Читать книгу Дедушка 2.0. Пути неисповедимы… - Алексей Шипицин - Страница 4

Ну, вот и первый вертикально установленный городок. Вот и первая по-настоящему сложная фигура. Здесь уже все становится важным, и плоскость броска биты, и угол попадания. И, самое главное, бросок должен быть не мягким, как раньше, а достаточно жестким, с отскоком. Чтобы в процессе отскока бита задела сначала нижние, горизонтальные, городки, а потом и вертикальный.

Вообще с точки зрения тактики броска это особая фигура. Дело в том, что действия игрока здесь очень зависят от жесткости покрытия. Оптимальным считается попадание в обратной плоскости с переразворотом и недобросом от тридцати сантиметров до полуметра. Вот это расстояние и зависит от жесткости покрытия! С увеличением жесткости надо уменьшать недоброс. Или увеличивать обратную плоскость вращения биты. Или попадать с уводом биты. Но «играть» недобросом проще…

Добрыня снова бросил и красиво, и эффективно. Все, как надо.

А вот у него не получилось. Как раз не хватило жесткости и недоброса. Бросок оказался слишком мягким. И отскок не получился. Была бы это кучкообразная «Пушка» или полностью горизонтальная «Вилка», и все было бы нормально. А тут… Четыре нижних городка вылетели успешно. А тот самый вертикальный только подскочил, перевернулся, и остался лежать практически на том же самом месте.

Он перешел на полукон, в два раза ближе к площадке. Если выбит хотя бы один городок, остальные броски выполняются уже не с кона, а с полукона. И легко расправился с оставшимся городком.

Но радости от этого было немного.

Счет стал «Три – Четыре». Не в его пользу…

Пятница, 20-00

Соболевский остановил машину возле подъезда стандартной пятиэтажки из красного кирпича.

– Ну, выходите, путешественники. Приехали. Это мой родной дом. Надеюсь, он и для вас будет таким же. Хотя бы на несколько дней…

Настоящая программа защиты свидетелей вообще не предусматривает возвращение «клиента» в родные места. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Собственно говоря, ее главная цель в том и заключается, чтобы избежать таких ситуаций. Поэтому такие варианты даже не рассматриваются.

Соглашаясь на подобную защиту, человек осознает, что всю свою прошлую жизнь, включая все связи, родство и знакомства он «стирает». Отныне он никогда не сможет вернуться к прошлому образу жизни. Его дети не увидят бабушек и дедушек, он никогда не сможет посидеть в кругу семьи с братом или сестрой, его друзья исчезнут, оставаясь в прошлом.

Но Соболевский решил вернуться. Ненадолго. Во-первых, Алена упрашивала. Даже настаивала. Можно сказать, в ультимативной форме. Перед отъездом за границу обязательно заехать домой.

А, во-вторых, все-таки вышли на него самого, полковника Соболевского. Именно об этом сообщал Дмитрий Соколов. А не такой он был человек, насколько успел его узнать полковник, чтобы панику на пустом месте устраивать. Значит, скоро его найдут. Он-то не скрывался! Так, старый алкоголик сдуру на край света уехал. Мало ли что кому под старость лет в голову «стукнет». Его персона во всей этой истории не должна была никого интересовать. Но заинтересовала. Никакой связи между ним и пропавшей Аленой Помогаевой не было и быть не могло. Но обнаружилась. Значит, найдут. Или уже нашли. Соболевский подозревал, что те несколько вопросов насчет его личности, как будто вскользь заданные Дмитрию на беседе-допросе, были провокацией. И она сработала – Дима вышел на контакт. Который и отследили. Теперь он, Соболевский, «под колпаком», как говаривал «старина» Штирлиц. И, соответственно, Алена. Установить, что Алена Помогаева и его якобы «внучка» Алена Иванова – одно и то же лицо, не составит большого труда.

Где-то была допущена ошибка. Или им самим, или Димой, или еще кем-то. Может быть, зря он Моисеича привлек. Не важно. Он изначально был готов к такому развитию событий. Не может одиночка противодействовать государственной машине, тем более всесильным спецслужбам. Обманывать можно, но не очень продолжительное время. Они и так долго продержались, удивительно долго.

