Читать книгу Хюльдра - Алена Половнева - Страница 3

Косой солнечный луч упал на шелковую наволочку и игриво пощекотал правую ноздрю Нины Смоленской. Та чихнула и открыла глаза.

– Еще так рано, – простонала она и перевернулась на другой бок. Ее глаза закрылись сами собой.

Просыпаться утром для Нины было настоящей каторгой, и, когда не было тренировок или репетиций, она с удовольствием пользовалась моментом и валялась в постели до обеда.

Нина снова открыла один глаз и удостоверилась в том, что тело ее не обмануло: в постели она была одна. Павел так и не пришел.

– Черт! – выругалась Смоленская, приподнимаясь на локте и снова падая на подушку без сил. – Я же легла вчера вечером вовремя, но все равно не могу встать!

Нина знала, что весь следующий час проведет в безуспешных попытках покинуть свое царское ложе, убранное тончайшим шелком цвета шампанского.

– Зря только стелила новые простыни! – разозлилась она. Павел не пришел, и ее планы, включающие поздний ужин и любовные утехи, пошли прахом.

Может, причиной тому была злость на вероломного любовника или, может, Нина действительно выспалась, отойдя ко сну в положенный час, но возня с подъемом с кровати сегодня заняла у нее в три раза меньше времени, чем занимала обычно. Не нашарив на полу тапки, она прошлепала в ванную босиком.

– О! – воскликнула она, увидев свое отражение в зеркале и отметив, что выглядит отдохнувшей.

Освежив тело контрастным душем и аккуратно собрав с себя влагу бамбуковым полотенцем, Нина вышла из ванной почти счастливая. Бросив тоскливый взгляд в сторону кухни, она решительной рукой сменила банный халат на шорты и майку, а комнатные тапки, которые нашлись в ванной – на беговые кроссовки за четыреста долларов.

Ее ждала сорокапятиминутная пробежка трусцой с ускорениями, потом упражнения на пресс, отжимания и скакалка – стандартная утренняя программа, после которой Нина наслаждалась завтраком: обезжиренным творогом, овсянкой на воде и двумястами граммами куриной грудки, приготовленной на пару.

– Какое счастье, что у меня есть, где бегать, – буркнула Нина, глядя через окно во двор.

Отсюда отлично просматривались прорезиненные беговые дорожки и местами вытоптанный футбольный газон. Она знала, что как только ступит на стадион, то остатки ее плохого настроения тут же улетучатся, вытесненные свежим воздухом и движением. Не устоят под натиском эндорфинов. Надо только выйти, не уснув нигде по дороге…

Нина вздохнула и решительно толкнула входную дверь. Выйдя, она замкнула квартиру на три оборота и аккуратно поместила ключ на верхнюю горизонтальную планку дверного косяка, предварительно убедившись, что за ней никто не наблюдает. Бегать с ключом было очень неудобно, а бросать квартиру незапертой Нина Смоленская не решалась.

Теплый августовский ветер своей невидимой рукой нежно провел по ее лицу. Нина сощурилась от яркого солнца и двинулась к стадиону. Там она, не мешкая, перешла на трусцовый бег, и уже после первого ускорения раздражения заметно поубавилось. После второго мир стал казаться привлекательным. Третье Нина делать не стала, побоялась утомиться. Сегодня столько работы!

На трибуне, на самом верху, появилась фигура. Нина глянула на нее без особого интереса. На этот стадион приходили тренироваться жители окрестных домов, но в основном по вечерам, оставляя утренние часы в полное Нинино распоряжение. Смоленская не любила толпу.

– Может, приходить еще раньше? – спросила она сама себя.

Теперь, когда она была бодра и весела, те муки, что она претерпела, стаскивая себя с кровати, казались ей сущим пустяком.

Нина поднялась на носочки. Икроножные мышцы болезненно напряглись, но она терпела. Икры тоже должны быть тренированными, иначе можно попрощаться с каблуками.

Она уже принялась за растяжку сидя, когда фигура бодро спустилась с трибуны и превратилась в мужчину со смутно знакомыми повадками.

– Где я его видела? – спросила она шепотом сама себя, наклоняясь к левой ноге и украдкой рассматривая пришельца.

