Читать книгу Колышутся на ветру - Алексей Воскресенский - Страница 30

Наверное, хорошо, что я не люблю отмечать Новый год, потому что не расстраивалась, как некоторые, что выпадало дежурство в эту ночь. Позвонила поздравила маму. У неё болела голова, сказала, что как встретит, сразу ляжет спать. В последнее время всё меньше общих тем, и хоть стараюсь как-то оживлять наши разговоры – выходит наверное не совсем удачно. Вызовов меньше не становится, зима вообще самое тяжёлое в этом плане время. Нехватка витамина D. Я и сама разленилась и немного поправилась. Никому, конечно, не заметно. Меня до сих пор некоторые считают анорексичкой.

После вызова отзваниваюсь без надежды на чудо, но оно происходит – нас возвращают.

– Отлично ребята, хоть на станции встретим, я шампусика принёс, – говорит Олег.

– Ну, пожалуй, и я не откажусь, но если напьюсь – будете без меня работать, учтите.

– Ну куда же мы без вас, придётся напиться вместе.

– Киви девять, киви девять, запишем вызов, – обламывает наши сладкие планы Ивановна.

– Киви девять слушает.

– Звёздная семьдесят три – тридцать пять, без сознания, двадцать пять лет, мужчина.

– С Новым годом и тебя, Ивановна – выругивается наш водитель и разворачивается с мигалками через две сплошные.

***

– Здравствуйте.

Заходим в пропахшую сигаретным дымом квартирку. Кажется, тут десятилетиями курили, даже не открывая окон, обои жёлтые, как ногти того самого курильщика. Нас встречают двое мужчин лет тридцати, раздетые по пояс, разукрашенные совсем не художественными татуировками, кажется их называют партаками.

– Мать вашу, хули вы так долго!? – басит один из них.

– Спокойно, мужчина, кому плохо? – не дрогнувшим голосом спрашивает Андрей.

Я за его спиной, может не такой широкой, как хотелось бы сейчас, но какая есть. Олег за мной.

– Будет плохо вам, если не спасёте кореша моего! Сюда.

Мы проходим вглубь квартиры. За фанерной перегородкой – диван, на нём лежит парень в одних трусах, лежит лицом к стене. Воняет дерьмом. А вот и оно, размазано по полу.

Я поворачиваю голову пациента. Дыхание поверхностное, зрачки, как зёрнышки мака. Ищу следы от укола. Локтевые сгибы чистые, кисти тоже. Да и вен особо не видно. Нарик со стажем – значит нужно искать ниже. И точно, отодвинув трусы в районе паха нахожу след. Кожа вокруг покрасневшая – видно давно в пах колет.

– Как его зовут?

– Какая нахуй разница? Спасай блядина!

– Выбирай выражения, дружище.

Андрей смотрит в глаза этому неадеквату.

– А то что? – кривит морду он.

– Потом узнаешь.

– Андрей, ладно, давайте колите налоксон, кислород и на всякий случай глюкозку проверьте, – говорю я.

– Ну и куда ему колоть? – Олег пытается найти вену.

– Да туда же куда и он, видимо.

– Ладно попробуем.

Налоксон – противоядие от опиоидов, в частности героина, которым, судя по всему, балуются эти ребята.

Проходит пара минут, дыхание становится глубже и ритмичнее. Тело начинает шевелиться, приводя в восторг своих товарищей.

– О, Кед оклемался. Ща мы тебя братишка подлечим, – зудит над ухом один из корешей.

– В больницу ему надо, – говорю я.

– Хуицу. Я тебя ща сам в больницу отправлю.

Рука неадеквата тянется к моему плечу, но останавливается резким движением Андрея.

– Лапы убрал.

Лысый разворачивается, и ударяет головой в лицо Андрея, вернее почти ударяет, потому что голова встречает плотный удар с левой, сотрясаясь на добрую ЗЧМТ. Пока лысый падает рёбрами на тумбочку, Олег останавливает в прыжке, занёсшего нож над Андреем, татуированного. Я сдерживаюсь, чтобы не завизжать, как полагается бабе в такой момент.

– Викторовна, идите в машину. Вызовите ментов и наших.

Ребята скручивают руки обидчика, нанося ему удары под дых, пока он не затихает на полу, сворачиваясь калачиком.

***

После смены мы вышли с Андреем вместе. Утренний мороз бодрил, а память о ночном вызове держала уровень адреналина чуть выше положенного, поэтому спать не хотелось.

– Спасибо ещё раз.

– Да за что, Марин? Ты как? Испугалась?

Мы так и не обсудили этот вызов. С приехавшими сотрудниками милиции в квартире стало поспокойнее, нарика госпитализировала другая бригада, а нас вернули на станцию.

