Читать книгу Путь домой идет через болото. Часть 3 - Алексей Янкин - Страница 2

143

Сознание вернулось вдруг. Очнулся, словно нырнул в холодную воду. Голова ужасно болит. Я лежу на земле лицом вниз. Левую щеку покалывают сухие травинки. Попытался подняться. Не могу. Только тут я понял, что мои руки крепко стянуты веревкой за спиной.

– Очухалси? – услышал спокойный голос позади себя. Потом, судя по шагам, человек стал обходить вокруг и я сразу все вспомнил.

Человек склонился надо мной и заглянул в лицо.

– Дайте пить. – прохрипел я, облизывая пересохшие губы.

Меня кто-то грубо приподнимает за плечи и усаживает. Человек с проседью в бороде опустился предо мной на корточки и внимательно принялся рассматривать. Затем без злобы, как то даже ласково спросил:

– Ты откель такой мохнатой то взялси?

Я действительно оброс сверх всякой меры. Из-за отсутствия ножниц и бритвы все последние годы я обрезал растительность на лице и голове ножом. И то лишь по мере необходимости, чтоб не лезла в глаза да не мешала в работе, не обращая внимание на текущую моду за полным отсутствием её ценителей на моем острове. Да и куртка со штанами из меха, хоть и добротно слаженные, но далекие от совершенства кроя, не придавали мне изящества.

– Хочу пить. Дайте воды. – повторил я, лихорадочно соображая что ответить. Седобородый слабо улыбнулся одними уголками тонких губ и протянул руку в сторону. Тотчас же к нему подошел довольно молодой парень и передал круглую берестяную флягу. Мой собеседник извлек деревянную затычку и, приставив горлышко к моим губам, запрокинул донышко вверх. Я стал жадно глотать теплую жидкость. Оказалось, что меня действительно мучила жажда. Тем временем остальные собрались за спиной старшего. Всего их пятеро. Вероятно, когда группа обнаружила издыхающего лося и сообразив, что по его следам скоро придут охотники, один из них спрятался за песчаным гребнем и сидел там на карауле, предупредив остальных о моем приближении. Когда я подошел к костру, он же подкрался сзади и, недолго думая, огрел чем-то по голове. Пока я пил, мои пленители обменивались мнениями.

– Я думал чо лесовик. Рогатину-то видали? Из кости! – высказал мнение тот, что нарезал ранее мясо, – Ан нет, вроде не из ихних будет. И одет чудно как-то.

Из этих слов я заключил, что они ждали появления некоего «лесовика» и это явно не сказочный персонаж, приятель «болотного» и муж «кикиморы». Скорее всего имелись в виду местные туземцы, постоянно обретавшиеся в тайге. Седобородый, убрав флягу, отрезал:

– Ну всё. Хватит. Лопнешь щё. Давай-ка, выкладай, кто ты такой есть. Откель взялси здесь. Мы-то чай знаем, что тут на много верст окрест никто не бытует. Даже лесовики сюда не заходят. Боятся, черти. – последнюю фразу он сказал с какой-то полускрытой гордостью, словно это была его личная заслуга.

Понимая, что дальше с ответом тянуть не стоит, но пытаясь выгадать еще немного времени, что бы сообразить как себя следует вести с незнакомцами, я проворчал:

– Зачем по голове то было бить? Убили бы так вообще.

– Успется ыщо. – весело сверкнув глазами, хохотнул другой. Это он, кажется, жарил мясо. Седобородый же, терпеливо, закрывая пробкой флягу, разъяснил:

– Ты, парнейка, не бойси. Убивать до смерти мы тебя не собирамся. Но и разгуливать по своей землице не дадим. Ты лучше ка сказывай о себе. А то вон Силантий, – он кивнул на человека с незнакомым мне лицом, очевидно это он и огрел меня по голове, – Силантий-то быстро разговорит тя.

Стоявший поодаль Силантий, коренастый мужичок лет сорока – сорока пяти с довольно зверской, исполосованной страшными шрамами физиономией и наискось перевязанным сложенной в несколько слоев матерчатой полоской левым глазом, явно польщенный данной ему характеристикой, осклабился. Но молодой парень заступился:

– Да не пужайте его, братцы. Чо вы человека в ужас то вгоняте. Вон он, аж бел со страху. – очевидно вид у меня действительно был не ахти какой героический. Старший отмахнулся:

– Ты, Митрий, не лезь, как не просят, покуда старшие говорят. Пошарь-ка лучше его котомочку. – и вновь обратился ко мне, – А ты, паря, не серчай сильно на нас. Но и терпение наше пытать не стоит. Сказывай давай, кто да откель.