Когда Нина наклонялась к правой ноге, а он пробегал второй круг по треку, она успела его разглядеть: крепкий, невысокого роста, шапка прямых русых волос и широко расставленные, как у ленивца, глаза с тяжелыми веками без ресниц.

Этот тяжелый взгляд Нина не забудет никогда в жизни! Четыре года назад погожим летним вечером эти глаза смотрели на нее оскорбительно трезвым взглядом, в котором смешались самодовольство и брезгливость.

Нина резко подскочила с газона, едва не повредив мышцу. Ну уж нет! Она, Нина Смоленская, не будет делить стадион с этим уродом! Она решительно зашагала к выходу и уже преодолела середину пути, когда услышала, как кто-то тихо и вкрадчиво зовет ее по имени.

– Нина.

Тошнота подкатила к ее горлу, и Нина невольно перешла на бег. Через несколько секунд она уже неслась во весь опор, поддавшись панике.

– Не смей! Не смей называть меня по имени! – бормотала она, нащупывая ключ и вставляя его в замочную скважину.

Она влетела в квартиру, громко хлопнув дверью, и сделала то, чего не делала уже четыре года, а именно: заперлась на все замки на своей бронированной двери, каждый повернув на максимальное количество оборотов. Но даже этого Нине показалось мало, и она кинулась к окнам. Она захлопывала одно за другим, опускала жалюзи и задергивала занавески, не замечая, что по ее щекам текут слезы.

– Четыре года прошло! – вслух сказала Нина и бурно разрыдалась.

Она сползла по стене, на которую за секунду до этого оперлась в бессилии, упала на пол и принялась кататься по нему, содрогаясь в рыданиях и колотя кулаками паркет.

Вдруг Нина схватилась за горло: у нее перехватило дыхание. Снова приступ удушья!!! Потому что она всё видела, но никому ничего не сказала! Она во всем виновата! Что теперь будет? Что теперь будет? Что теперь будет?

Она выкрикнула последний вопрос вслух, и ее рыдания прекратились так же внезапно, как и начались. Нина приняла сидячее положение и вытерла лицо рукой, некстати вспомнив, что если трогать потное и неумытое после тренировки лицо грязными ладошками, то могут появиться прыщи.

Чему ее научили четыре года беспрерывной и интенсивной психотерапии, так это задавать правильные вопросы. Нинина истерика прекратилась так внезапно, потому что ее опьяненный адреналином разум по старой привычке вдруг задал тот самый, правильный вопрос.

– Чего они от нас хотят?

Нина произнесла вопрос вслух, словно пробуя его на вкус.

– Чего они от нас хотят?

Четыре года семеро высококвалифицированных и хорошо оплачиваемых психотерапевтов пытались излечить ее от этого липкого и душного чувства вины за ту июльскую ночь с помощью различных методик. Пока сработала только одна – «Правильно заданный вопрос».

– Чего они хотят от меня?

Через два часа Нина, совсем успокоившись (но на всякий случай проглотив четвертинку феназепама), сидела в кофейне на углу, на первом этаже своего дома. Перед ней стоял ее новенький «мак» – подарок Пашки на день рождения. Надо было сделать кое-какие дела, но не хотелось оставаться в одиночестве. Нине казалось, что в любую секунду кто-то нежеланный и пугающий может позвонить в дверь, и ей не хотелось остаток дня жаться к батарее маленьким испуганным комочком. Самый простой способ сохранить самообладание и продуктивность – выйти к людям, затеряться в биомассе, заслониться человечеством.

С монитора подмигивала электронная почта. Ей пришло одиннадцать новых писем, которые она никак не могла заставить себя прочитать. Голова была занята лихорадочными размышлениями.

Рассказать Павлу? Он будет так зол!

Сказать Лавровичу? Алисе? Сказать Павлу, чтобы тот сказал Лавровичу или Алисе, и избежать неприятного разговора?

Когда правильно задаешь вопрос, ответ находится сам собой. Есть ли в их компании человек, который сам хранит постыдную тайну? Человек, у которого едва ли хватит духу ее осудить? И через секунду – оп! Ответ нашелся сам собой, а руки потянулись к телефону и набрали номер.