Значит, надо срочно уезжать. Просто он дожидался, пока Ванюшка подрастает. Теперь он подрос, уже не младенец. И бегает, и говорит. Можно было ехать. На сей раз за границу. Там не найдут, не достанут. Не интерпол же подключат. В международный розыск объявят? Хотя, судя по тому, какие силы уже работают, он и этому не удивится. Но как пересечь границу? Там их точно «опознают». Была у него одна идея. Но для этого тоже надо было вернуться домой. И он согласился.

Кроме того, появилась еще одна причина. И, может быть, самая важная. Моисеич вернулся из московской командировки. Соболевскому пришло сообщение – «срочно приезжайте, открылись новые неожиданные обстоятельства». Что это были за «неожиданные обстоятельства», ни он, ни Алена предположить не могли, хоть головы сломали, пытаясь догадаться. В конце концов дядя Гена заключил:

– Даже если Моисеич, этот флегматик, засуетился и ввел в лексикон слово «срочно», надо ехать. Что-то там… Ну, в ваших анализах что-то, видимо, нашли…

Вот они и приехали…

Полковник предполагал, что несколько дней у них есть. Максимум неделя. Не больше. Их обнаружат, как только он появится дома. Наблюдения за квартирой, скорее всего, никто не устанавливал. Но сработает старый проверенный способ: «Позвоните вот по этому телефону, если вдруг…», и кто-нибудь обязательно позвонит. Мол, «Соболевский вернулся». Потом пойдет работать цепочка согласований. Если бы работали сами спецслужбы, самостоятельно, все разворачивалось бы гораздо быстрее. Но здесь заказчик был сторонний, полковник не знал точно, кто именно, да и особого значения это не имело – просто «одна из конфессий». И, скорее всего, «заказ» был просто найти. Теперь они сами нашлись. Будут думать, что делать дальше. И пока думают-советуются-согласовывают, запас времени есть. Он планировал все решить дня за три. Ну, за четыре. Если дольше – слишком рискованно становится. Вдруг «машина» быстрее сработает? Вдруг кто-то решит самостоятельность проявить? А рисковать он не мог, не имел права. Речь не о нем шла. Об Алене. И, в основном, о Ванюшке.

Алена, молодая мама, хотела кормить сына грудью как можно дольше. Но хватило ее только на три месяца – молоко стало пропадать. Она и режим кормления строго соблюдала, и питание разнообразное, «правильное» ей дядя Гена обеспечивал, и всем рекомендациям следовала. Видимо, проблема была в «эмоциональном фоне» кормящей мамы. Состояние тревожности и беспокойства никуда не делось.

А как она еще могла себя чувствовать? Мать-одиночка, скрывающаяся от всего мира, находящаяся буквально на нелегальном положении, родила сына от «виртуального» отца…

И себя саму потеряла…

Ей часто приходилось подкрашивать корни волос, чтобы заглушить постоянно выползающий упрямый рыжий цвет. Не ходить же каждый раз ради этого в салон красоты, тем более что таких на Острове в принципе не было. Да и в единственную парикмахерскую тоже не пойдешь – не желательно, чтобы кто-то узнал о том, что она когда-то была рыжеволосой. Так что ей все приходилось делать самой. Ничего, научилась, приноровилась. Недаром же несколько лет в салоне работала. Пусть не мастером, но за работой специалистов наблюдала часто. И дело оказалось на поверку не таким уж и сложным.

Да и не в этом главная проблема-то заключалась. Каждый раз, когда ей приходилось своими руками уничтожать последние остатки той, старой Алены, она снова и снова сомневалась – а правильно ли она поступила и поступает? Она позволила уничтожить всю себя. И методично сама же добивала, ликвидируя последние следы, последние намеки. Да, это жизненное предназначение, функция любой матери – жертвовать собой ради ребенка. Но… Поймет ли ее Ванюшка, когда вырастет…

И со слезами на глазах мечтала о том дне, когда все это закончится, и она снова сможет стать собой. Ну, или хотя бы отрастить свои шикарные рыжие волосы. А будут ли они теперь прежними, после таких-то издевательств над ними? И понимала, что этот день вряд ли наступит. Но втайне радовалась и гордилась собой прежней, настоящей – за то, что не сдается. Хоть таким образом о себе напоминает. А плакать себе не позволяла.

