Читать книгу Хюльдра - Алена Половнева - Страница 2

На вершине холма овеваемый со всех сторон ветрами стоял старый дом. Из темно-серого камня, элегантных пропорций, с высокими окнами и мраморным крыльцом, одинокий и заброшенный.

Его северную стену покрывал густой слой мха, в котором, как будто в отдельной Вселенной, кипела невидимая людскому глазу жизнь. Южный фасад был размыт дождями: ливни здесь хлестали только с юга. На рассвете солнце светило в восточные окна, согревая рассохшиеся старые рамы, а на закате заливало большую залу, что занимала все западное крыло. Если кто-нибудь заглянул бы в эту когда-то роскошную комнату, то увидел бы великолепный наборной паркет, в котором теперь не доставало дощечек, пыльную хрустальную люстру и неплохо сохранившийся полированный обеденный стол. В глубине комнаты виднелся изящно сложенный камин и дверь, одна створка которой всегда была распахнута.

Казалось, что до загадочного дома рукой подать, но если какой-нибудь сорвиголова решался подойти поближе, то он мог шагать несколько дней и не преодолеть и половины пути. От подножья холма к вершине вели тысячи тропинок, но ни одна из них не поднималась выше середины. Поговаривали, что дом заколдован.

Деревенские жители наперебой убеждали друг друга, что старый особняк необитаем, хотя каждый из них хоть раз видел отблески растопленного очага на стенах западной залы. Лишь однажды старый пастух, гонявший овец у подножья холма, хватив в пабе лишку, уверял всех, кто хотел его слушать, что видел в окне женскую фигуру, кутавшуюся в шаль.

– Говорю вам, стоит такая, вся в белом, и смотрит прямо на меня, – скрипел он, хватаясь то за сердце, то за стакан.

– А я пацаненка видела, – заявила вдруг старая торговка, – прошлой зимой. Он в снежки играл аккурат перед входом.

Однако остальные выпивохи немедленно подняли на смех баламутов, отбив у тех всякую охоту к досужим разговорам.

Этим вечером, промозглым и холодным, в доме, как всегда, будто бы сам собой зажегся камин и в распахнутую дверь вошла почтенная дама. Ее волосы были подсинены и уложены на старомодный манер. Она действительно зябко куталась в белую шаль изысканного вязания. Подол ее нежно-розового шелкового платья мягко скользил по рассохшемуся паркету, то и дело обнажая носки атласных туфелек в тон. Она неспешно подошла к камину, взяла в руки кочергу и аккуратно пошевелила горящие поленца. Осанка дамы и ее отточенные движения выдавали если уж не благородное происхождение, то долгие годы блестящей светской жизни. За ней, весело потряхивая персиковым пузцом, вбежал маленький лохматый шпиц. Пес был безупречно ухожен и щеголял жемчужным ожерелком на коротенькой шее.

Дама заняла кресло у камина, сложила руки на коленях и обратила свой взор к огню. Как сотни вечеров до этого, она сидела, держа спину прямо, и будто чего-то ждала.

В дверь за ее спиной просочился крохотный белокурый мальчик. На вид ему было лет пять, а старомодный сюртучок и короткие штанишки делали его похожим на мальчишку-посыльного из старого фильма про Шерлока Холмса. У него был прямой нос, яркие, четко очерченные губы и синие глаза. Шпиц радостно кинулся к мальчишке и был награжден почесыванием между ушами.

Как и сотню вечеров до, мальчишке было скучно. Он бродил по некогда роскошной зале, пытаясь придумать, чем себя занять. Он перебирал паркетные дощечки, дразнил шпица, отчего тот заливался тоненьким противным лаем, и качался на всех обеденных стульях по очереди. Утомившись своим бездельем, он подошел к камину, уселся на меховой коврик и протянул озябшие руки к огню. Пес пристроился рядом.

Третьим гостем, вошедшим в залу, стал молодой мужчина. Он был широк в плечах и одет в потертую кожанку. Его манеры были рязвязны: он шел, широко ставя ноги и раскачиваясь, как матрос на палубе. Не глядя ни на кого, он направился прямиком к столику в углу, на котором стоял большой штоф, наполненный янтарного цвета жидкостью, и грубый тяжеловесный стакан. Рядом располагался серебряный поднос. На нем – горка белого порошка, часть которого была разделена чьей-то заботливой рукой на две «дорожки». Как и сотни вечеров до, мужчина наклонился к подносу и при помощи коктейльной трубочки, лежащей тут же, шумно втянул в себя порошок. На его бритом черепе, на затылке, можно было разглядеть плохо заживающую ссадину. Она немного кровоточила, но, казалось, не причиняла мужчине никаких неудобств. Совершив свои привычные вечерние ритуалы, он плеснул виски в стакан и, пройдя несколько шагов, плюхнулся в кресло напротив дамы, положив ногу на ногу и громко вздохнув. Его лицо могло бы показаться симпатичным, если бы его не портили черные мертвые глаза, которыми он принялся буравить свою визави.

– Джентльмен при встрече с дамой говорит «здравствуйте», – произнесла женщина в шали. Модуляции ее голоса выдавали в ней бывшую актрису, человека, который даже в преклонном возрасте не сдает своих позиций.

– Здравствуйте, – четко выговорил Черноглазый и издевательски хмыкнул. Он достал из кармана смятую пачку, выбил из нее сигарету и чиркнул зажигалкой. Стакан с виски он поставил у своих ног, рядом с хрустальной пепельницей.

Старая Актриса снисходительно кивнула.

– Я думаю, нам не стоит молчать весь вечер, – произнесла она.

– Я думаю, нам стоит заткнуться навсегда, – ответил Черноглазый, не меняя интонации.

Мальчишка оставил свою возню с собакой и взглянул на него снизу вверх, робко и выжидательно. Черноглазый смягчился.

– Но почему рассказываю всегда я? – проворчал он, обращаясь к Старой Актрисе.

– Вы всегда переиначиваете свою историю. Каждый раз она у вас как новая, – благосклонно улыбнулась та. – Мы так не можем.

Она даже льстила безупречно и деликатно, смягчая свое контральто и добавляя к словам обезоруживающую улыбку. Легкость, с которой она вела разговор, была такой же привычной, как и раздражение, в котором купал всю комнату Черноглазый.

