Читать книгу Тайна родового древа. Вечная жизнь. Седьмой том - Алексей Тенчой - Страница 18

Рукописный тест в блокноте, читаемый украдкой от всех, давался ребятам с трудом, но стало понятно, что записи в нём оставлены собственноручно той самой монахиней, мистические легенды о призраке которой до сих пор жили в Спасске.

Монахиня в минуты глубокой душевной скорби запечатлела на бумаге всю свою биографию, начиная от самого рождения. Схематично она сделала зарисовки дома, в котором выросла, леса, где заблудилась и стала жертвой господ, логова колдуньи, исцелившей её и потом передавшей ей, как единственной преемнице, свои знания.

На страницах блокнота матушка София также нарисовала монастырь, где много лет жила и всем сердцем и душой служила Господу, а потом, не понятая всеми, путём наложения на себя рук завершила свой не такой уж и долгий по земным меркам век. Об этом монахиня также внесла в записную книжку предсмертную запись, и теперь, спустя более сотни лет, ребята прочли её.

Из этой рукописи им, если говорить кратко, стало понятно следующее.

Игуменья София, которая уже много лет жила по Божьим законам, не знала покоя, изводя себя раскаянием за совершённое против барина.

Хотя она вместе с пожертвованиями прихожан и отдала небольшую часть денег, украденных у помещика Пантелеймонова, пострадавшей от пожара собственной семье, всё же основная часть золота и драгоценностей оставалась при ней. Эти богатства были её самым страшным проклятием, они не отпускали её мысли, порождая нечеловеческий страх разоблачения и дикую панику перед возможными последствиями.

София уже несколько раз перепрятывала сокровища с места на место, но всё ей казалось, что они спрятаны не столь надёжно и кто-нибудь обязательно на них наткнётся.

Ей было очень стыдно за свое деяние, и душе её постоянно хотелось раскаяться и исповедаться. В такие моменты угрызений совести в ней из самых глубин души поднимался волевой дух Анастасии, и сознание монашки начинало раздваиваться.

Долгими ночными часами Анастасия, усаживаясь на деревянный табурет в келье Софии, разговаривала с ней, снова и снова убеждая монашку в правильности совершённого поступка и напоминая ей о злодеяниях помещика, о его жадности, беспощадности к крестьянам и сластолюбии, от коего пострадало столько подданных женского пола, в том числе и она сама.

Монашка плакала, ощущая себя посрамлённой прикосновением множества мужских рук, и изо всех сил гнала Анастасию от себя, изгоняла криком свой же призрак:

– Изыди во имя Господа моего! – крестила она стены, в которых ей виделся образ Насти, целовала и прижимала к груди крест, висящий на скрученном просмолённом шнуре.

Начавшееся расщепление личности Софии изматывало и тело. Всё чаще из-за раскола сознания монахиня начинала впадать в состояние сильнейшего психоза и в поиске успокоения погружалась в жуткую депрессию.

Душа, пребывающая в монашеском теле, не знала, какая из личностей принадлежит ей больше – игуменьи Софии, которая всегда желает исповеди и стремится к Царствию Небесному, или страждущей Анастасии, жаждущей возмездия и кары небес.

София отключилась, абстрагировалась от Анастасии, ушла от неё полностью, с головой погрузившись в служение Господу.

Анастасия же по-прежнему хранила ненависть и презрение к барину. С каждым прожитым днём всё сильнее и сильнее жаждала она расправы над ним.

Своим умом Анастасия понимала, что это не она простила помещика, а София обезоружила её своей набожностью. Она, монашка София, спрятавшись за христианскую веру, манипулирует, управляет её существом, принуждая раскаяться о своей греховности, стать на колени и в слезах вымаливать Божье прощение. Это София день и ночь усыпляет её своими нудными церковными напевами, изолируя её этим сном от общества. Но теперь Анастасия окрепла и проснётся, заявит права на собственную, отнятую у неё личность.

Из-за участившихся проявлений личности Анастасии игуменья стала пугливой, боялась людей, шарахалась от них, этот страх делал её похожей на самую настоящую безумную с отрешённым взглядом.

Слух о том, что помещик Пантелеймонов Сергей Иванович был задушен монахиней, быстро долетел в святую обитель, и игуменья София засомневалась: не она ли и впрямь это сделала в один из тех моментов, когда Анастасия, проснувшись и расправив плечи от долгого сна, брала над ней верх.

Поначалу, когда Анастасия от безысходности пришла в монастырь, София заполнила собой её всю: тело, разум, сознание, волю – и растворилась, сливаясь с ней, гармонизируя её и уравновешивая.