Хорошо, что дядя Гена рядом был. Его ей, видимо, послал тот же, кто и Ванюшку «послал». Она не знала, почему он помогает ей и сыну. Много раз пыталась узнать его мотивы, но он сам не мог ничего конкретного сказать. Единственное, что она поняла – для него это настолько же важно, как и для нее. А, может быть, и важнее…

Но ей надо было окончательно «легализоваться», соответствовать «легенде». И она устроилась на рыбзавод. А из бутылочки и дедушка может покормить. Ванюшке было четыре месяца. Вот так «дедушка Гена» стал нянькой. Вообще-то, если Алена приходилась ему «внучкой», то Иван должен был стать «правнуком», а он сам – «прадедушкой». Но как-то так получилось, что приставки «пра» не прижились у них в «семье». Алена – внучка, Иван – тоже внук, а он для Алены – дядя Гена, а для Вани – дедушка. Кто-то посторонний вряд ли разобрался бы в этих сложных родственных связях.

– Ты не переживай, – успокаивал он молодую маму, – уж с пацаном-то я справлюсь. Это мне с тобой тяжело, ничего не понятно. А с ним просто…

Она сразу вспоминала, что Иван для него – уже седьмой. Два сына, три внука. Еще и правнук. И все мальчишки.

– Даже не знаю, хорошо ли, что ты мальчика родила. С ним, конечно, привычней. Но хотелось бы хоть раз и с девчонкой повозиться…

– А я на что? – смеялась Алена.

Хотя…

Своими детьми ему почти не довелось заниматься. Целыми днями пропадал на работе. А очень часто и ночами. Такова судьба любого оперативника. Потом, когда стал начальником, и карьера пошла в гору, времени для семьи оставалось еще меньше. Детей «вытащила» Галина. Она умудрялась находить время и для работы, и для детей. А ведь, по большому счету, нагрузка у молодой учительницы была нисколько не меньше, чем у молодого милиционера. Но не стонала, не жаловалась. Таскала тяжеленные сумки с тетрадками, а по ночам, уложив мальчишек спать, проверяла диктанты и сочинения, упорно отгоняя тревожные мысли об очередном ночном дежурстве мужа…

А оба сына, повзрослев, пошли по его стопам.

Внуков же он вообще почти не видел. Вечно пьяного дедушку старательно изолировали от них и максимально ограничивали его общение с малышами. Хотя какие они теперь «малыши» – все трое уже выросли. Выросли фактически без деда…

Так и получилось, что Ванюшка стал первым ребенком в его жизни, которого он сам «растил» с первых дней. Самолично, ежедневно, ежечасно. Каждый день приносил что-то новое. Они вместе открывали мир. Первый шаг, первый зуб, первое слово – это самые главные, самые яркие события первых лет жизни любого ребенка. Те, которые мамы отмечают в «дневниках развития». На самом деле события происходят ежедневно. Научился сам держать бутылочку, впервые собрал пирамидку. Вся жизнь его состоит из маленьких побед и открытий.

Соболевскому казалось, что у них с Ванюшкой идет какой-то своеобразный «обмен». К первому дню рождения мальчишка набрал в весе до двенадцати килограммов. Норма, так и должно быть. То есть потяжелел кило на восемь. Но самое интересное оказалось в том, что дедушка за это же время похудел на те же восемь кило! Вообще говоря, толстым он никогда и не был. Но пивной животик, накопившийся за многие годы, проведенные в забегаловках, исчез. Он вернулся к своему школьному весу – шестьдесят восемь килограммов. Именно в этой категории он выступал на соревнованиях по борьбе еще в девятом классе. Это он хорошо помнил. Он даже утреннюю зарядку снова начал делать, как в годы службы. И показывал Алене все новые и новые упражнения, ставшие вновь доступными для него. Она смеялась:

– Если так пойдет дальше, дядь Ген, ты в кого превратишься? Анорексия?