Ветер, то и дело протискивающийся в оконные щели, вдруг выдал особенно пронзительную руладу. Его вой был похож на отчаяние волчонка, отбившегося от стаи и потерявшегося в чаще. Именно эти тоскливые ноты заставили Черноглазого поежиться и настроиться на нужный лад.

– Ну что ж, – сказал он, растерев сигарету в пепельнице, – тогда я расскажу вам одну легенду. Назовем ее, скажем… «Рожденная свободной»!

Старая Актриса улыбнулась, поощряя его, и уютнее устроилась в кресле, натянув шаль до подбородка. Мальчишка, до сих пор молчавший, весело хихикнул. Он любил слушать истории, особенно те, что были похожи на сказки.

– Северные народы передавали эту легенду из поколения в поколение, – начал Черноглазый вкрадчиво. – Предание рассказывало о женщинах, столь светлых и обликом, и нутром, что все живое преклоняло перед ними колени. Им доверяли люди и звери, они способны были оживлять мертвое и исцелять больное. Они не были колдуньями, ведьмами или знахарками, лишь любимыми дочерями самой природы, едиными с ней духом и телом. Они жили просто так, не извлекая выгоды из своих умений и не задумываясь о вечном.

В легенде их называли непривычным нашему уху словом.

Хюльдры.

Несмотря на доброту, нежность и легкость, что окружали их плотным маревом, кое-кому хюльдры виделись сосредоточением тьмы и порока. Так получалось оттого, что девы этого племени были искусны в любви. Они туманили мужчинам разум, околдовывали, очаровывали, заманивали, танцевали свои смелые танцы и пели свои пронзительные песни. Увидев хюльдру, путники сбивались с дороги, пастухи теряли свои стада, верные мужья оставляли своих жен ради прекрасной пастушки с коровьим хвостом, что жила высоко в горах. Но уж если ей самой случалось полюбить, то любила она искренне и преданно.

– А как они выглядели? – поинтересовался Мальчишка тоненьким голоском.

Черноглазый хищно улыбнулся и приложил палец к губам.

– Хюльдры – дочери северного леса, – продолжил он, отхлебнув виски и закурив следующую сигарету. – Легенда воспевает их волосы, что светлы и легки, словно паутина, сотканная августовским пауком. Их глаза, что зелены, словно мох на деревьях, чьи стволы почти не видели света, но знали много влаги. Их кожу, что бела и нетронута солнцем, и их движения, что плавны и грациозны, словно их телами танцевала сама природа. И, наконец, их улыбки, теплые и озорные, от которых захватывало дух.

Черноглазый на секунду зажмурился, будто внутри него провернули раскаленный прут. Открыв глаза, он опрокинул в себя остатки выпивки и, подавшись вперед, спрятал лицо в ладонях.

Сгорающий от нетерпения Мальчишка взглянул на Старую Актрису вопросительно: ему хотелось поскорее услышать продолжение. Та почти незаметно покачала головой. Мальчишка понял, что торопить рассказчика не стоит.

Тем более, что торопиться им совершенно некуда.

***

Алиса вздрогнула и открыла глаза. Стюардесса трясла ее за плечо и по-английски просила выключить лэптоп.

Она задремала над текстом для своей еженедельной колонки в женском журнале. Текст получился до невозможности глупым. В нем Алиса сравнивала стиль жизни потенциальной читательницы с чашками и пыталась подвести ту к выводу, что вкушать утренний кофий нужно не из щербатой лоханки из плохо обожженной глины, а из тонкого фарфора своей прабабки или хотя бы из толстостенной кружки с памятной надписью «Гарвард Ло Скул, выпуск 2005 года». Ее сонный взгляд упал на последнюю строчку: «Все ныне существующее может быть представлено в виде блюдца».

– Чушь несусветная, – пробормотала Алиса и решительно стерла все написанное.

– Выключите, пожалуйста, компьютер, – снова, уже по-русски, попросила терпеливая стюардесса, – мы заходим на посадку.

– Да, конечно, простите, – сказала Алиса и, улыбнувшись, захлопнула крышку.

Она заправила за ухо выбившуюся из косы светлую прядь и взглянула в иллюминатор. Самолет – «Аэробус А320», совершающий рейс «Город Б – Осло» – вынырнул из свинцовых облаков, и теперь пассажиры могли видеть землю, разделенную на аккуратные участки и утыканную свертками со скошенной травой. Аэробус пошел на снижение.

«Наш самолет произвел посадку в аэропорту Гардермуэн. Температура за бортом шестнадцать градусов выше нуля. Просьба оставаться на местах до полной остановки двигателей. Наш полет окончен. Желаем вам всего доброго», – произнес капитан.

Этим летом Россия горела. Из-за аномальной жары в сорок пять градусов вокруг столицы вспыхнули торфяники, и страну вместе с ее аэропортами и телеграфами окутал плотный смог. Но Алиса твердо верила, что ее самолет сможет продраться сквозь этот удушливый туман и достигнуть «земли обетованной», которой этим летом стала для нее Норвегия: здесь шли дожди и воздух был чист и свеж.

Кроме жажды кислорода Алису влекло сюда еще одно важное дело. Она во что бы то ни стало хотела помирить свое благородное семейство, которое раскололось надвое, когда старший брат Василий Заваркин оставил любимую женщину, родившую ему ребенка, и надолго укрылся в норвежских лесах.

Алиса знала все обстоятельства драмы и изо всех сил старалась его не осуждать. Временами ей это удавалось, и даже приходила уверенность, что, будь она на его месте, то поступила бы точно так же.

Но иногда она его просто ненавидела. До красной пелены в глазах.

Это гадкое чувство чаще всего накрывало Алису после возни с племянником. Крохотный белобрысый паренек, смышленый не по годам, будил в ней такую нежность, что она невольно задавалась вопросом: как можно было оставить такую милую кроху?

И каждый раз Алиса одергивала себя, вспоминая, что ее брат никогда не видел сына даже на фотографии. Она тут же успокаивалась и принималась исправлять эту оплошность.

Алиса фотографировала подрастающего Васю-младшего и методично и аккуратно подклеивала снимки в альбом, снабжая их памятными надписями. Вот мальчик водит фломастером по бумаге с самым серьезным видом. Вот ест творог и смеется, испачкав щекастую физиономию до самых бровей. Вот делает первые шаги: на его мордашке восторг оттого, что он впервые сам шлепает своими маленькими ступнями по земле. Он не видит, что сзади стоит мать, готовая подхватить его, как только понадобится. Стройные бедра Анфисы Заваркиной, обтянутые джинсами, тоже попали в кадр и смотрелись очень соблазнительно.

