Читать книгу Перевоплощение - Алер - Страница 6

Мара проснулась в собственной кровати, но одетой и укрытой чем-то лёгким; она не открывала глаз – в комнате кроме неё и Ёлки (соседки) присутствовал кто-то ещё.

– Да-а, хорош кофеёк, – оказалось, это Дым, нынешний Ёлкин ухажёр. – Я ещё бутербродик наверну?

– Будет с тебя, надо и Маре оставить, – а это Ёлка, или Лена, как её звали в действительности, но с лёгкой руки Дыма ставшая Ёлкой.

– Ну, тогда я закурю, Мара всё равно как бревно, да к тому же курящее, гы-гы.

– Удод ты, – беззлобно сказала Ёлка. – По ней пол-общаги сохнет. Сам-то недавно чего добивался?

– Известно чего, – хохотнул Дым. – Я, может, её и сейчас хочу…

– А в торец не хочешь? – Мара проснулась официально, дальше подслушивать неприлично.

– И это в благодарность за спасение, – Дым посмотрел с деланным укором, но никто не отреагировал, тогда он закурил и добавил: – Впрочем, ничего особенного.

Повисло молчание, Мара помнила, как выходила на балкон, но дальше пустота, провал, словно из памяти, как из магнитной ленты, вырезали кусок и снова склеили края. Ёлке тоже тяжело, она вся издёргалась, её терзало любопытство, но приходилось молчать, понимая, что слово за Марой. А Дым просто курил и ждал, ждал, когда его спросят. И Мара спросила:

– Расскажешь, как было?

– Конечно, – Дым смачно затянулся, выпустил сизое облачко, положил сигарету в пепельницу, сделал некий театральный жест рукой – мол, вспоминая, – немного покашлял и даже слегка ковырнул в носу (это от души). – Как ты помнишь, Ёлка попросила тебя вместе с компанией оставить нас вдвоём, обычное дело, ты всегда идёшь навстречу.

– И в этот раз во времени вас не ограничила, – Мара съехидничала, такой уж характер.

– Вот именно, мы ведь всегда еле успевали к твоему приходу, ты и в будущем не торопись быстро возвращаться, знаешь, Ёлка такая затейница, особенно ей нравится…

– Заткнись, свинья, – Ёлка от обиды сжала кулачки, сильно сжала, так, что посветлели костяшки пальцев сквозь её смуглую кожу. – Ты, наверно, всем приятелям рассказываешь о наших отношениях.

– При чём тут приятели, – Дым неумело разыграл удивление, а потом, чуть закатив глаза, сказал: – Я же Маре рассказываю, вдруг она заинтересуется.

– Не отвлекайся от темы, она не заинтересуется, – Мара придала лицу серьёзное выражение. – Вчера, я ушла от ребят позже, – обычно Мара возвращалась в одно и то же время, сначала так казалось удобнее, а потом закрепилось привычкой. – Но ненамного, на какие-нибудь полчаса…

– Какие полчаса, мы прождали тебя лишних два часа, после чего Ёлка отправила меня на поиски. – Дым занервничал. Внезапно. Несколько секунд назад он выглядел весело и беззаботно, а теперь переменился. – Я сразу двинул к твоим друзьям-картёжникам, но когда вышел на балкон… не знаю, сначала тебя там не было, вернее, ты была, но другая, совсем-совсем другая, и почему-то снег перестал падать, он висел в воздухе, но не падал… нет, он был белым.

– Что!?

– Но ты спросила…

– Я не успела! Я только подумала.

Сигарета самостоятельно докуривалась в пепельнице, мерно тарахтел холодильник, одинокий таракан, ничего не боясь, перемещался по линолеуму, он и не собирался прятаться в какую-нибудь щель, а выискивал местечко поудобнее, чтобы ничего не пропустить из этой престранной истории. Но пока слушать нечего, никто не нарушал возникшей тишины, тишины неустойчивой, будто раскачивающейся, грозившей взорваться потоком эмоций трёх возбуждённых, встревоженных людей.