– Привет, – дружелюбно пропела Нина, – не отвлекаю? Хорошо. Мне надо сегодня кое о чем с тобой переговорить. Да, это важно! Выкрои, пожалуйста, для меня место в своем расписании! Хорошо, сегодня в семь я – у тебя.

Нина разозлилась. Ну почему люди не желают понимать смысл слов «нужно» и «важно»?!

Сделав первый шаг к решению своей проблемы, Нина почувствовала облегчение. Как будто ее выпустили из пыльного мешка, в который она, на минуточку, сама себя засунула. Надо было сразу говорить правду!

Нинин нынешний психотерапевт не уставал повторять ей, что у нее комплекс вины. Ну, дескать, ей кажется, что она перед всеми виновата и за все несет ответственность. Выяснив этот факт, врач принялся осторожно подбирать к Нине ключики, и первая методика, к которой они обратились – «Задай вопрос!» – дала впечатляющие результаты. Психолог, решив идти по проторенной дорожке, гарантированно ведущей если не к успеху, то хотя бы к прогрессу, попросил Нину, прежде чем в очередной раз взвалить на себя бремя вины, задавать себе простой вопрос: «Есть ли еще люди, кроме меня, ответственные за создавшую ситуацию?».

И это тоже сработало! В первый раз она опробовала этот прием на Пашке, который принялся отчитывать ее за опоздание на сеанс в кино.

– Из-за того, что ты так долго возишься, мы никогда не можем попасть на хорошие места! – так он тогда высказался.

Нина усилием воли остановила подступающие к глазам слезы обиды и задала про себя вопрос: есть ли еще люди, ответственные за создавшуюся ситуацию?

– Ты же сам просил меня заехать в химчистку за твоими рубашками! – воскликнула Нина, удивляясь тому, что проблемы, из-за которой она только что была готова разрыдаться, не существует.

Пашка хмыкнул и отправился покупать билеты.

– Как все просто! – шепотом восхитилась Нина.

– Что? – переспросил Павел, подозрительно вглядываясь в ее довольное лицо.

– Ничего, – поспешила откреститься Нина.

С этого дня Нина уверовала в психотерапию и стала пользоваться спасительным вопросом постоянно.

«Есть ли еще люди, ответственные за то, что я сплю с женатым мужчиной?».

«Да», – отвечала себе Нина, – «Павел. Жена Павла, Марина, которая не занимается с ним сексом. Отец Павла, который счел меня неподходящей партией и заставил его жениться на „приличной девушке“, которая теперь не занимается с ним сексом. Полно народа!».

«Есть ли еще люди, ответственные за проваленный спектакль?».

«Да. Актер, которого я хотела заменить еще на второй репетиции, говоря ему прямо, что он не вытягивает образ. Ведущая актриса, которая заболела перед премьерой. Осветитель, который напился. Ха-ха!».

Постепенно приступы удушья уходили из Нининой жизни. И сегодня, нет, прямо сейчас, она задаст себе правильный вопрос.

– Есть ли еще люди, ответственные за то, что случилось той ночью? – прошептала она, уставившись на свое отражение в затемненном стекле кофейни.

Да.

Помимо очевидных виновников, есть еще кое-кто, тщательно маскирующийся под жертву.

Алиса.

Нина мысленно повертела этот неожиданный ответ, посмотрев на него то так, то эдак. Если бы не Алиса, про них и не вспомнили бы и они не оказались бы там, в том вонючем лодочном сарае. Именно Алиса в течение того злосчастного июльского дня всячески привлекала внимание, не пропустив никого мимо себя. Она успела познакомиться и поболтать со всем лагерем, даже с дворником и физруком. Не смогла ни секунды прожить, не вертя хвостом!