Алиса так рьяно взялась за составление альбома, пополняя его снимками каждую неделю, что за пять лет Васиной жизни он распух в двухсотстраничный том и еле поместился в чемодан, собранный для путешествия в Норвегию.

Пограничник неожиданно тепло улыбнулся Алисе и поставил штамп о пересечении границы.

– Добро пожаловать в Норвегию, – сказал он по-английски.

– Спасибо, – отозвалась Алиса и направилась к стеклянным дверям, которые уже пропустили на норвежскую землю счастливцев с европейскими паспортами.

– Нас как скотину держат, – раздраженно произнес кто-то сзади по-русски.

Алиса с любопытством оглянулась и увидела своего соседа по самолетному креслу. Скривив лицо в оскорбленной гримасе, он едва сдерживался, чтобы не сплюнуть на чистый сверкающий пол Гардермуэна. Рядом с ним стоял высокий симпатичный парень с непослушными каштановыми волосами. Он откинул с лица длинную челку и с иронией взглянул сначала на блюстителя национальной гордости, а потом на Алису, скорчив смешную рожу. Алиса усмехнулась краешком рта и выпорхнула на норвежскую землю.

Ожидая свой чемодан у багажной ленты, Алиса решила подбить промежуточные итоги. Ну что ж… Раз! Самолет не только сумел вылететь из смога, но и мягко приземлился в Осло. Два! Ее распухший чемодан не потерялся и не раскрылся. Алиса увидела, как он благополучно шлепнулся на ленту. Три! Метеослужба не обманула, и в Осло ее встретил чудесный освежающий дождь и прохладный, кристально чистый воздух, который она смогла оценить в полной мере, выйдя из здания аэропорта и сделав глубокий вдох.

Увернувшись от такси по четыре евро за километр, Алиса побежала к аэроэкпрессу.

Купив билет в автомате с помощью любезной служащей аэропорта и подождав минуты три, она с удовольствием заняла удобное кресло у окна и тут же прилипла к стеклу. Разглядывая пейзаж, она раздумывала над удивительным: никто из мужчин, садящихся в поезд вместе с ней, не попытался помочь ей с чемоданом! В городе Б полвагона с энтузиазмом выдирало ее багаж друг у друга, не забывая посылать Алисе угодливые улыбки – она только и успевала раздавать «спасибо» и поклоны. В Осло никто и внимания не обратил, как она, краснея и пыхтя, заталкивала поклажу на вторую полку на багажной стойке. Видимо, женская самостоятельность в Норвегии приветствовалась, поощрялась и не считалась проявлением оголтелого феминизма. Алису это огорчило. Ей не нравилось самой таскать чемоданы.

Но, видимо, придется, раз попросить помощи не у кого.

Алиса всегда ездила в долгие поездки одна, чтобы не объяснять никому свое странное поведение. Она не спешила, едва въехав, пускать восторженные слюни в музеях и возле памятников. Вместо этого она проводила время в кофейнях, украдкой покуривала там, где нельзя, залипала перед витринами с домашней утварью, специально натыкалась на спешащих по своим делах горожан, чтобы переброситься с ними парой быстрых фраз. Ей казалось, что так она общается со страной напрямую, без посредника, чувствует ее дух и пропускает через себя ее энергию.

Ее старшая сестра Анфиса называла ее поездки энергетическим туризмом. Это выражение так запало Алисе в душу, что она даже написала статью на четырнадцать тысяч знаков для своего журнала. Материал занял целый разворот и очень понравился редактору. Оказалось, что ее начальница тоже приветствует такую travel-схему.

– Ненавижу, когда меня гоняют как овцу на выпас, по всяким глупым галереям и колокольням, – сказала она с чувством и выписала Алисе премию.

Алиса благоразумно умолчала о том, что экскурсии ей, в общем-то, по нраву, если есть возможность переодеваться четыре раза в день. Это был ее собственный аттракцион. В самолет или поезд она садилась, одетая как типичная жительница города Б, которой чуть за двадцать: кеды, футболка или толстовка со смешной надписью, не слишком короткие шорты или кокетливая юбочка. В таком виде Алиса прибывала в пункт назначения и, используя свой пухлый чемодан и небольшую сумму денег, модифицировала свой облик, постепенно становясь похожей на местную жительницу.

Поэтому в любую поездку, даже на пару дней, она брала с собой тщательно продуманный набор одежды, чтобы быть готовой к любой погоде и любым обстоятельствам. Бока сумок распирало, молнии надрывались, и каждый раз, сходя с самолетного трапа, Алиса опасалась, что ее шмотки уже усеяли дорогу от самолета до багажной ленты. Но оно того стоило! Она получала неземное удовольствие, если к ней обращались на родном языке той страны, куда занес ее дьявол, или туристы спрашивали у нее дорогу. Это был ее персональный кайф и вершина мастерства в энергетическом туризме.

Сквозь окно аэроэкспресса Алиса разглядывала пожелтевшие поля, ровное дорожное полотно и небольшие холмики, поросшие темно-зеленой курчавой травой. Она знала, что в этой части страны нет ни фьордов, ни скал, но все равно не переставала искать их глазами.

Поезд зарулил в пластиковый тоннель и мягко остановился. Алисе хотелось немедленно выскочить из вагона и броситься навстречу приключениям, забыв про багаж, но вместо этого она терпеливо сидела в кресле, пока все пассажиры не вышли на перрон. Выпрыгнув из вагона последней, она пробежала сквозь здание вокзала и безжалостно загромыхала своей поклажей на колесиках по серым плитам мостовой. Алиса бежала мимо сцены, смонтированной на вокзальной площади для какого-то концерта, мимо медной статуи быка, мимо магазинов с одеждой и лотков с дешевыми очками, легкомысленно пренебрегая светофорами. Она помнила, что ей нужно будет миновать три квартала по улице Карла Какого-то, свернуть влево у «Бургер Кинга» и еще через два квартала оглядеться и найти большой розово-коричневый дом с номером «15». На листке, который она сжимала в руке, было в спешке нацарапано «Dronningens gate 15». Там, над почтовым офисом, располагалась квартира ее старшего брата.

Алиса спешила, и ее чемодан весело подпрыгивал на брусчатке, которой была уложена проезжая часть. Запыхавшись, она перешла на быстрый широкий шаг, лихорадочно оглядываясь по сторонам и стараясь запомнить дорогу. Она не заметила, что за ней, поторапливаясь, идет тот самый молодой человек, что подмигивал ей у пластикового окна пограничника.