Вот Ёлка, которая знала основной сюжет, обнаруживает, что Дым рассказал ей не всё, ведь во вчерашнем изложении картина представлялась иначе – вышел, нашёл без сознания и принёс в комнату, что совпадало и по времени, так как отсутствовал он недолго. Теперь какие-то миражи, чтение мыслей, и главное – изменился Дым (мимика, взгляд, жесты, какое-то незнакомое напряжение тела, как струна, грозящая порваться в следующую секунду). Ёлка умела чувствовать, но она боялась, боялась сказать неправильную фразу, даже слово, боялась привлечь внимание, поскольку видела себя лишней на этом стоп-кадре. Ей не верилось, что у них, у обоих, снесло крышу, но она гнала подозрения, что в её привычном, рациональном мире начинает происходить ирреальное, пока ещё не с ней, но она уже близко, она уже почти свидетель. Ёлка, милая Ёлка, конечно, когда человек пугается, он переключает основное внимание на себя, начиная лихорадочно искать пути преодоления страха, найдя же – убегает, дистанцируется, в крайнем случае молчит. Только спасает ли это? Конечно, ты не лишняя, ты призвана помочь Дыму, который вступил в очень опасную область, если ты, именно ты, выведешь его из оцепенения сейчас, в последующем вы достигнете блаженства. Вместе. Мир детерминирован, но есть одна лазейка, один шанс – успеть до момента выбора, Дым определён, но пока не избран, и спасение его в руках Ёлки, способной увести от холодного пристального взгляда, но, наверно, она не любила Дыма, а это ключевой момент. Впрочем, факт избрания ещё не состоялся, а то и обойдётся.

– Что произошло потом? – Мара очнулась первой.

– Ты лежала на балконе, в углу, около перил, слегка присыпанная снегом, я попытался тебя растолкать, но никакой реакции, тогда я взял тебя на руки и принёс в комнату.

– Спасибо, Дима, но скажи, что ты видел перед тем, как нашёл меня? – она говорила очень тихо и очень спокойно, пытаясь вспомнить, что же произошло.

– Я забыл, только обрывки, бесполезные обрывки взглядов и жестов, слов я не помню. А она действительно красива, но, наверно, жестока… такое холодное, неулыбчивое лицо…

– Забудь о ней! – Ёлка опомнилась, теперь она кричала. Поздно, девочка, похоже, действительно поздно.

– А почему ты сказал, что она – это я? – Мара не отступала.

– Может, похожа, а может, и ты. Я не помню, важно лишь то, что я нашёл тебя на балконе нашего этажа и вернул в тепло.

– Нашего?! Ты хотел сказать пятого…

– Нет, шестого.

Холодно. По телу побежали мурашки. Выступил пот. Мара по-прежнему лежала под постельной накидкой подруги. Она чувствовала, как становится влажной и липкой – волосы придётся выжимать вместе с подушкой, – но не вставала. Потому и не вставала. Она никогда не позволяла себе выглядеть в присутствии мужчин неопрятно, а тут – мятая, потная, да вдобавок дурно пахнущая. Но выгнать Дыма невозможно, сейчас невозможно, оставалось лежать и решать новую загадку – как она переместилась с пятого на шестой этаж. Загадка не решалась.

– Я ухожу, – Дым поднял глаза на Ёлку. – Странно, до разговора я ничего не помнил, – в его взгляде промелькнула боль и мольба о помощи. – Но это неважно, мне скорее нужно уйти.

Ёлка молчала, человек, который был страстным, горячим любовником, замерзал на её глазах, она захотела повернуть процесс обратно, вспять, но произошло другое, она испытала ощутимое нарастание усталости, лишающее внутренних, душевных сил. Всё безразличней и безразличней, всё дальше и дальше… И Дым ушёл, словно раненый в сердце сказочный Кай, в край ледяного безмолвия, но только Ёлка не станет Гердой, Ёлка не любила Дыма, любовь так легко не изымешь из сердца.

– Больше мы его не увидим, – уверенно сказала Мара, вставая с постели.

– Сто раз увидим, в институте, например, да и здесь тоже, – Ёлка оправдывала свои нынешние эмоции, вернее, их отсутствие, конечно, они видели его не в последний раз, но прежнего Дыма не будет.