Поняв, что дальше тянуть действительно не стоит, пока эти, столь решительно настроенные граждане не прибегли к более убедительным доводам в пользу своих требований, я начал излагать историю, версия которой уже сложилась в голове:

– Я Никита. Никита Рогов, – воспользовался я, почему то, именем своего давнего приятеля-сокурсника. Что-то поостерегло меня называть свое настоящее имя.

– Но-но, – поощрил седобородый, – Давай дальшо. Откой ты, Никитушка, оказалси то здесь. Не живешь же ты в тайге. Хоть вид у тебя и чудной, но видно, что не баба ладила твою одёжку. Да и на юродивого не похож.

– Да, действительно, я сам её пошил. Прошлой осенью еще я с двумя товарищами приехал в тайгу на охоту. Хотел сохатого добыть, да в первый же день заблудился. Друзья же меня толи не стали искать, то ли искали да не нашли. В общем, остался в тайге один.

Все внимательно смотрели на меня. Было ясно, что они еще не решили, верить ли мне или нет. Лишь молодой Дмитрий проворчал: «какиж то товаращи». Но я отметил – услышав, что я один, люди с заметным облегчением переглянулись. Уже более спокойно я продолжал свою повесть, ибо дальше она частично базировалась на действительных моих злоключениях.

– Поскользнувшись на упавшем стволе, сломал ногу, – я задрал штанину и продемонстрировал сгрудившимся вокруг меня действительно ранее поломанную голень, на которой осталось несколько характерных шишек, – Поэтому выйти из тайги не смог. Пришлось зимовать. У меня, кроме ружья да двух десятков патронов, были спички, нож, недельный запас продуктов и соли в мешке, – перечислял я отчасти то, что действительно имел с собой сейчас, – Я построил чум из корья и в нем перезимовал. Охотился с ружьем, пока не кончились патроны…

– А де ружьишко то, – вскинулся молчавший до сих пор полноватый немолодой персонаж. – Ружьишко то де?

– Когда патроны кончились, я стал редко брать его с собой. А по весне чуть было в болоте не утонул. Еле выкарабкался. Там ружье и оставил. Да и сапоги в придачу.

– Ах ты, лихоманка тя дери! – огорчился спрашивавший. Я понял, что сожалеет он не обо мне и уж тем более не о моих сапогах. Об утраченном ружье он сожалел.

– Да, жалко, – Седобородый помолчал немного, – Ну да ладно, продолжай.

– Ну так вот. Перезимовал я с грехом пополам. К счастью, когда еще были патроны, я подстрелил сохатого, да пару кабанчиков. Силки на зайцев ставил. Питался мясом до конца зимы. Из их шкур себе вот одежду пошил. Кость срослась. А затем, когда снег растаял и по тайге можно уже было пройти, я стал пробираться куда глаза глядят. Думал, рано или поздно выйду к людям.

– Ну вот и вышел. – вновь засмеялся веселый Дмитрий. Старший оборвал его смех сердитым кивком.

– А чо-ж тебя товарищи то твои не искали? Не по христиански как-то в лесу бросать свово.

– Да я, думаю, что и искали. Искали, да не нашли. Я и сам виноват. Когда заплутал, надо было остановиться и костер развести, веток туда еловых побольше. Дым бы и увидели. А так, думаю, они меня поискали, поискали да решили, что сгинул я в болоте либо еще где. Я ж сдуру так чесанул, что верст за десять, верно в сторону ушел, пока не опомнился. Спохватился, а поздно уже. Переночевал под елью. На другой день ногу и сломал. После этого дымарь, конечно, жег. Да что толку. Поздно.

– Ты мирской верно? – с презреньем бросил одноглазый Силантий. Он даже не спрашивал, а, скорее, констатировал факт, обвинял. Я, решив что «мирской», это что-то вроде «городского», утвердительно кивнул.

– То-то оно и видно! Мирски и в чистом поле друг дружку растерят. А чтоб еще и помочь один другому, так ни! – он зло сплюнул.

– Ну лады. – седобородый встал. – Таперича с нами пойдешь.

Я, сделав вид, что очень доволен этим его решением, кивнул. И осторожно спросил:

– А вы кто?

Лица у всех как то сразу заострились, взгляды стали подозрительными, цепкими. Наконец, спустя минуты две тягостного молчания, старший сказал:

– Мы люди, православны христяне. Живем в скиту и кормимся тем, что бог пошлет, – при упоминании имени божьего все присутствующие дружно перекрестились и я отметил, что крестятся они двумя пальцами. – Ты теперь тож будешь жить с нами. А там Старец решит, что с тобой делать. То ли в веру истинну обратишься, то ли… – и он неопределенно покрутил ладонью приподнятой руки.

Как то меня этот выбор насторожил. Да и жест бороды не придавал оптимизма. Не для того я ушел из одних тисков, что бы попасть в другие, быть может более цепкие и бездушные. Но виду своим сомненьям постарался не показывать. Что бы скрыть замешательство, спросил:

– Я себя назвал. Как вас мне называть?