Поборов желание ухватить бургер на углу, Алиса добежала до пятнадцатого дома. Она была в восторге, предвкушая долгожданную встречу и все, что за ней последует: реакция брата на фотоальбом, прогулка по городу и, может быть, быстрая выпивка в кафе.

Скрипучий старый лифт, который явно был ровесником самого Осло, вознес Алису на последний этаж. Навстречу ей уже открылась тяжелая дверь, и она, тоненько и радостно взвизгнув, бросилась на шею мужчине, появившемуся в дверном проеме.

– Привет, моя хорошая, – произнес Василий Заваркин, крепко обнимая сестру и вдыхая запах ее волос, – давай заберем твой чемоданище, а то он уедет вместе с лифтом.

Алиса нехотя отпустила брата и позволила ему выволочь свою поклажу.

– Энергетический туризм? – насмешливо спросил он, кивая на распухшие бока чемодана с монограммой известной фирмы.

Алиса, сияя, кивнула. Она с удовольствием и очень внимательно оглядела брата с бритой макушки до носков ботинок. Василий был в хорошей форме. Под одеждой перекатывались упругие мускулы, а сами тряпки тянули на тысячу долларов. Наряд неприметный, но ткань и покрой выдали стоимость.

«Значит, хорошо устроился», – с облегчением подумала Алиса.

Она очень переживала за него. Отчасти потому, что подстроить его отъезд было ее идеей.

Василий насмешливо проследил за ее взглядом, и Алиса поняла, что тот угадал ее мысли. Как всегда.

– Как твой мотоцикл? – спросила она, проходя в комнату и оглядываясь по сторонам.

Много света, простая мебель, дизайнерские светильники – точь-в-точь норвежский каталог по дизайну интерьеров, который Алиса изучала перед поездкой. Ей хотелось суметь считать обстановку, если ее пригласят в гости.

– Ты хорошо выглядишь, – с напускным недовольством сказала Алиса, не замечая, что говорит она одна, – даже морщины разгладились. Сытая жизнь без докучливых сестер?

Вася рассмеялся, обнажив белые ровные зубы, и снова стиснул ее в объятиях. Алиса крякнула.

– Ты голодна? – спросил он, отпустив ее.

– Ты же знаешь, я всегда голодна, – улыбнулась Алиса, украдкой потерев ребра.

Заваркин тепло улыбнулся и с видом фокусника, достающего кролика из шляпы, извлек из коричневого хрустящего пакета закрученные улиткой булочки с корицей, политые ароматной глазурью.

– Боже, как здорово! – воскликнула Алиса и тут же вцепилась зубами в одну из них.

– Я помню, что ты такие любишь, – довольно сказал ее брат.

Алиса кивнула и укусила еще раз. Выпечка была восхитительна: там, где надо, слоеное тесто пропиталось глазурью, а где не надо – осталось хрустящим.

– А кофе есть?

Вася с улыбкой кивнул и подал ей высокую бежевую кружку, до краев наполнив ее из кофейника. Алиса с удовольствием отхлебнула. Брат любил ее кормить. В отличие от вечно худеющей Анфиски, Алиса с удовольствием поглощала все, что нащупывала.

– Чудесно, – Вася хлопнул в ладоши, – мне нужно сделать пару звонков, а ты располагайся. Там душ, вот кровать и шкаф. Вся квартира в твоем распоряжении.

– А ты?

– А я живу в другом месте…

С этими словами Заваркин скрылся на балконе, прихватив сигареты. Алиса нахмурилась. Ее кольнула неприятная догадка.

«У него появилась женщина», – поняла она обреченно.

Она встала и прошлась по комнате, жуя булку. Ее терзали противоречивые чувства: радость за брата, за его тихое счастье, и предчувствие драмы, которая разыграется, если о его романе узнает Анфиса.

Родители Алисы усыновили Васю и Асю, когда тем было по четырнадцать лет. Они жили в детском доме и отчаянно цеплялись друг за друга. Они не приходились друг другу родственниками, но везде представлялись братом и сестрой, потому что два разнополых ребенка, проводящих все время вместе и даже пытающихся иногда тайком поспать в одной кровати, будили в воспитателях опасения за их нравственное развитие. Вскоре администрация махнула рукой на упрямых питомцев, справедливо решив, что все равно с ними не сладит.

Алису осчастливило решение родителей. Ничуть не испугавшись нахмуренной самостоятельности Аси и Васи – им было четырнадцать, они были взрослыми людьми! – она мгновенно подружилась с ними.

Теперь, оглядываясь назад, Алиса понимала, насколько крепок был их тройственный союз. Они были друг за друга горой, помогали родителям, врали учителям, вместе пробовали выпивку и наркотики, болтали о сексе и продирались сквозь алгебру. Ася и Вася были намного смышленее нее, Алисы, но ни разу не дали ей понять, какая она бестолочь. Напротив, Анфиса терпеливо объясняла ей сложные моменты в науках и не уставала повторять ей, какая она красавица.

– Ты разобьешь много мужских сердец, детка, – ласково говорила Ася, поглаживая ее по голове и целуя перед сном.

Алиса невольно улыбнулась, вспомнив сестру.

Ей хотелось, чтобы так продолжалось всю жизнь, но когда приемышам исполнилось шестнадцать, Вася влюбился в Асю. Это было правильно, это было закономерно, но загвоздка была в том, что Асю любовь и ее подростковые неловкие проявления: случайные прикосновения, нелепый первый секс, записочки и ночные побеги из дома – совсем не интересовали. Вася же влюбился в нее с той страстностью, которую впоследствии Алиса наблюдала только у властных мужчин, которые привыкли добиваться своего во что бы то не стало. Между братом и сестрой возникло напряжение, почти осязаемое, казалось, его можно было проткнуть ножом.

В конце концов, Анфисе пришлось ответить ему взаимностью. Она любила его как могла, как получалось, но Василию этого было мало. Он выжимал из нее эмоции, вытягивал клещами доказательства чувств, закручивал гайки все сильнее и сильнее ревностью и запретами, и Алиса с ужасом ждала, когда же резьба наконец сорвется и их тщательно выстроенный мирок рассыплется к чертям собачьим. К тому времени родители уже умерли, и у Алисы не осталось никого в целом мире, кроме этих двоих сумасшедших, так мастерски изводящих друг друга.