Смоленская снова бросила взгляд на свое отражение, и ее больно кольнуло воспоминание. Алиса в белой футболке с надписью «Driving wild!», завязанной на животе и открывающей полоску молочно-белой кожи. На ней – короткая джинсовая юбка и нет обуви. Косая челка мешает ей смотреть собеседнику прямо в лицо, и она, глупо хихикая, постоянно поправляет ее пальцами. Пухлые губы слегка приоткрыты и готовы в любой момент растянуться в улыбке. И вот в следующий момент она уже хохочет как ведьма, запрокинув голову назад, а несколько парней-первокурсников не сводят с нее восхищенных взглядов. Нина стоит возле умывальника и моет яблоко. Ее никто не замечает, даже Пашка, который подскочил с какой-то бумажкой к проклятой Алиске и что-то выясняет…

Нина попыталась успокоить себя, но вышло плохо. Она почувствовала, будто крохотные иголочки заполнили ее солнечное сплетение изнутри и больно уперлись острыми краями в брюшную стенку, пытаясь пробить себе путь наружу. После четырех лет психотерапии Нина научилась мастерски разбираться в своих чувствах, поэтому сейчас без труда определила, что испытывает.

Зависть.

– Ну и что! – прошептала она, стараясь придать голосу независимые интонации. – Волосы у меня такие же красивые, а фигура получше будет. Она же как желе! Тронешь в одном месте, и оно целиком до утра будет колыхаться! Глаза у меня карие и теплые, а у нее цвета поноса. Мои ресницы – длинные и черные, а у нее их вообще нет. У меня губы узковаты, но в них – моя индивидуальность!

Из тщательно охраняемых психотерапевтическими приемами глубин Нининой памяти вдруг всплыло новое воспоминание. Темно и душно. Свечи. У Нины – неподъемная голова и ватные ноги. Ее тошнит, но она не может облегчиться, лишь давится рвотными спазмами, собственной слюной и какой-то грязью. «Фу», – говорит кто-то из темноты, и Нина понимает, что это «фу» адресовано ей. Она видит Алису, ее слабое беспомощное тело в безжалостных руках. Нина ничем не может ей помочь. Она вообще не может пошевелиться.

Нина помотала головой, возвращаясь в реальность. Стараясь унять часто бьющееся сердце, она глубоко вздохнула и снова уставилась на себя в стекло.

– Вам что-нибудь принести? – спросила подошедшая официантка, подозрительно вглядываясь в ее лицо. Наверно, приняла за сумасшедшую.

– Обезжиренный латте, пожалуйста, – заказала Нина и снова посмотрела на свое отражение.

Что на нее нашло? Помутнение какое-то! Почему она вдруг решила обвинить Алиску? Кому и что она попыталась доказать, пробурчав злые слова о ее внешности? Фу, мерзость! Бабство! Нина всегда подозревала, что в ней это есть!

Чтобы отвлечься от неожиданного открытия, Нина отхлебнула свежего кофе и принялась разбирать почту. Первое письмо, под темой «Работа», заставило ее удивленно выпучить глаза.

«Здравствуйте, Нина!

Эротический театр ищет режиссёра (сценариста и организатора), а также проводит набор актрис – молодых девушек, свободных духом и телом. Гарантированно высокая оплата труда. Заверяю Вас, что денег хватит на всё: и на жизнь, и на развлечения. Обучение и работа – всё строго конфиденциально. Свободный график.

С уважением, Елена».

Нина с минуту смотрела на письмо, не веря своим глазам. Неужели можно вот так просто взять и пригласить незнакомого человека в проститутки? По электронной почте? Потрясающая прямолинейность и незамутненность!

Нину разобрало любопытство. Она нажала кнопку «Ответить» и быстро напечатала короткое послание.

«Здравствуйте, Елена. Хотелось бы подробнее узнать, в чем состоит работа и каково будет обучение».

Следующее письмо было от Алиски. В нем – редактура пьесы, которую написала Нина.

– Когда ты еще и работать успеваешь? – шепотом спросила Смоленская.

Мимоходом ее снова обжег стыд при воспоминании о тех гадостях, которые она только что нашептывала себе под нос про свою единственную подругу.

Пьеса была про любовь. Естественно, про любовь несчастную, потому что в счастливой ничего увлекательного Нина не находила. Вся пьеса состояла из монологов разной длины, которые главная героиня и несколько статистов произносили со сцены, обращаясь к зрителям как к высшей силе, управляющей миром.