– Мы путники. Я, Архип, – он произнес это как «Орхып», – Это мои братья Силантий да Федор, – указал пальцем по очереди на одноглазого и другого, чуть постарше, что интересовался моим ружьем. Это он ранее сидел на бревне и нанизывал мясо на палочки. В слове «Федор» Архип сделал ударение на «о», а первая гласная прозвучала не как «ё», а как «е».

– Эти, сыновья мои, Митяй да Егорша. – веселому Дмитрию едва ли больше восемнадцати. Егор постарше лет на пять, высокий и худой. На ум мне пришло слово «долговязый». Он до сих пор не проронил ни слова. Глаза его умны, но несколько потухши и печальны. Казался он погруженным в какие-то свои, далекие от происходящего, думы.

После краткого знакомства по указанию Архипа мне развязали руки, но лишь затем, что бы тут же скрутить их спереди. Силантий, подняв с земли мою шапку из беличьих хвостов и стряхнув её, нахлобучил мне на голову, предварительно с интересом покрутив в руках. Затем сунул в ладони ломоть настоящего черного хлеба и кусок варенной оленины, после чего обо мне на какое то время забыли. Пока я с удовольствием поглощал угощенье, остальные занимались своими делами. Кто увязывал вещи, кто обрезал с туши лося наиболее лакомые куски мяса и, густо обернув их нарванной тут же крапивой, упаковывал в плетенные из тончайшего луба переметные сумы. Силантий, вырезав из лосиной шкуры большое, почти квадратное полотнище, счистил ножом жир с её внутренней стороны, после чего густо усыпал пеплом и, сложив пополам шерстью наружу, свернул в рулон и так же запихал в одну из сум.

Переметные сумы были очень практичным решением, однако так и не пришедшим мне в голову. Они состояли из двух довольно вместительных, плетенных из полосок луба сумок, соединенных двумя широкими лямками. Когда Федор первым надел на себя суму, я восхитился её гениальной простоте. Один мешок располагался на спине, другой на груди, уравновешивая друг друга, руки же при этом оставались совершенно свободны. Широкие ремни лежали на плечах и очевидно хорошо распределяли вес поклажи на них. Впрочем, я вскоре имел возможность убедиться в этом. Одну из переметных сум без излишнего стеснения взвалили на меня. Моим мнением даже не сочли нужным поинтересоваться. Просто Архип жестом предложил мне встать, а Силантий и Егор без единого слова вскинули суму мне на плечи, словно поклажу на спину верблюду. Я даже присел от неожиданной тяжести. Пожалуй килограмм тридцать. Впрочем и остальные были нагружены не меньше, в том числе и сам седобородый вожак. Полученное путниками на халяву мясо сохатого и его шкура сразу увеличили количество поклажи. Но тут как раз попался и бесплатный носильщик в моем лице.

Через полчаса мы, выстроившись цепочкой, двинулись в путь. Впереди Архип, за ним Федор, Дмитрий, Егор. За Егором я. За моей спиной раздраженно что-то бубнил себе под нос Силантий. Я подумал: «весьма неприятный тип». Идти под таким грузом с непривычки очень тяжело. Всё ждал, когда же мои невольные спутники остановятся на отдых. Но они, казалось, даже не думали об этом. Солнце в зените, а мы все движемся спокойным размеренным шагом. Двигаемся на север. Вскоре я втянулся в общий ритм и даже груз как будто перестал давить на плечи с такой силой. Мы шли то вдоль реки, то удаляясь от нее. Через непродолжительное время вновь выходили к ней. Я понимал, что мы срезаем петли, образованные вихляющим руслом реки. Это говорило о том, что путь моим конвоирам хорошо знаком, хотя признаков какой либо тропы заметно не было.

Часа через два я стал выбиваться из сил. Да и у моих спутников начали проявляться признаки утомления. Тихие разговоры, которые велись поначалу, смолкли. Дыхание становилось всё тяжелее и отрывистее. Наконец, когда солнце стояло уже в самом зените, Архип скомандовал привал. Все с облегчением поснимали переметные сумы и с наслаждением растянулись на высоком берегу реки в жидкой тени нескольких отдельно стоящих сосен. Я так же, не без труда скинув груз, вытянул ноги и мгновенно отдался сну.

Меня растолкали. Я с ужасом подумал, что сейчас опять двинемся в путь. Однако это был долговязый Егор. Он сунул мне в руку флягу, а когда я напился, дал несколько кусочков холодной жареной лосятины. Уныло жуя, заметил, что и все прочие обедают без особого аппетита. Огня не разводили и ничего горячего не готовили. Обходились остатками завтрака. После трапезы все дружно задремали. Лишь Федор остался сидеть, видимо была его очередь нести караульную службу.