Читать книгу Последние каникулы - Алена Ушакова - Страница 14

который не выбирают

– «…В Городе жили более миллиона человек. Его красота признавалась всеми. В сероватой дымке пролива путника встречало мерцающее море розового кирпича с волнистым горизонтом из множества куполов. Городские храмы, дворцы и сады, прекрасные сами по себе, были полны лучших образцов классической скульптуры. Мраморные стены переливались радужными мозаиками. Несмотря на нищету и бесправие, уживавшиеся рядом с богатством и великолепием, этот Город на границе Востока и Запада долгие века служил маяком цивилизации…» – Ингвальд медленно закрыл глаза, явно погружаясь в мир прочитанного, шоколадно- коричневый объемистый том выпал из его рук и с треском ударился оземь.

Сидя на полу у бело-голубой стены в их комнате и сжимая ладонями голову, Ингвальд напоминал блаженного.

«Студенческое общежитие» «академиков» было более чем необычным. Никакого шума и никакого соседства. Дмитрию с Ингвальдом отводилось в полное и единоличное пользование целое здание непонятной формы. Вообще, отсутствие людей или, вернее, других разумных существ, пустынность и уединение, как заметил Дмитрий, были задуманы в качестве отличительных характеристик мира КS или его части – Академии.

На первом этаже располагалось нечто вроде маленького Дендрария, зимнего сада, поразившего Дмитрия удивительными образцами растительности. На втором этаже он обнаружил искусственный водоем, наполненный светло голубой жидкостью, источавшей приятные ароматы и странно охлаждавшей и освежавшей кожу. На третьем – «жилом» этаже находились всего лишь две комнаты, в одной из которых они с Ингвальдом и обретались все свободное время.

– Завтра, в крайнем случае, через несколько дней, все решится. Я уже знаю все наизусть. Конкурс выдержать вполне реально. Я его вижу во сне почти каждую ночь, – продолжал Ингвальд.

Диму поразил полубезумный блеск его глаз.

– Кого ты видишь? – Дима расположился у окна, сквозь которое в комнату проникал мягкий и, казалось, закатный, приглушенный тонкой перегородкой свет.

– Город, – просто ответил Ингвальд. Закинув руки за голову и вытянувшись во весь рост на мягкой пульсирующей поверхности пола, он устремил свой мечтательный взгляд в куполообразный потолок.

– О котором сейчас читал? – спросил Дима и поднял с пола книгу.

– Я о нем не читал, я о нем бредил. Брежу уже второй курс.

– «Секреты исчезнувших цивилизаций», – прочитал Дима, листая том.

– Если я реально пройду конкурс, то стану участником выхода.

– «Выхода»?

– Готовится массовый выход в этот Город. Массовый… то есть выход группы. Это редкость, обычно КS работают в одиночку. Ну, конечно, в компании своих дам-воительниц.

– Перекресток древнего мира… Святой город в бесплодной пустыне… Мир золота и крови… – Дмитрий углубился в книгу.

– Студенту-третьекурснику собственная дама-воин не полагается – стало быть, выбирать не приходится. – Ингвальд продолжал пребывать в своих грезах.

– Что-то знакомое… – Обратился к нему Дима, оторвавшись от чтения.

– Не удивительно, – ответил тот. – Твой собственный мир значится в каталоге по нескольким позициям.

– Эта книга – каталог, – наткнувшись на озадаченный взгляд землянина, продолжал Ингвальд, – каталог миров, цивилизаций, до конца не исследованных и непознанных с целью приобщения всего уникального и ценного, рожденного в них, к вселенской сокровищнице знаний.

– Например, посредством внесения информации в голубой шар Академической библиотеки?

– Ну, это частность. Библиотека – всего лишь один из многих центров хранения информации сообщества КS. Ты видел самую малую ее часть. Библиотека, кстати, создавалась, несколько тысячелетий.

Оконная перегородка мягкого сияющего желтого цвета легко взлетела вверх, и в комнату к юношам ворвался свежий ветер. Дмитрий вздрогнул от неожиданности: он ощутил прикосновение к коже легкого морского бриза и, казалось, услышал крики чаек.

– Что это?

За окном их взорам предстала огромная морская долина, по линии горизонта соприкасающаяся с голубой бездной неба. Желтая прибрежная полоска песка, перемежаясь небольшими барханами, была пустынна и целомудренно чиста. Морская гладь будоражилась белыми пузырчатыми гребешками легких волн. У кромки побережья прозрачная вода выставляла на обозрение чистую песочную поверхность. Метрах в ста от берега чернота морской глади свидетельствовала о нешуточной глубине. В бездонной поверхности моря оживали яркими веселыми зайчиками солнечные лучи (солнечные?!).

Где он все это уже видел? Если зажмуриться, можно вновь ощутить тепло и пережить счастливую радость того утра на море. Лето, июль, каникулы. Тогда, в свои неполные одиннадцать лет он впервые отдыхал на черноморском побережье. Ежедневно сбегая от родителей, часами бродил по берегу и, наконец, нашел почти целинный, неизвестный дикому и суетному пляжному сообществу кусочек моря, который в ранние утренние часы, когда большинство санаторных жителей, в том числе и мама с папой, мирно предавались сну, а в столовой только начинали накрывать столы к завтраку, принадлежал единолично ему одному. Здесь он был царь и бог. Нырял, выудил массу больших замшелых раковин, которые потом на рынке менял на диковинные ракушки, отрабатывал движения стиля брасс и просто лежал на прибрежном песочке, подставляя тело солнечным лучам.