Нина несколько недель размышляла над тем, как замысловато и художественно «убить» героиню в конце. Конечно, грубо сработанный стул, одиноко стоящий на сцене, и большая веревочная петля стали бы идеальными декорациями – пусто, тоскливо и много способов обыграть отчаяние. На стул можно сесть, встать, лечь, закинув ноги на спинку. Его можно оседлать, перевернуть и даже разломать, чтобы кидаться в зрителей деревянными щепками.

Последняя затея пришлась Нине по нраву. Она обожала выводить зрителей из оцепенения и с удовольствием вовлекала их в постановку, иногда подвергая опасности их здоровье.

– Что ж, пусть потерпят эту интерактивность во имя искусства, – решала режиссер Смоленская и снова и снова, спектакль за спектаклем, обдавала зрительный зал водой, огнем и холодным воздухом, вопреки запретам руководства Института Искусств.

Петлю, свисающую с потолка, актриса могла бы ухватить рукой и качаться на ней во время монологов о безумии, подыгрывая себе движениями головы: хохотать, запрокинув ее назад, чтобы после обессилено уронить на грудь. Во время финального монолога петлю можно будет надеть на шею.

Нина воображала ослепительно белое платье в вульгарных стразах, смотрящееся оскорбительно празднично на фоне голой дощатой сцены и покосившегося набок старого стула. Ей безумно хотелось самой играть эту роль.

– Надо будет обязательно пригласить Пашку на премьеру, – прошептала она.

Нина начала писать этот текст в день его свадьбы. Она знала, что регистрация брака назначена на десять утра, и чтобы побороть искушение подглядеть из-за кустов, Нина решила отвлечься. Она решительно отмела все будничные способы – кино, кафе, прогулки с друзьями – неэффективно! Нужно было нагрузить свой мозг до предела, чтобы не думать больше ни о чем.

И Нина села писать. Изливая свою боль словами, она просидела за компьютером весь день, всю ночь и кусочек утра. В полдень она наконец встала из-за стола и съела с чаем найденный в холодильнике кусочек сыра. Ей казалось, что вот-вот придет отчаяние и накроет ее липкой пеленой, что душевные силы покинут ее, что дальше будут только рыдания и приступы удушья. Но ничего не произошло. Она чувствовала лишь опустошенность и удовлетворение, словно вся грязь из ее души переместилась в компьютер и была заботливо сохранена в файле формата «doc».

Тем же вечером ей позвонил Павел и сказал, что перед отъездом в свадебное путешествие они с супругой вдрызг разругались, и та, демонстративно плюнув ему в суп, уехала одна. Теперь ему, Пашке, скучно, грустно и «некому лапу пожать». Затем он робко попросил разрешения приехать.

– Приезжай, – сказала Нина равнодушно и ушла принимать ванну с маслом «Цветы Таиланда», запах которого очень нравился Павлу.

Он приехал и остался на две недели. Суп, испорченный Мариной, медленно скис в холодильнике.

– А что, если не петля? Что, если вода? – осенило вдруг Нину. – Воду обыграть еще проще! Ванна на сцене будет чем-то вроде портала… Жизнь и смерть, смерть и крещение.

Но где лучше разместить выгородку? Надо посмотреть расписание. Каким реквизитом обозначить счастье? Как быть с началом? Больше ничего не лезло в голову.

Почта звякнула, извещая о прибытии нового письма.

«Нина, спасибо за интерес и быстрый ответ!

Обучение будет направлено по большей части на освоение искусства общения с клиентом. (В основном это мужчины).

Цель проста – разбудить в клиенте неистовую страсть и влечение, чтобы затем погасить ее. Также нужно будет играть в ролевые игры по заказу клиента, например, если он захочет увидеть девушек в выпускных платьях или в пионерских галстуках и т.п., но не просто так, а в некой сценической композиции…

Ваша работа – писать сценарии и делать постановки, чтобы было правдоподобно и интересно.

Остальная информация после кастинга/собеседования.

Предупреждаю Вас, деньги любят тишину.

С уважением, Елена».