Выйдя из комнаты девушек, Дым направился к себе, чтобы собрать вещи и навсегда покинуть общежитие. Дым жил среди одногруппников (четвёртым в комнате на троих), спал на раскладушке, которая днём убиралась во избежание нагромождения. Вещами Дым не обременялся, довольствуясь тем, что умещалось в большой спортивной сумке, зато имел навороченный ноутбук, чему завидовали многие в общаге, но пользоваться им, и то в присутствии хозяина, дозволялось только той троице, у которой и жил счастливый обладатель полезной игрушки. Следует знать, что Дым не являлся иногородним студентом, а был самым заурядным москвичом, дом же игнорировал по причине постоянных разногласий с родителями, которые категорически не понимали его страсти к компьютерным играм, в этом плане общага – идеальный полигон для творчества и самовыражения. Просто геймер – это скучно, это приелось Дыму после первых быстрых побед, и он пошёл дальше. Ряд случайных, как казалось, знакомств, успешных демонстраций навыков привели Дыма в касту тестеров новых игр, что приносило некоторый (совсем небольшой) доход и делало условно-независимым от родителей. Однако независимость кончилась. Дым возвращался домой.

Пока Мара принимала душ, Ёлка ушла на занятия в институт, Мара надеялась пойти вместе, а теперь придётся топать одной, целых двадцать минут (институт находился недалеко от общежития): «Нет, не пойду, пускай уже зачёты и семинар пропускать нежелательно, всё равно не пойду, сдам потом этот хвост, и все дела».

Приняв подобное успокоительное, Мара осталась. Тут же подвернулись дела: стирка, уборка, проветривание (зимой не особенно приятно, но приходится) и тому подобное. Наконец, покончив с этим занудством, Мара облегчённо присела, обдумывая, чем занять себя дальше, при этом соорудив несколько бутербродов, но тут ввалился Вик.

Он никогда не стучал в дверь, перед тем как зайти, да и зачем стучать, идя к другу, пусть даже друг – девушка, поэтому Мара сразу поняла, что пришёл именно Вик. Видимо, уходя, Ёлка не воспользовалась ключом, чем поставила в неудобное положение как Вика, так и Светку (соседку Мары и Ёлки, живущую в соседней комнате их блока), которая голышом стояла в межблоковом коридорчике и разглядывала себя в зеркало. Но, совсем по-честному, Светка взвизгнула больше для вида, ей нравился Вик, а себя стесняться – оснований нет, в молодости все симпатичны. Так же, не стучась, Вик зашёл к Маре, та только кивнула ему, говорить она не могла, пытаясь прожевать и проглотить смех.

– Я не виноват, – Вик выглядел смущённым, но не только. – Ну хватит ржать, а то к Светке уйду.

– Только постучись, – с трудом выдавила Мара и больше не сдерживалась, засмеявшись в голос.

Вик краснел, понимая, что Светка вызвала в нём отклик и желание, но, не умея отделаться от этого понимания, краснел ещё сильнее, кроме того, пришлось сесть, закинув ногу на ногу, что не укрылось от Мары и добавило ей веселья. Короче, пока одна веселится, другой краснеет, а третья одевается, посмотрим на этот блок и его обитателей. При той же стандартной планировке плюс кухня (как у ребят), данный блок меньше, рассчитан на четырёх человек, по двое в комнате. Ещё одно отличие выражалось в дополнительном комфорте, так, на стенах, над кроватями девушек, висели простенькие, но мягкие и приятные на вид ковры, шторы регулярно стирались, окна – мылись, ну и тому подобное. Из привычной техники присутствовали маленькие холодильник и телевизор (у Мары с Ёлкой), перешедшие к ним от прежних хозяев, закончивших учёбу и съехавших из общежития (обычная практика, правда, требующая некоторых вложений), а соседки располагали компьютером, простеньким, но пригодным для учёбы.

Вторая половина блока была не курящей, что провоцировало регулярные конфликты, большей частью не приводящие к исключительным решениям, но систематически портившие настроение; в качестве особого случая фигурировало перемещение холодильника из общего коридорчика в комнату Мары и Ёлки. Понятно, что запах табачного дыма не способен долго поддерживать тему разговора, даже если кричать, поэтому переходили на личности. Подобные «наезды» приносят частичную пользу, приоткрывая тайны, сплетни, слухи и всё то, что принято говорить за глаза. Так, Ёлка у многих ассоциировалась с женщиной лёгкого поведения во всех жанровых проявлениях и наименованиях, при этом в спорах она становилась крикливой, несдержанной на обидные слова и жесты, в запале даже плевала в лицо оппонентке, метя, а иногда и попадая в глаз. Легко догадаться, что Ёлка и порождала большинство разборок в сообществе, хотя в спокойной обстановке оказывалась доброй и ласковой девушкой, просто очень любвеобильной. Мару поставили в известность о её высокомерии, пренебрежении к людям, мажорности и богемности (камешек в конкретный огород), отдавая должное внешней эффектности, ей предлагалась скромность и простота – словом, полная чушь, эмоциональный угар и периодическая потеря контроля над собой.

