Читать книгу Куколка. За гранью… Часть III - Alice Freya Heart - Страница 7

Густав стоял на берегу озера и задумчиво изучал просторы фьорда. Красота, к которой нельзя привыкнуть. Можно привыкнуть к мебели, работе, даже к людям. А вот природа – всегда завораживала и восхищала его. Как только он обращал на нее внимание, она сразу окутывала его своим очарованием, бесконечностью и какой-то силой.

Наверное, в таких вопросах больше разбирался Тарьё. Когда он поправится, надо будет поговорить с ним об этом. Да о многом надо поговорить. За все пропущенные почти двадцать лет…

– Как он? – раздался заботливый голос из-за спины. Это подошла Ингрид.

Она обещала приехать через два часа, чтобы задать пару вопросов по расследованию. Но освободилась гораздо раньше.

Мужчина обернулся.

– Каким вижу его со стороны я или что он чувствует внутри? – грустно улыбнулся он.

– Что он сейчас чувствует, это лучше не знать. И мы это вряд ли узнаем.

– Может, не надо было мне соглашаться?

– Густав, я понимаю, что у Тарьё есть все основания бояться и ненавидеть больницу. Он ее помнит как кошмар. Но, возможно, Олаф и прав, что уговорил тебя на это. Поверь, что могло его ждать в тюрьме, это гораздо хуже. Здесь его окружают врачи. Пусть он и боится. Но они готовы ему помогать. Это не преступники, от которых можно ожидать чего угодно.

– Если будет другой подозреваемый, мы сможем быстрее его забрать? – надежда заблестела слезой в глазах отца.

– Да, конечно, – мягко и даже ласково ответила женщина. – Именно поэтому я и приехала. Мне пока сложно составить в голове общую картину того, что было тогда. И оно не очень складывается с тем, что происходит сейчас. Помоги мне разобраться. Расскажи, почему Олаф перестал с тобой общаться? Почему он не пришел на похороны Оливии?

Мужчина вздохнул, снова возвращаясь мыслями в те печальные дни.

– Там не все так просто. Я ведь и сам поступал тогда не лучшим образом.

– Расскажи.

Густав закутался в куртку и скрестил руки на груди. Воспоминания не приятные, но рано или поздно их нужно было достать.

– Он любил Оливию?

– Любил? Ну, я бы не стал это так называть. Просто она первая, кто сказала ему Нет, а мне Да. Он, конечно, взбрыкивал какое-то время, но быстро успокоился. Потому что она и не была в его вкусе. Но мы братья. И когда я уезжал по работе и просил Олафа помочь ей с ребенком, он бросал все дела и мчался к ней.

– Может, у них был роман?

– Я бы заметил. И Оливия не из того теста. Они каждый день мне звонили, присылали видео. И Олаф всегда говорил, что когда тоже найдет свою половинку, то мы будем дружить семьями. Вместе на пикники, наши дети будут играть во дворе…

Мужчина закурил. Тяжело было вспоминать то, что было и то, чего уже никогда не будет.

– И потом, когда Оливия умерла… Знаешь, почему он не пришел на похороны? Он винил в этом себя. Он ведь был тогда дома. Позвал ее к ребенку. И она поспешила на лестнице. И упала. Он тогда места себе не находил. Я тоже не находил. И если бы мог, я бы тоже не пошел. Когда мы опускали гроб, я больше всего на свете хотел быть в другом месте. Наверное, с Олафом. Он там пил в баре один. И мне тоже хотелось сбежать подальше от всей этой толпы… Но я был мужем. Это был мой долг. И пока Олаф винил себя, я начал винить сына. Что если бы он не заплакал в ту минуту, Оливия бы не побежала по лестнице. Поначалу это казалось мне бредом, но через месяц я стал его ненавидеть. И понял тогда, что не могу его видеть больше ни одного дня.

– И поэтому ты отдал его в приют?

– Да, – грустное и густое облако дыма окутало боль, но не облегчило ее. – И вот после этого Олаф перестал со мной общаться. Мы не ругались. Просто тихо разошлись в разные стороны. Так что если кого-то хочешь обвинить, то лучше меня. Я был ужасным отцом.

Ингрид осторожно положила руку ему на плечо.

– Да. Был. А теперь ты – Хороший отец. И концентрируйся лучше на этом. Я не знаю, виновен ли Тарьё. Хочется верить, что нет. Но улики говорят, что да. Так или иначе, ты его отец. И очень нужен ему сейчас.

– Что я могу сделать?

– Будь с ним рядом, поддерживай ваш бизнес и просто будь рядом. Теперь вы с ним единое целое. Вы семья. И это важнее всего.

Густав согласно кивнул. Жаль, что начинаешь чувствовать силу и важность семьи, только когда припечет со всех сторон… Держись, Тарьё…

***

Джон сидел за ноутбуком и открывал аудиописьмо. Он вообще не понимал, что происходит. И решил не нагнетать панику, пока его не прослушает…

«Ты слишком много задолжал. А долги надо возвращать. Ты готов заплатить?»

Голос пропущен через фильтр. Никаких подписей и опознавательных знаков.

Парень хмыкнул.

– Ты узнал, откуда оно?

– Это Мексика.

– П-ф-ф…, – босс откинулся на спинку стула. – Мы кому-то должны с Рикардо?

– Я не знаю.

– Так узнай. Я не помню, чтобы мы у кого-то занимали или задолжали партию. Но со всей той последней возней в Мексике я мог что-то упустить.

– Думаешь, это он – нам в лаборатории палки в колеса подкладывает?

