Читать книгу История Жиль Бласа из Сантильяны - Ален Рене Лесаж - Страница 18

Первую ночь мы провели в местечке Дуэньяс, а на вторые сутки часам к четырем пополудни прибыли в Вальядолид и пристали на постоялом дворе, который по всем признакам показался мне одним из лучших в городе. Я предоставил лошаков попечению своего лакея, а сам поднялся в горницу, приказав трактирному слуге отнести туда чемодан. Чувствуя себя несколько утомленным, я бросился на постель, не снимая полусапожек, и сам того не заметил, как заснул. Проснулся я, когда уже почти стемнело. Я кликнул Амбросио, но его на постоялом дворе не оказалось. Впрочем, он скоро явился. Я спросил его, куда он ходил; он ответил мне с благочестивым видом, что был в церкви, где благодарил всевышнего, сохранившего нас от всяких напастей на пути из Бургоса в Вальядолид. Я похвалил его за этот поступок, а затем велел заказать мне к ужину цыпленка на вертеле.

В то самое время, как я отдавал это распоряжение, в горницу вошел гостиник, держа в руке свечу. Он освещал путь даме[25], одетой с большим великолепием и показавшейся мне более красивой, чем юной. Она опиралась на руку престарелого стремянного, а маленький арапчонок нес шлейф ее платья. Я был немало изумлен, когда эта дама, отвесив мне глубокий поклон, спросила меня, не имеет ли она удовольствия видеть перед собой Жиль Бласа из Сантильяны. Не успел я ответить утвердительно, как, оставив руку стремянного, она бросилась обнимать меня с порывистой радостью, удвоившей мое изумление.

– Да будет благословенно небо за этот счастливый случай! – воскликнула она. – Вас, сеньор кавальеро, именно вас-то я и ищу.

Это вступление напомнило мне пеньфлорского паразита, и я было заподозрил, что эта сеньора просто-напросто искательница приключений; однако ее дальнейшая речь заставила меня возыметь о ней лучшее мнение.

– Я – двоюродная сестра доньи Менсии де Москера, которая вам столь многим обязана, – продолжала она. – Сегодня поутру я получила от нее письмо. Узнав, что вы направляетесь в Мадрид, она просит меня попотчевать вас как следует, если вы будете проездом в Вальядолиде. Вот уже два часа как я катаюсь по всему городу от одного постоялого двора к другому и везде навожу справки о приезжих, которые там остановились. По описанию вашего трактирщика я заключила, что именно вы – избавитель моей кузины. Но раз мне уж посчастливилось вас найти, – добавила она, – то я хочу показать вам, сколь я признательна за услуги, оказанные моей семье и, в частности, моей любезной родственнице. Прошу вас теперь же переехать ко мне: вам будет там удобнее, чем здесь.

Я попытался было отказаться, ссылаясь на беспокойство, которое, ей причиню, но не было никакой возможности воспротивиться настояниям этой сеньоры. Карета уже поджидала нас у подъезда постоялого двора. Она сама распорядилась, чтоб мой чемодан перенесли в карету, так как, по ее словам, Вальядолид кишел ворами, что, к сожалению, было более чем верно. Затем я сел в экипаж с ней и стариком-стремянным и дал себя увезти с постоялого двора, к великому неудовольствию моего хозяина, рассчитывавшего на барыши, которые должны были перепасть ему от меня в связи с приездом сеньоры, стремянного и арапчонка.

Проколесив некоторое время, карета наша остановилась. Мы сошли у довольно большого дома и поднялись в опрятный покой, освещенный двадцатью или тридцатью свечами. Там нас встретило несколько слуг, у которых сеньора осведомилась, не приехал ли дон Рафаэль, на что те ответили отрицательно. Затем, обратившись ко мне, она сказала:

– Сеньор Жиль Блас, я ожидаю брата, который сегодня вечером должен вернуться из нашего замка, находящегося в двух милях отсюда. Какой приятный сюрприз для него, когда он увидит в своем доме человека, которому наша семья столь многим обязана.

Не успела она договорить, как мы услышали шум и тут же узнали, что причиной его был приезд дона Рафаэля. Вскоре и сам он явился. Я увидел перед собой рослого и весьма пригожего молодого человека.

