Читать книгу Мы – Виражи! - Алена Кашура - Страница 9

На восьмой день, когда близнецы снова пришли к циркачам, они увидели, что артисты собирают вещи.

– Уезжаете? – спросила Малинка у карлика.

Ей было жаль с ним расставаться. Кто станет защищать маленького человека от грубияна с моржовыми усами? И всё-таки на душе у Малинки чуточку просветлело: уедут циркачи, значит, не будет представлений, и Ломик снова станет послушным братцем, который всё за ней повторяет.

– Жако говорит, пора в другой город, – ответил карлик, отводя покрасневшие глаза.

Усик выглядел жутко несчастным – ему и самому не хотелось расставаться с близнецами. Особенно с Малинкой. Она так трепетно оберегала его от Тиныча! С таким вниманием слушала его истории! А ещё подарила ему маленький разноцветный браслет, сплетённый из ниток. Никто и никогда не делал карлику подарков! Усик надел браслет и не снимал даже во время представлений.

– Мы будем писать тебе, Усик! – пообещала Малинка.

– Куда? – грустно усмехнулся клоун.

У него не было адреса. Даже электронного.

У Малинки слёзы на глаза навернулись. Неужели она больше не увидит Усика?

– Оставайся с нами! – горячо предложила Малинка. – Мы всё объясним бабуш…

– Куда это ты зовёшь моего клоуна? Как там тебя… Рябинка? – из-за фургона появился дядюшка Жако.

Он мазнул по Малинке равнодушным взглядом и широко улыбнулся Ломику. Малинка вскипела. Ну и наглость! Её имени никто, кроме Усика, не запомнил. Зато брата знал каждый артист! А фокусник продолжал:

– Лучше мы возьмём с собой твоего близнеца. Хочешь, Роман, поехать с нами? – дядюшка Жако участливо склонился к Ломику. – Только представь: будем путешествовать из города в город! Ты станешь знаменитым – с твоим-то талантом. Заработаешь много денег и поможешь семье.

Фокусник, конечно, знал о Виражах всё – языкастая Малинка в первый же день разболтала.

– Ломик не поедет, – встряла она.

Дядюшка Жако досадливо отмахнулся от неё, словно от мухи. Его немигающий взгляд вперился в Ломика.

Ломик побледнел, покраснел, снова побледнел. Воображение нарисовало ему толпу поклонников и новый коттедж – вдвое больше прежнего. Потом Ломик помотал головой, вытряхивая эти мысли.

– Нет, – прошептал он.

Ему не хотелось оставлять Малинку, родителей и бабушку Розу. Как-нибудь без толпы поклонников обойдётся. Только бы раздобыть ножи для метания. Ломик чувствовал, что не сможет без них жить.

– Твоё дело, – дядюшка Жако пожал плечами. – Тогда метни ножи напоследок. Тиныч наточил их для тебя. Девочка, не мешай. Что ты вечно крутишься под ногами?

Он сказал это так, словно Малинка забрела сюда с улицы, словно не было её в цирке все эти дни, словно не похожи они с Ломиком, как две капельки. Чаша, где копилось Малинкино раздражение, опрокинулась. Она выхватила у дядюшки Жако ножи, которые тот протягивал её брату, и громко заявила:

– А я тоже могу!

В самом деле, почему нет? Если получалось у Ломика, получится и у неё. В конце концов, они близнецы! У них мысли одни на двоих, значит, и способности тоже!

– Отдай, – тихо сказал Ломик.

Поджав губы, он стоял перед Малинкой прямой, как свечечка.

– Не отдам! – Малинка выпятила подбородок.

Усик хотел вмешаться, но дядюшка Жако его остановил. Он жадно следил за близнецами – какой шаг будет следующим?

– Отдай! – голос Ломика зазвенел. – Отдай!

Когда он брал ножи в руки, он словно становился сильней и выше. Чувствовал себя счастливым! А Малинка хотела присвоить всё это… Ломик прыгнул на сестру, пытаясь отнять ножи. Малинка вскрикнула и уронила их на землю. Все семь со звоном упали на брусчатку, но Ломик уже не смотрел на ножи. Он видел только ладонь Малинки, на которой проступила алая кровь. Сначала по капле, потом всё быстрей и быстрей она полилась на стоптанные сандалии сестры. Тиныч хорошо наточил лезвия.

– Это всё из-за тебя! Из-за тебя, дубина! – закричала Малинка. – Ты меня чуть не зарезал!

Она прижала к груди раненую ладонь, и по белой футболке стало расползаться алое пятно, словно Ломик пронзил Малинке сердце.

– Ненавижу тебя! – Она развернулась и побежала к морю.

Усик снова попытался помочь – остановить Малинку, помирить с Ломиком. Но Тиныч грубо схватил его поперёк туловища, затолкал в фургон и запер.

Дядюшка Жако покачал головой и обнял Ломика за плечи.

– Плохи твои дела, парень, – с сочувствием сказал он.

Помертвевший от ужаса, Ломик смотрел Малинке вслед – на её растрёпанные волосы и острые лопатки. Ему стало страшно оттого, что он едва не зарезал сестру-близнеца. Как же так получилось? Ведь Ломик в жизни пальцем её не тронул! Они всегда были двумя половинками единого целого. Они росли у мамы в животе бок о бок и появились на свет с разницей в двадцать минут. Малинка, конечно, и здесь была первой. А теперь как смотреть сестре в глаза? Как просить прощения? Да и простит ли она?

– Ты не можешь вернуться домой. После такого не возвращаются, – водянистые глаза дядюшки Жако заглянули Ломику прямо в душу. – Тебе лучше поехать с нами.

Ломик понял, что циркач прав. У него больше нет близнеца. Он сам разрезал ниточку, которая их связывала, острым ножом. Эта неподъёмная мысль обрушилась на Ломика и погребла под собой.

– Едем, – дядюшка Жако подтолкнул его к своему фургону и скомандовал: – До конца сборов пять минут! Хватайте вещи – и в путь!

– Эй, – Тиныч взял фокусника за рукав. – Зачем нам мальчишка? Разве не я метатель клинков?

– Ты, – кивнул дядюшка Жако. – Но ты же видел, как метает он? Думаешь, сам научился? Вот уж нет! Здесь не обошлось без нашего приятеля, точно тебе говорю. Мы должны оставить мальчишку у нас. Ему нельзя возвращаться домой. По крайней мере, в ближайший год. Иначе…

У Тиныча на лбу выступила испарина.

– Нам никогда не достанется всё, о чём он говорил? Верно? – Тиныч жадно облизнул губы. Дядюшка Жако кивнул, и Тиныч сильнее сжал его рукав: – Тогда держи мальчишку покрепче.

– Без тебя знаю! – фокусник выдернул рукав из крепких пальцев метателя. – Всё, хватит болтать. Едем.

Ломик не слышал этого разговора. Скинув сандалии, он забрался на кровать дядюшки Жако и лежал, потеряв счёт времени. Кровать пропахла табаком, но Ломик этого не заметил. Он спрятал голову под одеяло, не желая ничего слышать и видеть. Но даже когда он крепко зажмуривался, пятно крови на груди Малинки никуда не девалось. Оно так и стояло у Ломика перед глазами – алое, как центр мишени, в которую вонзались ножи.