошу, что он напрочь забыл о собственном деле.

– Ты видишь этот храм? Ты бы знал, как здесь отец ***ий проповеди читает! Но при всем моем хорошем отношении к нему, скажу прямо: православие никуда не годится! Они деньги берут за кости. Надо снова, как в тридцать третьем году с ними поступить! Хотела за четверых свечи поставить – так говорят, за каждого – сто… Я пыталась об этом говорить одному батюшке, высокому такому, повыше тебя, и толстому: «Почему на костях капитал сколачиваете, на крещении?» А он побежал бить, я убегала, потеряла платок, он догнал. Так жестоко давно не видела, чтобы били! За голову – и об стену! – горькие воспоминания, это было видно, нелегко давались женщине. – Я подала на батюшку в прокуратуру, ещё на Украине было. Ничего… Поехала в Москву. Чувствую, за мной погоня, – озвучиваемый детектив захватывал Гошу похлеще Донцовой. – на «Щелковской» увидела, что двое за мной следят. С начальством по сотовикам что-то обсудили, им дали команду – догнали меня, избили, и свидетеля тоже избили.

Главное, какой народ оболванили хороший! Какая земля здесь – ты только посмотри! Все они, толстопузые, повязаны: государство, православие, менты. Все – одна банда. Жить страшно, умирать легко в такое время. Мафия, бандиты правят государством российским. Украли квартиру у меня… Короче, молодой человек, держись от них всех подальше – целее будешь!..

– Да ноги моей больше не будет у них на пороге! – молвил Гоша в негодовании».

Погруженный в мир собственной фантазии, Виктор даже не заметил, как наступил вечер. Потянувшись и глянув в окно, он увидел отблески закатного солнца. Улыбнувшись привидевшемуся в багровом пламени лику Бога, Витя по-быстрому сделал уроки, внес корректировку в рассказ (по ходу дела подумал: «Ну вот, как бы теперь на меня православие не ополчилось!») и, умывшись, лег в постель, размышляя о вошедшей в его жизнь, он был в этом уверен, девушке. Заодно он решил пока что замедлить темпы бурной творческой деятельности в пользу учебной.