Соседкам доставалось не меньше, точнее, одной из них – Светке, у которой взаимная антипатия с Ёлкой по причине той же избыточной влюбчивости, только Светке, в силу строгого воспитания, пока доставало сил удерживать желания внутри себя, исключая мелочи, когда требовалось «выпустить пар». Отсюда её нередкие дефиле по блоку в обнажённом виде (мол, из душа, а халат не взяла) и якобы забываемые на видных местах интимные предметы, совсем личные, касающиеся только её. Вот это стоическое воздержание и служило объектом издёвок многих пересмешников (например, из не самого злого: «Все видели, но никто не пробовал»), а Ёлка лишь злорадно и смачно пересказывала всю эту дрянь, добавляя иногда совет-другой от себя, добивая несчастную девушку, доводя её до истерики. Мара подобным образом Светку не напрягала и даже одёргивала Ёлку (не всегда успешно), но Мара не терпела вульгарности и требовала идеального порядка в зоне совместного проживания, на самом деле она элементарно боялась, что кто-то посторонний решит, будто некий предмет, бесстыдно лежащий на виду, а не прибранный в укромное место, принадлежит ей. Наконец, четвёртая представляла собой полную, некрасивую девушку, погружённую в учёбу и собственные загоны. Она ни с кем не ругалась, не конфликтовала, помогала окружающим с конспектами, поскольку ходила на все лекции и семинарские занятия, отличалась хорошей памятью и способностью к анализу. Удивительно, но её никто не дразнил и не навешивал ярлыков, обращаясь всегда по имени – Маша.

Вик дожёвывал последний бутерброд (Маре не досталось) и изучал один из Ёлкиных журналов.

Смыв смех и окончательно успокоившись, Мара отозвалась на позывы голода, вытащив из холодильника колбасу, сыр и масло, а из целлофанового пакета полбуханки чёрного – вполне достаточно для новой порции.

– Бутерброды будешь? – излишний вопрос.

– И кофе тоже, – не отрываясь, добавил Вик, продолжая загибать пальцы и беззвучно двигать губами.

Мара подошла и заглянула в журнал: ага, там один из этих нескончаемых тестов об отношениях полов:

– Витюша, ты название теста прочёл?

– Да, – он увлёкся.

– Ладно, потом поговорим, – Мара занялась подготовкой нехитрой трапезы.

Наконец, Вик отложил журнал и, преодолевая сомнения, выдал:

– По всему выходит, что я весьма коммуникабельный чел, знаешь, Мара, это хороший тест, попробуй ты, посмотрим, что получится.

– Тест-то может и хороший, но только он для женщин, – Мара спрятала смешинку в уголках глаз. – Так что не льсти себе.

– А какая разница?

– А разницу ты лицезрел недавно, – Маре легко. – Или не успел рассмотреть?!

– Знаешь, я от неожиданности, а может, от её визга глаза закрыл…

– Как же так, девушка готовилась, мёрзла, ожидая твоего прихода, а ты спрятался от всей этой красоты, – Мара веселилась, но она недалека от истины, Света действительно хотела увидеть Вика, и прогул Марой института повышал шансы, вариант же с неглиже выпал внепланово.

– Мара, я серьёзно, у меня есть какие-нибудь шансы понравиться Свете?

– Жаль, Лены нет, вот кто всё знает и о шансах, и о Свете, – Мара не сумела сменить тональность, подкупаясь детскостью Вика.

– С Ёлкой я на такие темы разговаривать не буду.

– А со мной, значит, можно…

– Марина! – ого, Вик нечасто называл её полным именем, видать, парня крепко зацепило.

Мара вздрогнула и с удивлением посмотрела на Вика, а потом на опустошённую посуду – Вик не только по-новой съел все бутерброды, но и выпил обе чашки кофе. Да, поесть Маре не удаётся. Вик проследил её взгляд и удивился не меньше, тут же вскочив, он предложил:

– Я сбегаю к себе, у нас там хлеб остался и сыра немного…

– Сиди уже, у Светки возьму, а вот делать бутики будешь сам, а то я за тобой не успеваю.

Мара принесла хлеб (остальные ингредиенты имелись) и, передав Вику поварские обязанности, неторопливо закурила:

– Первая сегодня.