– Радуюсь, братец, вашему возвращению, – сказала ему сеньора, – вы поможете мне радушно принять сеньора Жиль Бласа из Сантильяны. Мы не в состоянии достаточно отблагодарить его за все то, что он сделал для кузины нашей, доньи Менсии. Вот вам ее письмо, – добавила сеньора, – прочтите, что она пишет.

Дон Рафаэль развернул послание и прочел вслух: «Любезная Камила, сеньор Жиль Блас из Сантильяны, который спас мне честь и жизнь, только что отъехал отсюда ко двору. Он, без сомнения, будет держать путь через Вальядолид. Заклинаю вас узами крови и дружбой, что нас соединяет, попотчевать его и удержать у себя несколько времени. Льщу себя надеждой, что вы не преминете оказать мне это удовольствие и что мой избавитель будет всячески обласкан как вами, так и кузеном моим, доном Рафаэлем. Остаюсь всегда ваша, готовая к услугам кузина донья Менсия. Бургос».

– Как? – прочитав письмо, воскликнул дон Рафаэль, – вы и есть тот самый кавальеро, которому наша родственница обязана спасением чести и жизни? Благодарю небо за эту счастливую встречу!

С этими словами он подошел ко мне, крепко обнял меня и затем продолжал:

– Сколь я рад видеть здесь сеньора Жиль Бласа из Сантильяны. Напрасно кузина наша, маркиза, трудилась писать, чтоб мы оказали вам гостеприимство: ей следовало только сообщить, что вы поедете через Вальядолид; этого было бы достаточно. Я и сестра моя Камила отлично знаем, как надо принять человека, оказавшего величайшую в мире услугу члену нашей семьи, к коему мы питаем особенную привязанность.

Я отвечал, сколь мог учтивее, на эти речи, за которыми, вперемежку с объятиями, последовали многие другие в том же духе, после чего, заметив, что я все еще в полусапожках, Дон Рафаэль приказал своим слугам снять их с меня.

Затем мы перешли в покой, где было приготовлено угощение. Кавалер, дама и я уселись за стол. Во время ужина они наговорили мне кучу всяких любезностей. Не успевал я проронить слово, как брат и сестра провозглашали его перлом остроумия. Стоило взглянуть, с какой заботливостью они предлагали мне всякие кушанья. Дон Рафаэль часто пил за здоровье доньи Менсии. Я следовал его примеру и порой как будто замечал, что Камила, которая пила с нами, кидает на меня многозначительные взгляды. Мне даже показалось, что она выискивала для этого подходящие моменты, как бы опасаясь, чтоб брат не заметил ее уловок. Этого было достаточно; я сейчас же решил, что ранил сердце Камилы, и возмечтал использовать это открытие, если только пробуду некоторое время в Вальядолиде. Сия надежда была причиной того, что я без возражений сдался на просьбу своих хозяев погостить у них несколько дней. Они поблагодарили меня за любезность, и радость, которую при этом выказала Камила, пуще укрепила меня во мнении, что я ей весьма приглянулся.

Дон Рафаэль, удостоверившись в моем намерении пробыть у них несколько дней, предложил мне посетить его замок. Он расписал свои владения в самых великолепных красках и перечислил те развлечения, которые собирался мне там предоставить.

– Мы будем забавляться то охотой, то рыбной ловлей, – сказал он, – а если вы любите прогулки, то у нас есть упоительные леса и сады. Кроме того, там соберется приятное общество, и я надеюсь, что вы не соскучитесь.

Я принял предложение, и мы условились на следующий же день отправиться в этот прекрасный замок. Остановившись на сем приятном решении, мы встали из-за стола. Дон Рафаэль, казалось, был в полном восторге.

– Сеньор Жиль Блас, – сказал он, обнимая меня, – оставляю вас на минуту с сестрой. Пойду отдать необходимые распоряжения и прикажу оповестить тех, кого хотел пригласить в замок.

С этими словами он покинул горницу, а я продолжал беседу с его сестрой, причем речи этой сеньоры вполне согласовались с сладкими взглядами, которые она бросала на меня за ужином. Она взяла меня за руку и сказала, глядя на мой перстень:

– Ваш алмаз довольно хорош, но только очень мал. Знаете ли вы толк в камнях?