Тогда Алиса взяла дело в свои руки и посоветовала Анфисе забеременеть. Город Б – очень маленький, все жители связаны одним-двумя рукопожатиями, и весть о том, что Анфиса Заваркина родила ребенка от того, кого считали ее братом, могла бы очень сильно испортить им жизнь. Но если не с кем сравнить новорожденного, то проблема устранится сама собой – так справедливо решила Алиса. Едва стало известно, что Ася решила оставить ребенка, Вася скрылся за границей и осел в этой благополучной сказочной стране.

Но тем не менее Алиса тяжело пережила его отъезд. Помимо тоски по родному человеку, она мучилась от свербящего чувства вины за то, что подала сестре такую нелепую идею. Ей казалось, что она виновата в разрушении непостижимой связи между Асей и Васей, пусть даже та в последние годы и состояла из взаимной ненависти и бесконечных упреков. Поняв, что брат не собирается возвращаться никогда, Алиса снова решила вмешаться.

Но, прилетев в Осло, она с удивлением обнаружила, что ее брат спокоен, умиротворен и занят делами. Счастлив! Даже его вечная морщинка между бровями – его неизменный спутник с четырнадцати лет – заметно разгладилась. Василий, подданный королевства Норвегия, сейчас выглядел как молодой человек, которым ему и полагалось быть.

Впрочем, с таким же удивлением Алиса все это время наблюдала и за Анфисой, которая, родив ребенка, занялась журналистикой и достигла в ней таких высот, что ее имя стало брендом. Ее слава, пусть и скандальная, придала их фамилии вес в городе Б, чего не сумели сделать ни Алисин отец, ни ее мать, ни тем более сама Алиса. У нее, правда, обнаружились кое-какие литературные способности, которыми она смогла зарабатывать себе на жизнь, но и за них Алиса благодарила Анфису и ее ежедневные занятия с ней в юности.

– Детка, ты очень строга к себе, – мягко говорила сестра с улыбкой, заправляя за Алисино ухо светлую прядь, вечно выбивающуюся из прически. – Ты очень талантливая!

Анфиса, вырвавшись из-под Васиного гнета, стала решительной, цепкой и бесстрашной. Люди поражались ее умениям – умению держать удар, умению сопоставлять факты и умению открыто конфликтовать – и только Алиса знала, что за этим стоит. Заваркин был эмоциональным садистом и, справившись с ним, Ася не страшилась ничего. То, как издевался над ней ее «брат», не шло ни в какое сравнение с детсадовскими угрозами чиновников и промышленников, униженных ее публикациями.

Здесь, в Осло, когда Алисе пришлось признать, что Асе и Васе хорошо друг без друга, она прониклась благоговением к своему маленькому племяннику. Он и так своим появлением на свет спас ее родных людей от взаимного уничтожения. Теперь только он может скрепить расползающийся, словно ветхая материя, Алисин мир, крепко ухватив его за края своими ручонками, а ее задача – помочь ему стянуть обе половины и подобрать нитки, которыми можно будет сшить их намертво.

Василий вернулся с балкона, улыбающийся и слегка мокрый от сорвавшихся с крыши тугих дождевых капель.

– Как ты? – спросил он весело.

– Превосходно, – ответила Алиса с улыбкой, – какие у тебя планы?

– К сожалению, мне придется уехать до вечера, – сказал Вася, но, взглянув на помрачневшее Алисино лицо, поспешил добавить: – Я обязательно вернусь, и мы с тобой разопьем бутылочку местного ядреного пойла и поболтаем. В утешение – маленький сюрприз, кое-что для твоего энергетического туризма.

Он извлек из нагрудного кармана футболки пластиковый четырехугольник.

– Ого, – протянула Алиса, узнав кредитку «Виза», – золотая!

– Дела ладно идут, – не скрывая самодовольства, произнес ее брат, – ни в чем себе не отказывай.

– Спасибо большое, – произнесла Алиса, невольно прижав подарок к груди.

Вася весело рассмеялся и притянул ее к себе, целуя.

– Ты пахнешь как в детстве, – странным тоном произнес он, уткнувшись носом в ее макушку. – Все, мне пора. Ключи от квартиры на столе.

С этими словами брат подхватил куртку, валяющуюся в кресле, и быстро вышел. Вася стеснялся быть сентиментальным.

– Рассиживаться некогда! – воскликнула Алиса, предвкушая приключения.

Изрядно повозившись с душем, непонятной стальной конструкцией, Алиса вымыла длинные светлые волосы и высушила их найденным феном.

«Интересно, он фен специально для меня купил или это ее вещь?», – задумалась она на мгновение, но тут же отбросила эту мысль. Она редко размышляла над вопросом, ответ на который не могла получить немедленно.

Алиса надела джинсы и легкую ветровку, влезла в «конверсы» мятного цвета – подарок Анфисы. Она снова с нежностью подумала о сестре. Та всегда знала, что ей нужно!

Выйдя на улицу, Алиса повертела головой. Немного подумав, она направилась вправо, где по ее прикидкам находилась ратуша, в которой вручают Нобелевские премии мира всяким важным для мироздания людям. Ее не интересовали лауреаты, только странные часы, что согласно туристическому проспекту украшали фасад ратуши, и красные двухэтажные автобусы, что возили любопытных туристов по Осло. Ей хотелось посмотреть на русскоговорящих: вдруг среди них окажутся ее будущие попутчики?

Когда Алиса списалась с Васей по электронной почте, он посоветовал ей купить тур по фьордам. В своем письме он утверждал, что это удобный способ осмотреть все обязательные местечки. В следующем абзаце Василий добавил, что если ей захочется, то она сможет в любой момент отбиться от своей группы и задержаться там, где ей понравится.

«Не думай о деньгах, я все устрою», – писал брат, – «только если решишься уйти в самоволку, сообщишь мне. Обязательно! Я обещал за тобой присматривать».

Прочитав письмо, Алиса немедленно представила себе нахмурившегося Василия Заваркина и на ее глаза навернулись слезы. Вася и Ася и правда пообещали отцу заботиться о ней, за минуту до того, как тот умер, и теперь эта фраза, пусть и в другой формулировке, всегда будила в ней печаль.

Дойдя до ратуши, Алиса первым делом поразилась тому, какая она крохотная. Даже в маленьком провинциальном городе Б главное здание города было в два, а то и в три раза больше. Вторым моментом, заинтересовавшим ее пытливый ум, стало всякое отсутствие украшений на здании. Ратуша представляла собой коричневый мраморный параллелепипед, опоясанный по периметру довольно уродливыми серо-зелеными скульптурами.

