Читать книгу Мы – Виражи! - Алена Кашура - Страница 8

Кафе на площади ещё не успели открыться, а Малинка и Ломик уже пришли к цирковым фургончикам. Город больше не манил их. Теперь самое интересное было здесь. К тому же Малинка верила: порция обещанного чуда найдётся в цирке и для неё.

Площадь была пустой и тихой. Только море шумело, обдавая белый парапет солёными брызгами, да свежий бриз свободно гулял по брусчатке.

Близнецы заметили, что фургоны переместили подальше от помоста, на край площади. Они стояли запертые, с задёрнутыми шторами на окнах. На ступеньках одного сидел мальчик – вчерашний клоун. Теперь он переоделся в футболку и шорты. Подперев рукой голову, мальчик смотрел на море и о чём-то думал.

Малинка прокралась поближе, утягивая за собой брата. И вскрикнула от удивления: у клоуна было лицо взрослого!

Циркач услышал её голос и обернулся.

– А! Наш юный метатель ножей, – сказал клоун звонким голосом. – Подружку привёл?

«Это моя сестра», – хотел ответить Ломик, но не сообразил, как заменить слово с буквой «р». Малинка его опередила.

– Мы близнецы, – ответила она. – Я Малинка, он – Ломик. А ты? Ты – лилипут, да?

– Карлик, – мягко поправил клоун. – Можете называть меня Усиком.

Близнецы подошли ближе. Никогда прежде им не доводилось видеть карликов. Разве что по телевизору, в фильмах. Зато теперь они могли хорошенько рассмотреть Усика. У него были коротенькие ручонки и ножки, а лицо взрослое, с морщинками на лбу и тёмными кругами, залёгшими под глазами. Казалось, это лицо менялось и старилось отдельно от тела.

– У тебя родители тоже карлики? А бабушка с дедушкой? А девочки-карлики существуют? Ты встречал их когда-нибудь? – Малинка завалила Усика вопросами.

– Я вырос в интернате и не знаю своих родных. Девочек-карликов не встречал, но они существуют – это точно, – ответил Усик.

Малинка покраснела. Карлик – несчастный сирота, а она расспрашивает о родителях. Но Усик не огорчился. Он рассмеялся и легонько дёрнул Малинку за прядку волос, совсем как мальчишка. Наверное, из-за небольшого роста и душа Усика была детской.

– Ты ещё вырастешь? – спросила Малинка.

– Зачем? – удивился карлик.

– Чтобы найти себе работу, – пояснила Малинка.

– Моя работа – смешить людей, – сказал Усик. – И мой рост мне помогает. Ведь больше всего на свете я люблю веселить детей. Они всегда смеются по-настоящему, потому что не умеют притворяться.

Усик скорчил забавную рожицу, передразнив задумчивое выражение лица Малинки, и она рассмеялась. Ломик тоже улыбнулся.

– Можно нам здесь побыть? – спросила Малинка.

Клоун не успел ответить. Дверь фургона, стоявшего напротив, открылась, и на пороге появился дядюшка Жако: в тёмно-синем льняном костюме, с прилизанными волосами – хоть сейчас на сцену.

– О! Наша маленькая звезда, – тонкие губы растянулись в улыбке. – И… сестра, как я понимаю? Решили навестить? Вот молодцы! Можете у нас погостить. Ходите где пожелаете, но не мешайте на репетициях. Усик вам всё покажет. А мне нужно отлучиться по делам.

Он соскочил со ступенек и неторопливо зашагал между фургонами. Усик проводил его взглядом. Потом лукаво улыбнулся и поманил близнецов за собой.

Карлик познакомил их с дрессировщиком Пьером и собачками. На самом деле его звали Петром Петровичем, но он переделал своё имя на французский манер и на другое не отзывался. Показал фургон силача Геркулеса, увешанный изнутри плакатами атлетов с накачанными мускулами. Потом напоил чаем в фургончике, где жил с гимнастом по прозвищу Флик-Фляк.

Всё испортил метатель ножей, моржовоусый Валентин, которого артисты звали Тинычем. Войдя без стука, он грубо бросил карлику мешок с реквизитом и сказал:

– Эй, коротышка, хватит языком трепать, пора репетировать.