Я ответил отрицательно.

– Жаль, – заметила она, – а то вы могли бы мне оценить вот этот.

С этими словами она показала мне крупный рубин, который носила на пальце, и, пока я его рассматривал, продолжала:

– Этот камень подарил мне мой дядя, который был губернатором в испанских поселениях на Филиппинских островах. Вальядолидские ювелиры ценят его в триста пистолей.

– Охотно сему поверю, – возразил я, – по-моему, он великолепен.

– Если он вам нравится, – сказала она, – то я с вами поменяюсь.

Она тотчас же сняла с меня перстень, а свой надела на мой мизинец. После этой мены, которую я принял за галантный прием делать подарки, Камила пожала мою руку и поглядела на меня с большой нежностью, а затем, внезапно прервав разговор, пожелала мне покойной ночи и удалилась, весьма сконфуженная, точно устыдившись того, что слишком явно выдала мне свои чувства.

Хотя я был новичком в любовных делах, однако же оценил по достоинству, сколь лестно было для меня это поспешное бегство, и заключил, что недурно проведу время в замке. Завороженный этой обольстительной перспективой и блестящим положением своих дел, я заперся в отведенном мне покое, приказав перед тем слуге Амбросио разбудить меня рано поутру. Вместо того чтоб уснуть, я погрузился в приятные размышления, которые навевали мне чемодан, стоявший на столе, а также рубиновый перстень.

«Слава богу, – думал я, – если мне раньше и не везло, то зато теперь все уладилось. Тысяча дукатов, с одной стороны, перстень в триста пистолей – с другой: вот я и обеспечен надолго. Вижу, что Махуэло мне не льстил: я вскружу сердца всех мадридских красавиц, раз мне удалось так быстро пленить Камилу». Благосклонность этой щедрой сеньоры рисовалась мне во всем своем очаровании; вместе с тем я предвкушал и развлечения, которые дон Рафаэль готовил для меня в замке. Несмотря, однако, на эти радостные грезы, сон наслал на меня свой дурман. Почувствовав дремоту, я разделся и лег в постель.

Проснувшись на следующее утро, я заметил, что уже не рано. Меня удивило, что я не вижу своего лакея, несмотря на приказ, который я дал ему накануне. «Амбросио, мой преданный Амбросио, наверно, в церкви, если он сегодня не вздумал отпраздновать святого лентяя», – сказал я сам себе. Однако мне вскоре пришлось отказаться от этого лестного для него мнения и заменить его значительно худшим, ибо, встав с постели и не видя своего чемодана, я заподозрил, что Амбросио украл его ночью. Чтоб рассеять сомнения, я открыл дверь и несколько раз кликнул этого лицемера. На мой зов явился старец, который спросил меня:

– Что вам угодно, сеньор? Все ваши люди покинули мой дом еще до рассвета.

– Как, ваш дом? – воскликнул я. – Разве я здесь не у дона Рафаэля?

– Не знаю, кто будет этот кавалер, – ответил он мне. – Вы здесь в меблированных комнатах, а я их хозяин. Вчера вечером за час до вашего прибытия приехала сюда сеньора, что с вами ужинала, и наняла эти покои для знатного вельможи, который, как она сказывала, путешествует инкогнито. Она даже уплатила мне вперед.

Тут меня осенило. Я понял, что за птицы были дон Рафаэль и его сестрица и как мой лакей, знавший обо мне всю подноготную, предал меня этим плутам. Вместо того чтоб винить самого себя в сем прискорбном происшествии и сознаться, что этого никогда бы со мной не случилось, не проболтайся я без всякой нужды трактирщику Махуэло, я обрушился на ни в чем не повинную Фортуну и стократно проклял свою звезду. Хозяин меблированных комнат, которому я поведал свое несчастье и который, быть может, знал о нем не меньше меня самого, проникся ко мне сочувствием. Он выразил мне свое сожаление и очень негодовал на то, что все это произошло в его доме. Полагаю, однако, несмотря на все его уверения, что он принимал в этом мошенничестве не меньшее участие, чем мой бургосский трактирщик, которому я всегда приписывал честь всей комбинации.