Анастасия, подавленная Софией, уснула, и монахиня София захотела избавиться от неё полностью. Она начала потихоньку выходить из неё, забывать о её существовании, полностью завладевать разумом, забирая в своё пользование душу.

В такую пору Анастасии становилось холодно, одиноко, и она, свернувшись калачиком от охватившей тело стужи, оставалась лежать на жёсткой постели в монашеской келье, а София, облачившись в чёрную монастырскую мантию, уходила служить Господу.

– Почему ты оставляешь здесь себя саму? – истошно и обречённо закричала ей вслед Анастасия, оставшись в очередной раз одна.

Монахиня, услыхав её вопль, раздавшийся где-то в глубине сознания, вернулась в келью, зло глянула в угол пустой заправленной кровати, туда, где только она видела лежащее беспомощное существо – Анастасию, и глухо прошипела ей в ответ:

– Потому что, когда ты рядом, я начинаю замерзать, рядом с тобой мне противно, рядом с тобой, такой грязной и обесчещенной, мне стыдно…

– Но я не могу представить без тебя свою жизнь, – взывало её второе «я», Анастасия.

– А я не могу жить с тобой, – сухо обрывала диалог монашка, – и я сейчас же пойду и расскажу на исповеди, какая ты грязная.

– Нет, не пойдешь, – хватала её за руки, удерживая, Настя…

Когда Анастасия спала, монахиня доставала из-под матраса блокнот, похожий на маленькую книжечку, и при тусклом свете свечного огарка мелким почерком писала в него свою исповедь, а потом прятала его, чтобы Настя не нашла…

Церковные служащие стали частенько видеть матушку в сильном эмоциональном напряжении, которое выплёскивалось наружу раздражением.

В конце концов монахиня София, несмотря на возражения и возмущение Анастасии, сумела вырваться из-под гнёта её убеждений и, открыв своё смиренное сердце, исповедалась и покаялась в содеянном преступлении. Также она призналась священнику в том, что внутри неё уживаются две личности – крестьянка Анастасия и настоятельница женского монастыря игуменья София. И шокированный исповедник нарушил таинство исповеди – он доложил вышестоящему церковному чину о совершённом матушкой Софией преступлении, которое в данной ситуации, как он считал, не только было противоправным в отношении помещичьей семьи, но и преступало все законы Церкви.

В тайно отправленном вышестоящему духовному наставнику письме исповедовавший игуменью священник также написал:

«…И так как монахиня София при ограблении барина прибегла к помощи колдовских сил, а посему вступила в сговор с диаволом, продав ему свою душу, и потом, ведомая Сатаной, вселившимся в её утробу, убила помещика Пантелеймонова Сергея Ивановича, прошу дозволения отстранить игуменью Софию от занимаемого поста… Прошу принять к сведению, что в теле монашки поселилась и по сей день бесчинствует тёмная сущность, – писал далее священник, – отчего поведение её стало неадекватным и бесноватым, а посему опасным для окружающих людей. Кроме того, если её деяния получат огласку, может подняться сильное возмущение как среди простых крестьян, так и в обществе знатных господ, вследствие чего опасаюсь, что нашему приходу грозит великий позор, который ляжет тёмным пятном на всю Православную Церковь.

В связи с вышеизложенным мною принято срочное решение: до принятия Вами особых мер изолировать игуменью Софию от общения с сёстрами и прихожанами монастыря. В настоящее время она находится запертой в своей келье и прикована цепями к стенам, так как бес, живущий в ней, стал проявлять свою агрессию: дюже вопиет, скалится и грозится всех известь.

Прошу Вас оказать срочную безотлагательную помощь и принять верное решение этого вопроса, коего самостоятельно разрешить мы не в силах».

– Ну что, довольна? Проклятая монашка! – кричала разгневанная Анастасия, вырывая из её рук верёвку, которую игуменья уготовила для своего удушения. – Теперь нам в жизни отсюда не выбраться!

– Отдай! – дико вопила София. – Отпусти меня! Я всё равно не могу, не хочу так больше жить!

Анастасия, не слушая монашку, вырвала верёвку из не по-женски сильных рук и долго, безжалостно стегала растрепавшимся концом подселившуюся обманом в её тело матушку Софию…

Из кельи игуменьи Софии беспрестанно слышались вопли будто бы двух ругающихся меж собой женщин, обрывки молитв и проклятий, а также временами долгий протяжный плач – словно разрывались на части души и сердца попавших в западню диавола пленниц…

Помощь духовных служителей, несказанно перепуганных данным происшествием, во вверенную им монашескую обитель прибыла незамедлительно. Они явились вместе с посланником, который доставил им тайную депешу.

И в стенах женского монастыря впервые за всё время его существования был проведён обряд экзорцизма для изгнания бесов из тела игуменьи Софии.