«Я привыкла к завитушкам то тут, то там», – подумала она. – «Я – Алиса из Страны Завитушек».

Она весело рассмеялась вслух своей выдумке и, повернувшись на пятках, со всего размаха врезалась в человека, стоящего позади нее.

– Извините, пожалуйста, – сказала она, навесив на лицо радушную и немного виноватую улыбку. – Ой, привет!

Человеком, на которого она так бесцеремонно наткнулась, оказался тот самый вихрастый парень, что улыбался ей в аэропорту.

– Добрый день, – расцвел тот, – хоть вы и оттоптали мои любимые штиблеты, я не могу на вас злиться. Ведь сегодня такой прекрасный день!

Улыбаясь, он сделал широкий жест рукой, призывая Алису оценить окружающее пространство. Однако на центр Осло вдруг упала тень какого-то нахального облака, которое к тому же принялось плеваться моросью. Впечатление оказалось смазанным, но Алиса и парень весело рассмеялись. Между ними проскакивали искорки, которые иногда случаются между соотечественниками на чужой земле. Они чувствовали себя заговорщиками.

– Позвольте угостить вас кофе, – предложил парень, внимательно глядя Алисе в глаза.

– Было бы неплохо, – ответила та и повертела головой по сторонам, – только, если честно, я не заметила по дороге сюда ни одного кафе…

– О, я нашел одно, – с энтузиазмом сообщил парень, – правда, это не кафе, а фуд-корт, но зато в очень живописном месте.

Алиса взяла его под руку, и он, словно боясь потерять свою новую подругу, с силой притиснул ее предплечье к своему боку.

– Кстати, меня зовут Олег, – представился парень.

– Алиса, – улыбнулась Алиса и смело зашагала рядом с ним. Только они вывернули из-за угла, как…

– Вода! – воскликнула она.

Их взору открылся водоем, по серо-стальной глади которого скользили небольшие ленивые паромы и большие быстрые катера.

– Это Осло-фьорд, – объяснил Олег, – а это, как я понимаю, общественный транспорт.

– Обязательно прокачусь, – пообещала себе Алиса, – обожаю всякие лодки и корабли.

– Тогда вам понравится вид, открывающийся оттуда, куда мы идем, – сказал Олег с улыбкой.

– Давайте перейдем на «ты»? – предложила Алиса.

– С удовольствием, – откликнулся Олег, – какие у тебя планы? Надолго ты в Норге?

– Норге? – спросила Алиса.

– Так Норвегия звучит на норвежском, – с улыбкой пояснил Олег, слегка рисуясь.

– Красиво, – сказала Алиса, – и сурово. Впрочем, мне здесь нравится всё. Даже архитектура. Она такая… странная. Основательная.

Олег не сводил с нее глаз. Его лицо выглядело оживленным, будто Алисино щебетание доставляло ему небывалое удовольствие. Кончиками пальцев он осторожно поглаживал ее локоть.

– Ты о планах не рассказала, – напомнил Олег.

– Ах да! – Алиса выдернула руку к вящему неудовольствию своего попутчика и принялась рыться в необъятном мешке, что служил ей сумкой.

– Тебе помочь? – насмешливо спросил Олег. – Дамские сумки – это черная дыра…

– Помоги, – велела Алиса и плюхнула ему на руки свой мешок. Еще немного поковырявшись в нем, она нашла смартфон и принялась листать меню. – Вот! Нашла! Номер автобуса, на котором я завтра отправлюсь на экскурсию по фьордам.

Алиса сунула Олегу под нос телефон. Тот, прищурившись, отодвинул его от себя, вгляделся, после чего, странно улыбаясь, достал из нагрудного кармана своей голубой рубашки свернутую бумагу. Это оказался инструкционный листок, отпечатанный заботливым туроператором.

– Бывают же совпадения! – воскликнул он, запуская руку в волосы.

Жест показался Алисе смутно знакомым, но у нее не было времени подумать об этом.

– Покажи, – она вырвала у Олега листок и быстро пробежала глазами.

Олег выжидательно глядел на нее, наблюдая за реакцией.

– Ну надо же! – Алиса наконец нашла то, что так удивило ее нового знакомого, – мы едем на одном автобусе!

– Здорово, правда? – улыбался Олег.

– Конечно, здорово, – согласилась Алиса, снова подхватив кавалера под руку.

Она не заметила крохотный выдох облегчения, что сорвался с его губ.

Прогулочным шагом они шли вдоль Осло-фьорда, овеваемые влажным ветром. Алиса разглядывала все подряд – непривычно больших чаек, дерущихся на причале за морскую звезду, странно фиолетовое небо, строгие здания из стекла и бетона. Олег смотрел только на нее. Где-то вдалеке бухала сваебойная машина. Алиса повертела головой в поисках источника шума.

– Что-то где-то строится? – спросила она озадаченно.

– Набережную расширяют, – сообщил Олег, – отвоевывают территорию у фьорда во славу капитализма: здесь самая дорогая недвижимость в Норвегии…

– Откуда ты столько знаешь? Ты ведь прилетел одновременно со мной… – спросила Алиса и снова принялась вертеть головой по сторонам. Олег на секунду запнулся, но увлеченная девушка этого не заметила.

– На экскурсию успел съездить, – сказал он быстро, – мы пришли.

– Ух ты!

Они стояли перед причудливо изогнутым и ослепительно белым зданием. Рядом располагалась огромная летняя концертная сцена и болтались туристы.

– Здорово, – одобрила Алиса и, пританцовывая, пошла внутрь. Олег, обрадованный тем, что угодил даме, поспешил следом.

Внутри здание, оказавшееся театром оперы и балета, было убрано темным нелакированным деревом, чередующимся с тяжелыми бархатными драпировками. Ничего специфически театрального Алиса не заметила. Здесь не пахло духами и пылью, лишь свежий ветер трепал белые шелковые занавески на огромных окнах. Внутри было немыслимо много света, в основном из-за того, что вдруг, словно улыбнувшись их хорошему настроению, выглянуло солнце. Его свет был не желтым, к какому привыкла Алиса, а каким-то белым и рассеянным. Полярным.