– Дети дальше растут медленнее. Так что, может быть, останется что-нибудь.

У него даже кубики на прессе проявились. Он всегда был подтянутым и аккуратным, и молодые девушки с радостью и удовольствием общались с ним. Но та его элегантность достигалась в основном за счет одежды. Сейчас же он спокойно мог рядом с Аленой и по пляжу пройти…

Вот так Ваня набирал килограммы, а дедушка их сбрасывал. Ваня набирал дни, месяцы и годы жизни, а дедушка их сбрасывал. Молодел. Тому исполнился год, и дедушка помолодел. Трудно сказать, насколько. Не до девятого класса, конечно. Но на год – это точно. В его возрасте один год плюс-минус уже не очень много значит. Но, самое главное, он сам ощущал себя все более молодым. Ванюшке исполнилось два – и дедушка помолодел на два…

Понятно, что все имело вполне логичное и понятное объяснение – смена постоянного сидяче-лежачего образа жизни на сверхактивный, плюс неожиданное многообразие эмоций и переживаний. Тут любой помолодеет, про болячки забудет.

Но полковнику хотелось думать, что все это происходит благодаря его общению с Ванюшкой. А, может быть, так и было?

Не раз его одолевали сомнения – а прав ли он? В том, что взял на себя такую ответственность. Выдержит ли? Ведь далеко не мальчик. И не мужик даже. Старик…

Каждая клеточка, привыкшая к постоянному, ежедневному поступлению алкоголя, настойчиво требовала очередной порции «допинга». И он нашел выход – заменил алкоголь на кофеин. Перешел на кофе. Компенсировал потребность в «энергетике» таким же неумеренным потреблением кофе. Благо Алена не потеряла квалификацию как бариста. Она с таким удовольствием готовила ему кофе, что он готов был пить его хоть круглосуточно.

А вскоре необходимость и в кофе отпала. В тот день, когда родился Иван, Соболевский внезапно почувствовал, что одновременно с тем «воплощением», которое только что произошло в роддоме, и он сам, старый полковник, тоже «перевоплотился». Переродился, стал другим.

Но самое странное стало происходить потом, позже. Все болячки старого ветерана, копившиеся годами и неправедным образом жизни, стали исчезать одна за другой. Он думал, что это временно, на эмоциях и переживаниях, на делах и заботах. Природу не обманешь. Оказалось, обманешь. Он в этом убедился, когда рассосалась его раковая опухоль. Он сначала не поверил, пошел на повторный анализ. Как будто и не было…

Ему даже очки больше были не нужны! И седина исчезла…

А сам Ванюшка тоже не болел! Нет, были, конечно, кризисы прорезающихся зубов, колики в животике и другие неизбежные проблемы подрастающего человечка. Но у него ни разу не было каких-нибудь ангин, простуд, орви, как по-современному называют все эти инфекции. Все дети болеют! Это неизбежно, ведь у них нет никакого иммунитета. А у него, получается, был? Врожденный…

Он очень переживал и волновался, когда Алена впервые оставила его одного с Ванюшкой на целый день. Она и раньше изредка уходила – то в магазин, то еще по каким-нибудь срочным делам. Но ненадолго и недалеко. Он всегда знал, что она вот-вот вернется. Сейчас же она уходила на двенадцатичасовую смену. Все, что надо делать – когда и чем кормить, когда спать укладывать, когда гулять – он и так прекрасно знал. На всякий случай даже на бумажке записал режим дня. Где лежат пеленки, памперсы, ползунки, чепчики – все проверил.

Он, заслуженный полковник, волновался, как мальчишка-студент перед первым экзаменом.