Усик сжался и стал ещё меньше ростом.

– Не надо его обзывать! – Малинка заслонила карлика собой, как заслоняла Ломика от обидчиков в школе.

Ломик встал рядом с сестрой. Внутри у него натянулись невидимые струны. Тиныч был огромным и сильным. Он мог поднять Малинку одним мизинцем. А рядом с Усиком метатель ножей казался особенно мощным.

– Нашёл себе приятелей, недомерок, – моржовые усы Тиныча шевельнулись, как мохнатые откормленные гусеницы.

– Никаких недомерков здесь нет! – Малинка начала закипать.

Ломик дёрнул её за руку – не стоило спорить с великаном. Впрочем, Тиныч не обратил на близнецов внимания. Развернулся и ушёл. И Усик посеменил за ним на коротеньких ножках.

– Грубиян. – Малинка показала язык спине Тиныча.

Она решила обходить стороной усатого циркача и потребовала того же от Ломика. Близнец промолчал. Как обойти стороной человека, у которого есть прекрасные метательные ножи?

* * *

С того дня близнецы приходили в дом на колёсах только ночевать. Остальное время они проводили в цирке. И вскоре глазастая Малинка заметила, что артисты не слишком старались на выступлениях. Да и на репетициях тоже.

Силач вместо настоящей гантели пользовался искусно замаскированным куском пенопласта. Гимнаст повторял одни и те же движения, не выдумывая ничего нового, и, кажется, сам устал от своего номера. А главным помощником дрессировщика был голод – он не кормил собачек, и те выполняли его команды, просто чтобы хоть немного поесть. Да ещё этот грубиян Тиныч, который досаждал Усику. И странный хозяин цирка, фокусник Жако… От его неподвижного взгляда у Малинки по спине бегали мурашки.

– Больше мы туда не пойдём, – решила она как-то вечером, когда близнецы возвращались в домик на колёсах после очередного выступления циркачей.

Но Ломик впервые в жизни с ней не согласился.

– Нет, пойдём, – возразил он, старательно подбирая слова без буквы «р». – Усика жалко.

– Жалко, – согласилась Малинка.

Ломик покраснел до корней волос и порадовался, что сестра не видит этого в темноте. Ему и впрямь было жаль беззащитного Усика, который не смел и слова сказать Тинычу. К карлику Ломик привязался всем сердцем. Но ещё больше ему нравилось метать ножи.

Когда Тиныч ставил мишень, ладони у Ломика загорались от нетерпения. Он чувствовал, что погибнет, если не метнёт нож. Тиныч не давал ему погибать. Он отходил в сторону, уступая Ломику свои «инструменты». И Ломик посылал ножи в цель.

С каждым днём его мастерство росло. Он выстраивал ножи дугой и по диагонали, метал их из-под мышки и через плечо… Мог делать это часами, забыв про еду, отдых и даже про Малинку, которая стояла рядом, раздуваясь от гордости за брата.

Дядюшка Жако не пропускал его тренировок: стоял чуть поодаль, скрестив на груди руки или задумчиво потирая серёжку. А по вечерам, во время представлений, он вызывал Ломика на сцену. И тот, уже не стесняясь, раскланивался перед зрителями и показывал, чему научился. Ломик радовался, что ему разрешают метать ножи, что платят за это деньги, которые они с Малинкой неизменно прячут под капотом «Форда». И ещё нравилось, что с каждым представлением зрителей на площади становится всё больше. Ему казалось, это растёт слава цирка дядюшки Жако. Ломик не догадывался, что люди приезжают посмотреть на него самого.

Зато догадалась Малинка, но это не принесло ей радости. Она стала хуже спать, потеряла аппетит. И однажды, когда Ломик стоял на сцене, в голове у неё пронеслось: «Хоть бы промазал!»

От этой мысли Малинке сделалось так больно, точно один из ножей брата угодил ей в сердце. Малинка постаралась вырвать злую мысль с корнем. Но она возвращалась снова и снова, как назойливая муха. «Хоть бы промазал!» – вспыхивало в голове у Малинки, и она холодела от ужаса, потому что ещё никогда не желала зла тому, с кем росла в одном животе у мамы.