Читать книгу Богатство идей. История экономической мысли - Алессандро Ронкалья - Страница 44

Одной из сфер, в которой мальтусовский закон народонаселения играл центральную роль, по крайней мере, с первых десятилетий XIX в., была дискуссия о законах о бедных, которая затрагивала ряд других тем, таких как роль государства в экономике и риски общественного вмешательства в область индивидуальной ответственности. Здесь мы снова сталкиваемся с проблемой, которая постоянно возникает, хотя и в разных формах, в экономических и политических дебатах. Этой проблемой, в общем, является вопрос о том, «что необходимо сделать» в отношении бедности, поражающей низшие слои населения[298].

Очевидно, что проблема бедности принимает различные формы. Упрощая, можно сказать, что, с одной стороны, существуют сироты и беспризорники, пожилые и инвалиды: все те, кто по той или иной причине не способны работать и у кого нет семьи, которая могла бы о них позаботиться и обеспечить их существование. С другой стороны, существуют те, кто способен трудиться, но не может найти работу или их работа не обеспечивает им необходимого для выживания дохода. Наконец, третья группа включает тех, кто предпочитает не работать, а жить в нужде и бедности, подобно попрошайкам, или вести жизнь, наполненную риском, подобно бандитам.

Значение, которое придается этой последней группе, может различаться. В целом большее значение ей придают консервативные экономисты, которые враждебно относятся к расширению общественного вмешательства в пользу бедных не только на первую категорию, но и на вторую. Прогрессивные же экономисты благоприятно относятся к общественному вмешательству, полагая, что третья группа незначительна или входит в одну из первых двух групп[299].

Проблема бедности имеет эндемичный характер, но принимает особенно острые формы в периоды, для которых характерны заметные технологические изменения. Поэтому технологические изменения, характеризовавшие сначала аграрную, а затем промышленную революцию, привели к обеднению масс рабочих. В XVI в. огораживания – выделение земли, предназначенной для животноводства, – привели к обнищанию большого числа людей, изгнанных с земель, которые их семьи обрабатывали на протяжении поколений. Томас Мор иронически заметил по этому поводу, что овцы «обычно такие кроткие, довольные очень немногим, теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей, разоряют и опустошают поля, дома и города» [More, 1516, p. 65–67]. Во второй половине XVIII и первой половине XIX в. в Англии, которая была в то время самой передовой страной Европы, развивавшаяся промышленность вытесняла традиционные ремесленные занятия, также порождая массовый пауперизм.

Ниже мы рассмотрим (подразд. 7.7) дискуссию о «компенсации» или, иными словами, тезис о том, что рабочие места, исчезающие после введения машин, «компенсируются» созданием новых рабочих мест благодаря новому спросу, который возникает на основе улучшенных жизненных стандартов, созданных техническим прогрессом. На самом деле, однако, пауперизм был у всех на виду: «компенсация», по меньшей мере, не была немедленной.

Уже в елизаветинской Англии законы о бедных предусматривали не только систематическую поддержку для первой категории бедных – сирот, стариков и инвалидов, – но также и в более общем смысле, для всех тех, кто не может обеспечить себя собственным трудом. Статутами 1601 г. был введен общенациональный налог для поддержки бедных; однако сбор и распределение этого налога осуществлялись на местном уровне, под наблюдением избираемых надзирателей, а местные администрации могли выбирать между пособиями неимущим, живущим самостоятельно (распределение продуктов питания, субсидии, общественные работы), их содержанием в общественных работных домах (где получающие такую помощь бедные должны были жить и работать), или сочетанием того и другого.

Бремя вмешательства, таким образом, падало на обеспеченные классы тех локальных сообществ, где жили бедные. Очевидно, это означает, что тяжесть налогов в различных местах была неодинакова, в зависимости от доли бедных в местном населении; как следствие, общины всегда стремились поощрять своих бедных к переезду в другие области страны, а также запрещать бедным приезжать из других областей, постоянно пытаясь регулировать – и затруднять – мобильность бедных. Актом об оседлости 1662 г., например, были введены такие ограничения, которые были не только абсурдно жесткими, но также практически невыполнимыми. Более того, этот налог постоянно провоцировал жалобы на поощрение безделья, поскольку система помощи считалась слишком щедрой для людей, которые не работали, хотя и были трудоспособными[300].

Эта двойная проблема в конечном счете привела к возникновению в XVIII в., и особенно с новым Законом о бедных 1772 г., ряда правил, которые практически запрещали миграцию бедных из одного прихода в другой, поставили предоставление продуктов питания, в очень небольшом объеме, в зависимость от проживания в работном доме, а работные дома стали своего рода тюрьмами без решеток[301]. Несмотря на эти ограничения, помощь бедным значительно выросла: согласно некоторым оценкам, к 1803 г. она предоставлялась миллиону человек, что равнялось 11 % населения Англии и Уэльса, а в 1830 г. помощь составляла до 2 % национального дохода (см.:

[Williams, 1981; Boyer, 1990; Oxley, 1974]). Расширение помощи бедным было вызвано, среди прочего, так называемой системой Спинхемланда (названной так по месту, где собирались магистраты Беркшира), начавшей распространяться в 1795 г., в соответствии с которой получатели самых низких заработков субсидировались до минимального уровня, определяемого на основе количества членов семьи и индексируемого на основе изменения цен на продовольствие.

Все это составляло подоплеку дискуссии о законах о бедных в Англии в первой половине XIX в. Как мы видели выше, мальтусовский закон народонаселения использовался здесь для доказательства того, что помощь трудоспособным бедным бесполезна – этого тезиса придерживались многие классические экономисты, включая самого Мальтуса и Рикардо. Другие, подобно Сениору, прибегали к теории «фонда заработной платы» с тем же самым выводом: помощь трудоспособным бедным ослабляет стимулы к труду, сокращая тем самым эффективность рабочих и, как следствие, масштаб производства и доступность ресурсов для выплаты заработной платы[302].

Дискуссия между сторонниками консервативных и прогрессивных взглядов на то, снижает ли поддержка трудоспособных бедных стимулы к труду, не ставилась в зависимость от принудительного труда в работных домах. Поэтому эта дискуссия развернулась не столько о целесообразности помощи бедным в принципе, сколько о выборе между пособиями неимущим, живущим самостоятельно, и их содержанием в работных домах. Проблемы плохого управления, не слишком интересные с точки зрения теоретической экономической дискуссии, смешивались с такими вопросами, как стимулы активного участия индивидов, роль государственного вмешательства и бедность как неизбежный удел значительной части населения[303].