– А я пока не курил, – Вик ответил механически, ожидая продолжения прерванного разговора, но Мара не торопилась.

Вик слепил бутерброды, сварил новую порцию кофе (здесь предпочитали молотый, готовя его в турке на плитке) и молча ждал, пока девушка поест.

– Славненько, – промурлыкала Мара, погладив себя в области живота, и, ласково посмотрев на Вика, продолжила: – Солнышко, я не знаю, чем тебе помочь, но что касается шансов – они у тебя максимальные.

– Да? Ну, да, наверно, – Вик это и сам понимал, но его волновал другой вопрос, даже не вопрос, а тема, тема первого шага, первого слова, чтобы ненароком не оттолкнуть, не обидеть, не вызвать отвращения какими-то неправильными поступками. Всё это Вик пытался сформулировать в виде вопроса, но не находил нужных фраз.

– Вот что, друг мой, – Маре не требовался этот вопрос, она помнила, как Вик напряжённо изучал журнальный тест, а потом нахваливал свою коммуникабельность. – Ты со Светой учишься во вторую смену, и даже на одном потоке, поэтому предложи ей пойти в институт вместе. И не делай испуганных глаз, она с радостью согласится. На лекции садись рядом с ней, ну и назад возвращайтесь вместе. Гарантирую, вечером вы будете легко и непринуждённо общаться.

– До вечера ещё дожить надо, – Вик волновался. – А о чём лучше говорить, например, по дороге в институт?

– Боже мой, да хоть о парниковом эффекте, какая разница, не страшно и немножко помолчать, только не переусердствуй, – Мара подошла к сидящему на стуле Вику, взяла его пальцами за плечи и, повернув лицом к себе, отошла на шаг. – Вот скажи, я красивая девушка?

– Мара, не надо меня прикалывать, – Вик по инерции оставался напряжённым, но только снаружи и совсем ненадолго, это ощущение перехода знакомо многим мужчинам, когда сложное и даже неразрешимое становится лёгким и изящным, простым и доступным, причём сразу и в полной мере, Вик зажмурился и заулыбался. Женщины чувствуют по-другому.

– Ну, ты ещё заурчи для комплекта, – Мара порадовалась своей проницательности, всё-таки Вика она понимала неплохо.

– Мара, спасибо, – Вик вышел из её комнаты и постучался (!) в соседнюю.

Договорившись со Светой, выглядевшей ошарашенной, но счастливой, Вик вернулся к Маре. Конечно, иной человек уйдёт не сразу, а, подобрав повод задержаться (да и зачем повод, если тебе рады), поболтает «не важно о чём», но Вик поступил наоборот, он как раз нашёл повод ретироваться, связав это с учёбой и необходимостью получения у Мары неких ценных консультаций. Мара слышала их разговор и спросила Вика по возвращении:

– И чем же таким важным помочь твоей учёбе?

– Да ладно тебе, нельзя же вот так, сразу.

– Нельзя, назначив встречу одной девушке, бежать к другой.

– Так я не к девушке, я к тебе.

– Спасибо, – Мара усмехнулась. – Дать бы тебе по шее, так ведь не почувствуешь.

Вик – крепкий высокий парень, обладающий природной силой, прошедший военное воспитание и армейскую закалку. От папы стать и мощь, от мамы ум и доброта – не самое худшее сочетание для молодого мужчины двадцати двух лет. Благодаря внутренней доброте Вик никого и никогда не ударил, даже в армии, во что трудно поверить, но так уж положено ему судьбой. Иногда он подвергался насмешкам со стороны сверстников (но не сверстниц, Мара не в счёт), впрочем, этой привилегией пользовались лишь близкие приятели, остальные побаивались силы Вика, благодаря которой он и пережил (сравнительно легко) падение на себя содержимого книжных полок. А вот на лице природа чуток отыгралась, но для молодого человека сия неприятность не столь катастрофична, пройдёт не так много лет, и прорезавшаяся мудрость, вкупе с грамотно регулируемой растительностью, сгладит прямые углы, избавив лицо от гиперболизированной мужественности известного раскалывателя орехов.

– Не, по шее не надо, ты мне лучше ещё кофейку дай, – что угодно, лишь бы не идти к себе.

– Чего ещё прикажете? – так, мимоходом.

– А ещё, пожалуй, стрельну у тебя Эл-Эмину, самое время раскумариться.

– А рюмочку не поднести? – сказала из коридора, слегка подзадоривая Светку (двери-то тонкие), а заодно подкидывая тему для будущей светской беседы.