Нина рассмеялась и переслала оба письма Алисе. Исключительно ради смеха! Она прогнала от себя мысль, что снова делает что-то из чувства вины, иначе ее ждали бы дополнительные сеансы психотерапии.

Нина глянула на часы. Через пятьдесят минут ей надо быть в институте. Утро было отвратительным, так что, может быть, в качестве компенсации ее актеры хорошо поработают на площадке? Может, она, Нина, и плохой человек, зато хороший режиссер.

Может быть, Пашка заедет сегодня? Нина поймала себя на том, что соскучилась по его прикосновениям. По его красивым, аристократичным рукам, по длинным пальцам с выступающими костяшками, которые хочется целовать. Она представила его одетым в голубые джинсы и белую рубашку с закатанными до локтя рукавами, обнажающими загорелые руки, вспомнила его волнистые волосы, его запах, тепло его тела. Не заехать ли к нему домой прямо сейчас?

– О чем задумалась? – спросил голос над Нининым ухом.

Нина вздрогнула и обернулась, прикидывая, не схватить ли салфетницу для самообороны. Но уже в следующее мгновение на ее лице расцвела глуповатая улыбка, а в душе – уверенность, что Вселенная слышит ее.

– Тебе на работу, помнишь? – спросил Пашка. – Я тебя отвезу, если пустишь посмотреть репетицию. Пустишь?

Нина согласно кивнула и, подхватив сумочку и компьютер, выпорхнула за возлюбленным в стеклянные двери. Улыбка на ее лице продолжала цвести буйным цветом, когда Павел открыл ей пассажирскую дверь своего белого «БМВ».

– Это Смоленская? – спросила девчонка с растрепанным пучком волос, в цветастой юбке и кедах, сидевшая за соседним столиком.

– Она самая, – подтвердил бледный кудрявый очкарик, ее визави, – психованная баба, но гениальная.

– А что за мужик?

Парень пожал плечами. Мужики на «БМВ» его не интересовали.

– Сын ректора Строительной Академии, – раздался вкрадчивый голос за их спинами.

Обернувшись, они увидели коротко стриженную женщину в узких джинсах, футболке с похабной надписью и безумно дорогих туфлях на шпильке. Она все это время просидела за Нининой спиной, прихлебывая кофе из бумажного стаканчика и поглядывая на экран ее лэптопа, и теперь, проводив влюбленную парочку насмешливым взглядом, она сгребла с соседнего стула свой красный кардиган и направилась к стойке.

– Это Заваркина? – снова заискрилась любопытством девчонка, толкнув своего кавалера в бок. Тот пожал плечами.

– Ой, а я тебя не заметил! – удивился хозяин кофейни, который любил сам обслуживать клиентов и потому иногда нес вахту возле кофе-машины.

– Это моя суперсила – оставаться незаметной, – улыбнулась Анфиса Заваркина и попросила еще кофе с собой.

– Ты – ходячая антиреклама своей кофейни, – сказал хозяин и указал на картонный стаканчик с названием своего заведения. – Почему ты торчишь здесь? Шпионишь?

Анфиса хитро улыбнулась.

– По секрету, мой благоверный крепко сэкономил на аппаратуре, – прошептала она, – поэтому наш кофе – дрянь.

Гордая улыбка расползлась по лицу ее приятеля. Он с удовольствием принимал комплименты в адрес своей навороченной итальянской кофе-машины, которая стоила ему уйму денег.

– Еще я залюбовалась одной сумасшедшей, – призналась Анфиса, – заслушалась ее шепотом и не смогла уйти.

– Я тоже обратила на нее внимание, – с воодушевлением сообщила подошедшая официантка. На подносе в ее руках позвякивали грязные чашки. – Сидит, раскачивается, глаза невменяемые, и бормочет что-то вроде: «Я должна была сразу все рассказать!».

– Ох, должна была! – протянула Заваркина, хищно глянув на пустой стул, на котором восседала Нина Смоленская, – сразу, немедленно и всем. Хотя и сейчас еще не поздно.

Анфиса подхватила свой кофе, кивнула приятелю и стремительно вышла сквозь стеклянные двери на улицу. Хозяин кафе подмигнул официантке в ответ на ее недоуменный взгляд.