Алена тоже не имела никакого опыта – у нее не было младших братьев или сестер, да и никто из маминых знакомых с младенцами не водился. Но ей помогала интуиция, врожденные материнские инстинкты. Да и обучение перед родами проходила, как все будущие мамы-перворазницы. Геннадию же приходилось рассчитывать только на логику и жизненный опыт. Хотя логика у него была уж очень мужская, а опыт уж очень специфическим. Ну, и кое-что все-таки помнил из истории воспитания своих детей-внуков. Хоть и не очень значительной…

Конечно, многое изменилось за прошедшие полвека. Так, например, появились памперсы. Бесспорно, замечательное изобретение. В годы его отцовства использовали обычные подгузники – простые тряпки из старых простынок, пеленок и марли. Да, хлопот было гораздо больше – следить, менять, стирать, гладить… А сейчас – положил ребенка, застегнул липучки. И все готово. Расстегнул липучки, снял – и опять все готово. Но кое-что его смущало. Ему казалось, например, что не стоит ребенка постоянно держать в «обертке». Хоть реклама и говорит, что они «дышащие», «впитывающие» и так далее. Но не стоит, наверное, особенно мальчика. А, кроме того, как его потом приучать на горшок проситься? Если ему и так комфортно?

Он, впервые вызвавшись помочь Алене, все перепутал, и одел памперс на Ванюшку задом наперед. Ничего страшного, конечно, неудобно только. Но Алена долго смеялась над его «проколом». Поэтому и сейчас волновался – а вдруг опять что-нибудь перепутает? Что-то не так сделает…

– И что ты смеешься? – оправдывался он тогда за такой казус. – Памперсы вообще не для нас, не для русских. Это там, на западе, к таким штучкам давно привыкли. Ты знаешь, например, что первые американские астронавты на «Меркуриях» и на «Джемини» в памперсах летали?

– Астронавты? В памперсах? – она не поверила.

– Ну да, в памперсах. Потому что туалета космического не могли сконструировать. И долго ведь так мучились, не один год, пока «Аполлоны» не полетели. А наши уже на «Восходах» туалет поставили. Для Терешковой так вообще специальный сделали.

Наконец справился со «сложной» конструкцией и продемонстрировал Алене – теперь правильно? Алена снова рассмеялась – правильно. Ванюшка, удобно упакованный в «космическое» приспособление, тоже захихикал беззубым ртом. Соболевский уже заметил, что хорошее настроение Алены сразу передается сыну. Так, наверное, все мамы-дети устроены. Поэтому его задача была – окружить Алену позитивом. Вот он и старался разгрузить ее от бытовых забот, как минимум. Хозяйство вел, в магазин ходил, еду готовил. Пусть мама ребенком занимается. А как максимум – освободить ее от тяжких дум, мыслей, переживаний. Поддержать в морально-психологическом плане, так сказать. Пока это у него получалось. Алена все чаще улыбалась, даже смеялась. И Ванюшке было хорошо. Собственно говоря, для этого он, Соболевский, здесь и присутствует.

– И вообще, это же вовсе не памперсы, – он показал на пачку продукции западных технологий.

– А что же это? – не поняла Алена.

– Это одноразовые подгузники. Видишь, и на упаковке так написано. А слова памперсы нигде нет.

– И почему тогда «памперсы»?

– У нас, в русском языке, закрепилось это слово по названию одной из самых популярных в мире марок, первой вышедшей еще на советский рынок. Они первыми стали такие подгузники к нам привозить. Одноразовые, впитывающие, дышащие, как трусики. Так и пошло – памперсы да памперсы. Здесь, видишь, и фирма совсем другая, «Либеро». А все равно памперсы. Такая же история произошла с ксероксом, например. Была такая компания, «Ксерокс». Первые множительные аппараты, копиры, их изобретение. Хотя нет, может быть, изобрел и кто-нибудь другой, а они только в серию запустили. Ну, неважно. Сейчас такие выпускают все, кому не лень. Но все они – ксероксы. И джип как название внедорожников. И так далее. Аспирин, поролон. Даже фломастер.

– Аспирин? Фломастер? – удивлялась Алена.