– Это ты Жорику предложи, он не откажется.

Мара не ответила, ей стало стыдно, она совсем забыла о вчерашнем инциденте у ребят, забыла спросить Вика о самочувствии, но в её стиле мгновенно исправлять промахи:

– Витя, – Мара вернулась в комнату, – как ты после вчерашнего?

– Нормально, я уже и думать забыл, – Вик слегка приврал, шишка напоминала о себе при любом прикосновении, но больше ничего не беспокоило.

– Нет, я серьёзно. Голова не кружится?

– Мара, у военных и их детей не бывает сотрясения мозга, – Вик стеснялся, когда его жалели, он не принимал этого даже от Мары, только один человек не причинял ему дискомфорта данным чувством – мама.

– Ладно, пойду кофе ставить, – Мара свернула тему, понимая, что из Вика ничего не вытянешь.

Пока молчали, Мара сварила порцию и принесла в комнату, Вик с удовольствием закурил, сделал малюсенький глоток и, будто между прочим, сказал:

– Жора, как ни крути, пробитый алкаш, ну о чём с ним можно говорить…

– Куда это ты заворачиваешь? – Мара задала лишний вопрос, она вовсе не желала говорить на ту тему, которая неотвратимо следовала за прозвучавшим вопросом, но уже вырвалось.

– Понимаешь, наш Костя находит его интересным собеседником, – этим «наш», Вик не подначивал Мару, он искренен в своём отношении к друзьям.

– Витя, – Мара посмотрела на него настолько серьёзно, что бедняга чуть не опустил сигарету в кофе. – Если ты ревнуешь Костю к Жоре, то это верх глупости, а если тебя интересуют мои личные отношения, то поумерь любопытство.

Вик растерялся, сейчас он ассоциировался с анекдотичным революционным матросом, с трудом дозвонившимся до Смольного, но без всяких сожалений отправленным по верному адресу. Идти туда не хотелось, тем более требовалось объяснить Маре, что она неправа в своих предположениях. Вик вспомнил, как Костя однажды (бог знает по какому поводу) сказал ему, что переломить в споре агрессивного оппонента легче всего путём соглашения с ним по одной из позиций, с последующей подменой его доводов своими, ну а если аргументов не хватает – сиди, кури.

– Мара, конечно, меня интересуют твои отношения с Костей, и я, понимая неловкость ситуации, пытался выйти на эту тему через отношения Кости и Жоры, наверно, неуклюже, а оттого и двусмысленно, – Вик посмотрел на дымящуюся сигарету. – Пойми, здесь нет праздного любопытства, вы оба мои друзья, и мне обидно видеть вашу наигранную скрытность, – время крепко затянуться, выпустить тугую струю дыма и завершить в мажоре: – Чёрт возьми, если у меня есть повод порадоваться за вас, так скажите!

Завернул. Подобного спича от Вика никто и никогда не слышал. Мара с довольно глупым выражением лица принялась чесать затылок (эх, кто бы зеркальце принёс), потом ущипнула себя, получилось больно, но лицо поумнело по причине закрывшегося рта, для большей уверенности Мара ущипнула и Вика, тому не понравилось, но комментариев не вызвало, одним словом, чудо. Немой заговорил.

– Вить, извини, если обидела, – Мара сделала паузу, обдумывая, как закончить фразу. – Но ты торопишься.

– Мне вот что странно, я раньше не сомневался, что твоё внимание привлечёт лишь мужчина много старше тебя, из числа состоявшихся интеллектуалов, – во, млин, Демосфен. – То есть я считал, что ты найдёшь счастье в мезальянсе, и вдруг Костя, ровесник, а между вами словно притяжение какое-то.

– Ты знаешь, мне порой кажется, что он не ровесник, что ему тысяча лет, – больше, Мара, больше…

Неожиданно вернулась Ёлка, со следами почти растаявшего снега, румяная (от мороза) и добродушно настроенная:

– Привет, народ, я заколола последнюю пару, поэтому раньше обычного.

– Классно выглядишь, а снег тебе идёт, давай помогу шубку снять, – Вик продолжал удивлять, как настоящий джентльмен он помог девушке раздеться, после чего, направляясь к выходу, добавил: – Пока, девчонки, пойду собираться, может, вечерком забегу.

– Вау, что с нашим скромником? – Ёлка удивлённо посмотрела на Мару.