Они двинулись на запах кофе. Олег хотел было снова взять Алису за руку, но она, воодушевленная, двигалась слишком стремительно и как-то хаотично, виляя то влево, то вправо. Даже казалось, что вокруг нее образуются воздушные завихрения. Олег попросту за ней не успевал.

Кофе продавали посреди холла с большого стола, накрытого белоснежной хрустящей скатертью. На нем стояла итальянская кофе-машина, два десятка белых чашек и с подносов подмигивала ароматная выпечка. Алиса заказала себе эспрессо, не удержавшись, прихватила пару булочек и выпросила у бариста пепельницу. Она говорила на вполне сносном английском и, произнося такие простые, заученные и давно набившие оскомину бытовые фразы, Алиса вновь с благодарностью вспомнила сестру, заставлявшую ее по вечерам запоминать английские выражения целиком.

– Без спряжений ты отлично проживешь, – утверждала Ася, ласково поглаживая младшую сестру по спине, – но не имея возможности спросить, как пройти к примерочным кабинкам, ты точно погибнешь!

Сама Анфиса бегло говорила по-английски и по-французски. Алиса раз за разом сдавалась под ее натиском и, смеясь ее шуткам, снова и снова принималась твердить всю эту словесную дребедень, которая теперь выскакивала из ее рта сама собой. Ей даже не приходилось напрягаться.

Олег же, подойдя к столу, покраснел как рак и громко и неловко выкрикнул:

– Американа!

Алиса вдруг поняла, что ее новый знакомый не знает языка, и мысленно отругала себя за то, что не догадалась предложить ему помощь.

Получив свой заказ, они вышли на улицу, где Алиса немедленно уставилась на затейливый памятник из зеленоватого стекла, торчащий прямо из воды.

– Что это? – спросила она у Олега, усаживаясь на стул под тентом.

– Памятник, – растерялся тот, – я не помню. Я в туалет отлучался.

Краснота на его лице стала еще гуще, и он уткнулся в свою чашку.

«Не был он ни на какой экскурсии! Путеводитель просмотрел на скорую руку. Позер! И рубашка у него занудная. Как у мелкого клерка».

Не желая больше смущать своего кавалера, Алиса коротко извинилась и уткнулась в свой смартфон. Она вошла в почту и послала короткое сообщение Анфисе, сообщая, что долетела благополучно и уже осматривает город. Ответ не заставил себя ждать.

«Будь осторожна, береги себя. Люблю тебя», – писала сестра.

Улыбнувшись Асиному письму, Алиса впопыхах набрала текст письма для своей подруги Нины Смоленской, которая, отчаянно завидуя Алисиному неожиданному отпуску, пообещала ей кучу разочарований.

– Там делать нечего! И селедка там сладкая! – сказала Нина, поджав и без того узкие губы.

Нина была помешана на правильном питании и здоровом образе жизни, и «селедочный» аргумент вполне мог стать решающим для нее. Алиса рассмеялась в ответ и легонько чмокнула подругу в висок.

– Селедка сладкая? Отчего же не попробовать?

Алисино сообщение для Нины состояло из двух предложений.

«Норвегия великолепна. Селедку пока не ела».

Подумав, Алиса решила написать Васе. Она в двух словах сообщила ему, что уже увидела театр, ратушу и огромный паром «Корона Скандинавии», пришвартованный в порту в другой части города, но отлично видимый с кресла, в котором Алиса так удобно устроилась. Присовокупив пару смайликов и слово «восторг», она нажала «Отправить».

– Кому ты пишешь? – лениво спросил Олег. Он закурил сигарету. Красная краска неловкости покинула его лицо.

– Сестре, брату, подруге… – перечислила Алиса, – вот сейчас еще другу напишу.

– Близкому? – спросил Олег, притворяясь, что ревнует.

– Лучшему, – засмеялась Алиса.

Она не собиралась рассказывать о Лавровиче человеку, которого знала два часа.

Алиса снова кликнула «Написать» и задумалась. Что написать, чтобы не показаться навязчивой и хвастливой, но в то же время, чтобы текст не был сухим или наполненным фальшью?

«Привет. Я в Осло. Жива-здорова, уже принялась заводить друзей. Надеюсь, у тебя все хорошо и сделка со столичными дельцами не сорвалась. Напиши, если выдастся свободная минутка. Целую и, как всегда, скучаю».

Алиса перечитала письмо и осталась довольна. Вернее, решила, что сойдет и так, ведь Лавровичу все равно не угодишь. Алиса вдруг представила, как он самодовольно насупится: будет рад весточке, но недоволен нежностями вроде «целую-скучаю». Алиса широко улыбнулась, вообразив, как Лаврович, завернутый в широкое лиловое полотенце – Алисин подарок на новоселье – варит кофе и переступает босыми ногами по холодному полу. В его квартире гуляли жуткие сквозняки, но он упрямо твердил, что они ему нравятся.

Он вообще страшно упрям!

Воспоминание о Лавровиче в полотенце заставили Алису посмотреть на Олега другими глазами. В сравнении с ее другом – широкоплечим и мускулистым двухметровым блондином, пусть сейчас присутствовавшим только в ее мыслях – Олег смотрелся узкоплечим, сутулым, каким-то пыльным и понурым. Даже его блестящие волосы Алисе вдруг показались слишком блестящими, как у девчонки. Лаврович носил короткую солдатскую стрижку, которую она в шутку называла «мышь зубом не ухватит» и которая ему очень шла: подчеркивала высокие скулы, мужественный подбородок и синие глаза. К тому же, он отличался безупречным стилем во всем, начиная с одежды и заканчивая манерой изъясняться, и никогда бы не надел такую унылую рубашку. И уж точно никогда не позволил бы себе щеголять потными подмышками!

Чтобы не злиться на ни в чем не повинного Олега, Алиса с силой потерла лицо.

– Мне пора возвращаться. До завтра, – сказала она, вставая и подхватывая свою необъятную сумку. Ее тон показался ей самой чересчур надменным, и Алиса в попытке смягчить интонации соврала: – Надеюсь, наши места в автобусе окажутся рядом. Спасибо за кофе.

Олегу не осталось ничего, кроме как кивнуть. Алиса, опасаясь расспросов, поторопилась к выходу.

Дорога обратно нашлась без труда. Дойдя до дома номер пятнадцать, Алиса решила, что может еще немного прогуляться. Она вернулась к ратуше, площадь перед которой была утыкана сувенирными киосками. В них продавались страшненькие керамические тролли, плохо сшитые футболки и сувениры из морских котиков.