В то утро все было точно также. Песочный берег пустынен, морская гладь слегка рябилась от небольших волн, солнце нежно ласкало кожу, а легкий ветерок трепал волосы и одежду. Зажмурив глаза, он неосознанно, почти физически чувствовал необыкновенное счастье, счастье, которое можно переживать только в детстве, раннем подростковом возрасте, когда исполнилась давняя мечта оказаться на море, и каждый вечер засыпаешь в ожидании нового счастливого дня, ведь каждый день обещает новые открытия, и уже достает остроты ума и развитости чувств, чтобы осознать себя частью этого моря, песка, неба и солнца. И все же в то утро ему не давал покоя вчерашний разговор с отцом. Он думал о том, что скоро у него родится брат или сестра. Пытался понять, что изменится с рождением этого маленького человечка? Пытался представить, как он с этим маленьким человечком однажды летом вновь поедет на море и как когда-то будет учить его нырять. И до чего же странно, что теперь кто-то еще, не только он, будет называть мамой его маму, а папой его отца.

– …Глубоководная бухта служила отличной гаванью, и постепенно город стал эпицентром пересечения торговых путей. На горизонте возник силуэт судна… Да, военного судна, несущего с каждого борта по пять ярусов весел.

– Что это? – переспросил Дима, открыв глаза и обнаружив произошедшее изменение морского ландшафта.

– Военные суда стремились в удобную гавань Города. Горожане были знаменитыми мореходами. Позднейший текст рассказывал о некоем жителе Города – купце, который после многомесячного плавания достиг на своем корабле… – продолжал грезить наяву Ингвальд, завороженно вглядываясь в раскинувшуюся за окном морскую даль.

– Что это? – не понимал его собеседник.

– Иллюзия, всего лишь иллюзия, конечно, – Ингвальд, наконец, очнулся от своих мыслей, резко закрыл оконную створку, морское очарование мгновенно испарилось, как будто его и не было. – Только каждый воспринимает ее по-своему. Ты, например, что видел за окном?

– Иллюзия?

– Ее материализовала эта книга, – Ингвальд взял в руки шоколадный том и, отвечая на все еще недоуменный взгляд Димы, продолжил. – Каталог миров – это все-таки учебное пособие для слушателей Академии. А пособие должно быть наглядным.

– Ну и ну, – уже привычно удивился Дмитрий. – Этот Город чем-то напоминает твой мир?

– Вовсе нет. Он неестественен для меня, моего мироощущения. Знаешь, что нас с тобой сейчас различает?

– Что же?

– В этой иллюзии ты увидел нечто близкое тебе, сопричастное твоему миру, наверное, что-то из своего прошлого.

– А ты?

– А я искал в этом иллюзорном мире неведомое, непознанное, доселе неизвестное. Я часто, каждые каникулы возвращаюсь в свой мир, тоскую о нем здесь. Но, знаешь, я ему уже не принадлежу. Еще несколько курсов Академии и я пополню ряды бесстрашной и не ведающей преград армии КS. И этот Город станет первой ступенью…

В комнате повисла тишина. Дмитрий подумал, что его сосед неисправимый романтик. А это не так уж плохо – иметь в друзьях неисправимых романтиков. В своем мире таких он почти не встречал.

– У нас это называют призванием. Это космическое странничество – твое призвание? – Задав вопрос, Дмитрий с неподдельным интересом рассматривал собеседника.

– Призвание? Это судьба. То, что я должен стать КS, стало известно сразу после моего рождения. Это была большая честь. – Ингвальд почти грустно усмехнулся своим воспоминаниям. – На первый курс Академии меня провожали, как у вас…

– …космонавта в первый космический полет? И встречали как героя? – догадался Дима.

– Почти. Наша цивилизация, как одна из высокоразвитых и гуманистических, посвящена в миссию КS. Их визиты в наш мир не сокрыты тайной… Я для своих сородичей уникален, потому что избран КS. Но…

– Что но?

– Меня никто не спрашивал, хочу ли я этого пути? Говорили, что мое рождение принесло радость в наш мир, появление КS у нас большое событие. Но…

– Но тебе никто не дал право выбора?

– Да.

– И, наверное, ты что-то потерял. У нас это называется «простым человеческим счастьем». Ну, например, твоя девушка вряд ли дождется тебя?

– Как ты догадался? – усмехнулся Ингвальд. Подперев ладонями голову, он сосредоточенно внимал собеседнику. – Меня ждет встреча с другой девушкой – гигантской холодной леди, которую и женщиной-то признать трудно.

– Всю жизнь ты будешь исследовать чужие миры, не познав окончательно один – свой родной? Ведь так?

Ингвальд, погруженный в свои мысли, ничего не ответил.

Подойдя к окну, за которым совсем недавно скрывалось море, Дмитрий обернулся к Ингвальду.

– Знаешь, какой самый трогательный, самый поразительный момент в повествовании Евангелия? Ты ведь читал земное Евангелие, все его варианты?

– Евангелие? – Ингвальд как-то странно заволновался, насторожился и с крайним удивлением посмотрел на Дмитрия. – Читал… Конечно… Давно, на первом курсе.

– Так вот. Это когда Иисус молит отца своего, чтобы, если это возможно, минула его чаша сия.