– Про аспирин вообще интересно получилось. В тексте Версальского договора, того самого, который Первую мировую войну закончил, был пункт специальный записан. О том, что немецкая фирма «Байер» теряет эксклюзивные права на торговую марку и название «аспирин». И аспирин стал всемирным.

– Надо же, как серьезно…

Он развлекал Алену подобными историями, а где-то глубоко в подсознании у него звучал голос его Галины Андреевны. Она, выйдя на пенсию, подрабатывала репетиторством по русскому и литературе. К любому делу она всегда относилась очень творчески, с фантазией и даже юмором. По-современному бы сказали, что она очень «креативная». Желающих «порепетировать» у нее было много – все уроки она старалась сделать интересными, разнообразными, запоминающимися. И часто иллюстрировала свои занятия такими примерами «из жизни».

Соболевский, валяясь в похмельном бреду в соседней комнате, через приоткрытую дверь слышал ее голос. Вот уж никак не думал, что мозг, затуманенный только что выпитой утренней банкой пива, оказывается, запоминал все это. А теперь протрезвевшая память услужливо включалась в нужный момент. И в самом деле, не уголовные же дела ей пересказывать для поднятия настроения.

– Такая же история, между прочим, и с фамилиями произошла.

– С какими фамилиями? Чьими?

– А вот, к примеру, оливье знаешь? Салат такой.

– Ну конечно! Сама делала. На новый год обязательно.

– А Оливье, вообще-то, это фамилия.

– Да ну? Чья?

– Повара, который его и придумал. В Москве жил, кстати.

– Я думала, во Франции. Слово какое-то очень французское.

– Правильно, он французом и был. Только родился и жил в Москве. Ресторан французской кухни держал. Там и рецепт придумал, который его увековечил. А рецепт в секрете держал, так и умер, никому не раскрыв.

– Значит, тот оливье, который я делаю… Ну, все делают, не настоящий?

– Значит, так. Его могилу недавно обнаружили на одном из московских кладбищ, памятник отреставрировали. Там сейчас фанаты собираются…

«Вот ведь Галина! И где она только такие истории откапывала? Тут тебе и филология, и история, и кулинария. Смесь. Как сам салат оливье», – восхищался он женой.

И продолжал:

– Ну, допустим, про саксофон и кардиган все знают… Знаешь?

– Догадываюсь. Тоже фамилии тех, кто их придумал?

– Как-то так.

– Дядя Гена, ты что, от меня заразился? «Кактотаком».

– Вот, черт, и не заметил даже. Тебя ругаю, а сам…

– Ну, лучше так, чем чертыхаться.

Сколько себя помнил Соболевский, он всегда «чертыхался». Может быть, военное детство сказывалось, может быть, специфика службы. Не матерился, а именно «черта вспоминал». От такой многолетней привычки избавиться нечего было и думать. Но сомнения его одолевали – как все эти «черти, чертовки, чертяки» совмещаются с присутствием Ванюшки. Если он на самом деле, как бы это сказать, послан «оттуда». Хотя, с другой стороны, как раз упоминания типа «господи, боже мой» батюшки ограничивают – «не поминай бога всуе». А вот про «чертей» он ничего такого не слышал…

– Так что там про саксофон? – вернулась к «уроку» Алена. – Странная какая-то фамилия.

– Фамилия была Сакс. То ли немец, то ли бельгиец. Адольф Сакс. Он и придумал этот музыкальный инструмент. А вот еще «хулиган» и «лодырь», например.

– Тоже фамилии? Чьи? Там понятно – изобретателей, создателей. А тут-то чьи?

– Хулигана и Лодыря, – рассмеялся дядя Гена. – В буквальном смысле. Хулиган – это фамилия ирландской семьи, отличавшейся очень буйным нравом. В газетных хрониках и полицейских отчетах эта фамилия постоянно упоминалась. А Лодырь – немецкий врач, который лечил пациентов долгими прогулками. Простой люд, наблюдая их безделье, так и стал называть всех… ну, лодырей.