– Я больше за тебя испугалась.

– Хах, а чего за меня бояться? Я-то с виду такой, а когда-то ведь каратэ занимался. Коричневый пояс у меня был.

– Почему не чёрный?

– Пришлось бросить.

– Круто. Вот так проработаешь с человеком столько времени и не знаешь, что он, оказывается, каратист.

– Ну я же тоже не сразу узнал, что ты балерина.

– Да, что уж там, балерина. Ага…

Мы болтали пока шли в сторону моего дома.

– Ещё ты мне не рассказывал, как попал в медицину.

– Вот именно попал – подходящее слово. Если честно, пошёл туда, где взяли. У меня мама медсестра, и она была очень рада, когда поступил.

И знаешь, мне всё это нравилось, всегда интересовался сверх программы, изучал болезни, препараты, кардиограммы. К последнему курсу была повышенная стипендия и, в итоге, красный диплом.

Я говорил уже – это моя миссия. Тогда она была ещё неосознанна, но вела, как путеводная звезда. Оставаться в Питере не хотел. Да, представь, существуют такие люди. У меня что-то вроде фобии большого количества машин. Амаксофобия по-научному.

– Я тебе не верю.

– Ну просто не люблю я это движение вечное, шум, пробки. В Москве бы точно свихнулся.

– А кто любит?

– Да многие любят, на самом деле. А я вот попал сюда. «Мама, я еду в Всеволожск на скорую». Мама не очень обрадовалась. Она у меня одна в Питере. Да, брат ещё есть, бухает по-страшному, а отец добухался, ещё когда мне лет пятнадцать было.

– Сочувствую. Оказывается, я столько ещё не знаю о тебе.

– Понимаешь, может воспитание, может ещё что – я не особо компанейский человек. Друзей не ищу, стараюсь говорить правду, что не всем понравится, да и вообще, не люблю рассказывать, если не спрашивают.

– Какие замечательные качества, – вполне искренне сказала я.

– Спасибо. Не все их ценят.

Мы не заметили как дошли до моего дома.

– Ты пойдёшь на день рождения к Олегу? – спрашивает меня Андрей.

– Он пригласил, но ещё не знаю.

– А как же я?

– А тебе так важно, чтобы я была там?

– Ага.

– Зачем?

– Ну хоть один адекватный человек там должен быть.

У Андрея звонит телефон.

– Извини.

Он отвечает:

– Да, привет… Угу, и сколько? Ну хорошо, заеду. Хорошо, пока.

Андрей в задумчивости засовывает телефон обратно в карман куртки.

– Ладно, мне нужно на станцию вернуться, кое-что взять. Тёща звонила, давление не может сбить. Кстати, она тут рядом живёт, в твоём районе.

– Так а что тебе нужно? Можно у меня взять, дома – целая аптека.

– Да? Магнезии найдём?

– Без проблем.

– Отлично, пойдём.

***

– Уютно у тебя.

Мы сидим на кухне. Уговорила Андрея позавтракать. Пока готовила яичницу, он искал ампулы с нужным препаратом в моей коробке для лекарств.

– О, у тебя и такое есть? – удивлённо крутит в пальцах ампулу с морфином. Да ты наркодилер. Где взяла?

– Да я и не помню, если честно, да там уже наверное срок годности истёк.

– Ага, срок истёк, а действие осталось. «При впрыскивании одного шприца… почти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и блаженство». Булгаков. Дальше там, правда, про чёрных птиц, грохочущую весну… Боль, ужас и тьма.

– Да, Булгаков – морфинист ещё тот. Нам на психиатрии рассказывали. Но однако ж гений на века. Ты как считаешь, если человек гений в чём-то, простительны ли ему слабости и капризы?

– Всем простительны. Я, например, не выделяю гениев и обывателей, злых и добрых, чёрное и белое. Люди такие, какие есть. Все заслуживают прощения.

– Ты говоришь как проповедник.

– Нет, проповедовать – дело неблагодарное, просто кое-что видел и кое-что понял. Всё приходит с опытом.

Мы допили кофе.

– Спасибо, я пожалуй побегу, а то сейчас розыск начнётся.

– Хорошо. Увидимся во вторник. Пока

– Пока.

Андрей ушёл, а я вставила диск в музыкальный центр.

Старые добрые Scorpions спрашивали: Are You the One?

В душе провела три песни – достаточно, чтобы смыть с себя чужие запахи.

Вышла и голая улеглась под одеяло, думая об Андрее. Кажется, я слишком долго избегала мужчин. А тут один понравился за долгое время, да и тот женат. Нехорошо это, но он, видимо, и сам понимает, и, кажется, не из тех, кто изменяет жене. А есть ли у него вообще такие мысли? Интересно, я ему нравлюсь? Чувствует ли он ко мне влечение?