– Бррр, – поморщилась Алиса и отвернулась от этого варварства.

Она купила лишь деревянного мультяшного лося на веревочке (и тут же повесила его на шею) и набор карандашей с надписью «I love Norway», решив раздарить их сразу по приезду. Выйдя из магазина, Алиса с удивлением обнаружила, что по Осло поползли сумерки и кое-где уже зажглись фонари.

«Надо выяснить адреса приличных магазинов», – подумала Алиса мимоходом. Ей не хотелось везти сестре и племяннику такие плохо сделанные безделушки. Тем более, Анфиса не любила то, из чего нельзя было извлечь хоть какую-нибудь пользу.

Алиса вновь вернулась в Васину квартиру и с удивлением обнаружила брата, лежащего лицом вниз на диване. Рядом на полу стоял стакан и почти пустая бутылка скотча. Алиса кинула взгляд на барную стойку, за которой утром самозабвенно поглощала булочки, и в смятении хлопнула себя по лбу. Она совсем забыла, что, уходя, положила на мраморную столешницу альбом с пятью первыми годами жизни маленького Васеньки.

«Черт! Черт! Черт!», – выругалась Алиса про себя. – «Всё не так!».

Альбом был открыт на одной из самой удачных фотографий: маленький Вася, весь в песке, прижимает к себе пластмассовый грузовичок и хмурится в камеру. Легкая морщинка между его бровями – точь-в-точь как у Васи-старшего.

– Расскажи мне всё, – потребовал Заваркин с дивана. Его голос звучал надтреснуто, и Алиса с ужасом уловила в нем нотки боли и тоски.

Василий поймал ее осторожный взгляд, брошенный на бутылку, и рассмеялся.

– Я в порядке, – уверил он сестру, вставая с дивана. Действительно, пьяным он не выглядел. – Это давно открытая бутылка. Я каждый вечер отпиваю по одному стакану. А на диване я лежал так…

Он судорожно сглотнул и отвел взгляд.

– Я не ожидал, что он такой…

– Реальный? – подсказала Алиса.

– И это тоже, – Вася с силой потер бритую голову, словно от этого могли найтись правильные слова, – такой… Он совсем как я.

Алиса молчала. Пока Вася выставлял на стол бутылку чего-то непонятного и стаканы, доставал из холодильника закуски, усаживался на высокий барный табурет, она наблюдала за ним. Похоже, он был ошеломлен.

– У меня есть сын, – Василий уставился на младшую сестру.

– Да, – подтвердила Алиса, усаживаясь напротив него и мягко накрывая его широкую ладонь с огрубевшими костяшками своей белой ручонкой. Он переплел свои пальцы с ее, ища успокоения.

– Мой сын, – сказал Вася.

Заваркины просидели молча несколько минут.

– Расскажи мне все! – потребовал Вася и отпустил Алисину руку. Он разлил алкоголь по бокалам и подтолкнул выпивку сестре. – Я хочу знать всё! Какой он? Что его интересует? Всё! Вплоть до того, как он спит! Ему не снятся страшные сны?

Василий закусил губу, словно последнее волновало его больше всего. Долгое время его самого мучили кошмары. Он просыпался среди ночи от собственного крика, мокрый от пота, и только Анфисе удавалось его успокоить.

– Я здесь, я рядом, – шептала она, – я жива. Со мной все в порядке.

Когда он, измученный, засыпал, она сторожила его сон до утра.

– Вася крепко спит, – уверила брата Алиса с мягкой улыбкой, – он не боится монстров. Однажды, когда ему в детском саду рассказали про бабая, он наотрез отказался ночевать один и залез в Аськину постель. На следующий день она откуда-то притащила классный меч! Легкий, безумно красивый, с деревянной резной ручкой. Я бы такой на собственную свадьбу взяла вместо букета! Чтоб в толпу подружек кинуть, разумеется… Васька схватил его и принялся тут же им размахивать, но Ася остановила его, сказав, что это волшебный меч против бабая. И сказала, что если он явится и попробует напугать его, то Васька должен будет отрубить ему голову безо всякой пощады.

– А он что? – спросил Вася-старший с улыбкой, отхлебнув из стакана и поморщившись.

– Спросил, что случится, если он не справится, – рассмеялась Алиса, – но его мудрая мать сказала, что он – большой, сильный и смелый и справиться с бабаем для него – пара пустяков. Хотя, я уверена, что, заслышав подозрительный шорох в сыновьей спальне, мать тут же примчалась бы сама и покрошила бы агрессора в винегрет. Ножом для резки яиц…

– Он знает обо мне?

– Да, – ответила Алиса, – он знает, что ты существуешь, что ты жив. Он знает, что тебе пришлось уехать очень далеко по делам и что об этом никому нельзя рассказывать. Вася Заваркин – очень смышленый мальчик. И у него есть твоя фотография.

Вася улыбнулся и посмотрел на сестру, будто не решаясь спросить еще что-то, не менее важное. Пока он думал, Алиса осторожно понюхала стакан с алкоголем. Запах ей не понравился, и она смешно сморщила нос.

– Она – хорошая мать? – наконец решился Заваркин.

– Лучшая, – уверила его Алиса и сделала большой глоток. – О, Господи, что это?

Она закашлялась, и из ее глаз брызнули слезы.

– Аквавит. Норвежский самогон из картошки, – с улыбкой объяснил Вася. Он взял кружку, набрал воды из-под крана и сунул Алисе под нос. – Пей. Пей, здесь можно пить воду прямо из крана.

Алиса послушно отхлебнула. Потом еще и еще. Аквавит вовсе не был таким уж жгучим, просто она тянула время, чтобы собраться с духом и сообщить ему то, что должна.

– Я не хочу его видеть, – безапелляционным тоном заявила Анфиса, провожая Алису в аэропорту. – Я не против его встреч с сыном, наоборот, за! Но сама я не хочу его видеть. Я буду тебе очень благодарна, если ты организуешь их встречи. Удачного полета.

С этими словами она крепко обняла сестру, чмокнула ее в щеку и удалилась, не оглядываясь и не дав Алисе уточнить один очень важный момент. Ася не хочет видеть Васю, потому что боится расчувствоваться и раскиснуть или потому что ненавидит его за побег?

Глядя на высокую и грациозную сестру, чья фигура еще маячила у самого выхода, Алиса поняла, что лоскуты ее порванного надвое мира еще очень и очень далеки друг от друга.