Расслабилась, погружаясь в какие-то грёзы о пальмах и море.

Я засыпала, чтобы увидеть очередной дурацкий сон.

***

– Как тёща?

– Хорошо, полечил.

– У тебя с ней хорошие отношения, раз она так может тебе позвонить?

– Обычное дело, тёща как раз таки у меня замечательная, не такая как в анекдотах.

– Никогда такого не слышала.

Мы начинаем новую смену. Люди такие что, если увидят или услышат наши разговоры наедине, то сразу поползут слухи. Как мутировавший вирус, будут распространяться по станции и, в итоге, попадут к жене Андрея, а я не хочу для него таких проблем. Поэтому во время работы мы просто начальник и подчинённый. Так установилось само собой.

Но мне кажется, мы стали с нетерпением ждать совместной прогулки до моего дома после работы, по крайней мере, я точно.

Выхожу со станции одна, не встретив Андрея, заворачиваю за угол, хочу, но не могу сдержать идиотскую улыбку.

– Ты что-то долго переодеваешься.

– Поверь, спешила как могла.

Мы идём знакомым маршрутом.

– Ну так что, вечером к Олегу?

– Пожалуй да, а тебя жена отпускает?

– Мне кажется, у тебя предрассудки по поводу жён. Такого вопроса у нас не стояло, я просто поставил её в известность.

– И она тебя совсем не ревнует?

– Не знаю, это у неё надо спросить.

– Понятно, извини за тупой вопрос.

– Вопрос хороший. Придумай побольше хороших вопросов к сегодняшнему вечеру, а то я соскучился по неудобным вопросам. Ты не ощущаешь такого, что люди постоянно боятся задеть чувства собеседника, боясь неудобных вопросов, и так и не узнают ничего важного друг о друге. Как можно говорить, что знаешь человека, если не можешь сказать, нравятся ли ему собаки, какое блюдо он может есть каждый день, от какой музыки бегут мурашки и являются ли деньги для него смыслом жизни.

– Тебе нравятся собаки?

– Собаки да, а вот собаководов терпеть не могу.

– Почему?

– В большинстве своём это люди, которые считают, что жизнь их любимого питомца важнее жизни, допустим чужого ребёнка. В какой-то стране был соцопрос: «Кого вы спасёте: свою тонущую собаку или чужого тонущего ребёнка?» Шестьдесят восемь процентов выбрали первый вариант. И меня это пугает. Собаководы, к тому же, обрекают себя на выгул своих любимцев в любую погоду три-четыре раза в день, начиная с пяти утра, а если не выгуливают – обрекают себя на постоянную уборку. Как-то так. Не понимаю я собаководов. Собака органичнее смотрится во дворе частного дома, а не в однушке на пятом этаже. Мне кажется, собаководы периодически ненавидят своих питомцев…

– А я люблю котов. Только всё не решаюсь завести.

– И я люблю котов… А жена собак. Может в этом проблема?

Я смеюсь.

– Ладно, в шесть я у тебя.

***

В тот вечер он приехал за мной на такси. Поехали к Олегу.

Гостей было немного. Я удивилась, что больше никого с работы. Мне казалось, что у Олега – такого весёлого компанейского парня – на работе много друзей, но почему-то он позвал только нас, соседскую парочку и какого-то пожилого мужчину – компания та ещё. Но разговоры за столом не смолкали, я немного выпила и чувствовала себя вполне уютно. Андрей сидел рядом. В какой-то момент поняла, что все уже изрядно набрались, а мы говорим о своём, не замечая остальных.

– Так что, ты хочешь что-то важное узнать обо мне?

– Скорее да, чем нет. Например, как вы познакомились с женой? Какие у вас сейчас отношения? Ты её любишь?

– Я познакомился с ней в первый год своей работы. Тогда ещё был очень, так скажем, наивным и открытым, старался всем угодить и понравиться. Работал один и попал на вызов к её маме. И она там была. Каким-то образом произвёл впечатление, да и она мне приглянулась. Что-то вроде любви с первого взгляда. Через несколько недель снова попал к ним, тогда узнал, что её зовут Таня. Под каким-то предлогом обменялись номерами. Созванивались, потом стали гулять вместе. Как-то всё быстро и легко сложилось. Сняли квартиру. В итоге, всё привело к свадьбе, а через год у нас родилась Катюшка.

– Так, а дальше? Любовь?

– Любовь, любовь… Сначала нужно определить, что такое любовь? Это в молодости ты бросаешься громкими словами, типа «любовь», не задумываясь, что это значит.