– Я уже не знаю, что думать. Мексика и Норвегия? Далековато для палок. Или там слишком большая сумма. Или это и не Мексика вовсе.

– То есть не Мексика?

– То есть ФБР.

Грега передернуло от этих трех противных букв.

– Но Брет уже ведь все, списанный. Мы же проверяли его. Он все это принимал, у него были ломки. Никакого розыгрыша.

– И че? А про дядю Джона ты забыл? Он у нас не спился, а в полном расцвете сил. Хотя такие письма мне слать… В чем тактика?

Мужчина пожал плечами. Как-то не хотелось сейчас думать о версиях и тактиках ФБР. Пусть лучше это будет просто долг, который надо уплатить и забыть об этом.

– Пока Риккардо еще не казнили, пусть узнают у него, какие возможные должники и все такое. И мне нужны Все подробности. Любая мелочь. И не только Мексика. И отпечатки я жду.

– Да, понял.

– И чтобы все было готово к вечеру.

Грег сглотнул.

– К Этому вечеру?

– Да. А ты как думал? Хочешь работать у меня – держи ритм.

Джон весело подмигнул оторопевшему сотруднику и бодрым шагом направился к двери офиса.

***

Олаф очень внимательно посмотрел на главного врача. Пронзительно и доверительно одновременно. Мужчины стояли у палаты Тарьё.

– Если ему что-то будет нужно: какие-то дорогие лекарства или оборудование или я не знаю, что – вы можете мне смело звонить. Я все оплачу. Не беспокойте отца по этому поводу. Ему и так тяжело сейчас.

– Да, хорошо, – кивнул доктор и взял протянутую визитку. – Сейчас он ни в чем не нуждается, но я вас понял.

– И, пожалуйста, не выписывайте его, пока он не будет готов. Я понимаю Густава и знаю, что Тарьё боится врачей. Но лучше ему пострадать один раз и полностью вылечиться, чем потом будут срывы и приезжать снова. Я, может быть, жестокий дядя, но лучше я буду навещать своего племянника в палате, чем в тюрьме.

– Это точно, – Ингрид появилась как будто из ниоткуда. Никто не обратил внимание на женщину, которая шла по коридору и приближалась к беседующим.

– О, да вы внезапная женщина! – рассмеялся дядя.

Она улыбнулась в ответ.

– Это комплимент?

– Конечно!

– Спасибо. Тогда можно вас украсть у доктора и предложить посидеть в столовой за чашкой кофе?

– Если детектив предлагает что-то украсть, то от такого шанса не отказываются, – Олаф кивнул врачу в знак прощания, и вместе с Ингрид направился туда, где так томительно пахло ванильными булочками.

– Я перейду сразу к делу, – женщина тоже поддалась этому сладкому аромату. И оказалось, что они оба голодные, поэтому разговор начался только после того, как первые булочки были съедены. – Почему вы перестали общаться с Густавом?

– Свою версию он уже рассказывал?

– В любом случае, хочется услышать вашу.

– Ох, неприятные моменты приходится ворошить. А это как-то поможет делу?

– Я пока не знаю. Но чем полнее у меня будет картина о том, что было тогда, тем яснее мне будет то, что происходит сейчас.

– Хорошо, – мужчина сделал большой глоток кофе, чтобы подготовиться к длинной беседе. – В смерти Оливии я винил себя. Это произошло на моих глазах. Что стоило мне самому поменять этот подгузник или принести малыша наверх? Прошло ведь только полгода. Оливия не высыпалась, уставала. Я не знаю, почему я тогда ступил. И когда Густав отдал Тарьё в приют для усыновления, я понял, что наши пути разошлись.

– Почти двадцать лет прошло. А теперь снова отравление конфетами, и вы тут как тут. Заботливый и помогающий? – рука сама собой потянулась к этой мягкой, чуть остывшей нежной булочке, но надо выяснить все, что планировалось. Потом можно будет спокойно заточить хоть две.

Олаф снова рассмеялся, добродушно и даже с обидой.

– Вы подозреваете меня? В чем?

– Вас неоднократно видели с тем мужчиной. Видели, как вы сидели с ним за столом и лежала коробка конфет. Теперь снова коробка конфет и снова вы. Что мне думать? Да, все улики показывают на Тарьё. Но допрашивать его сейчас бесполезно, потому что память его скачет туда-сюда. Я не обвиняю, я размышляю вслух. Помогите мне разобраться со всем этим.

– Я хотел тогда помочь Магде. Он все время приходил и устраивал скандалы. И я решил втереться к нему в доверие. Подружиться, насколько это возможно. И потом уговорил купить конфеты, чтобы извиниться и попросить адрес дипломатичнее. И предложил написать ей письмо с извинениями и просьбой дать адрес. Пока он там пил пиво, я сидел рядом и строчил это письмо.

– Да, я знаю, оно есть в деле.

– Может, не надо было предлагать ему покупать конфеты… – Олаф вдруг стал грустным. – И Магда была бы жива?

– Если он собрался ее отравить, то конфеты или что-то другое – уже роли не сыграло бы.

– Да, наверное.

– Тот период у вас был таким насыщенным. И вы разбежались… Неужели за столько лет не хотелось позвонить, поздравить?

– Хотелось, Ингрид. Очень хотелось. Но был один момент, который меня останавливал. Да и сейчас тоже. Просто я его выключил. Как смог.

– Что за момент?

– Это секретный момент и, поверьте, с делом он никак не связан.

– Но, возможно, это тот самый пазл, которого мне не достает. Я же не допрашиваю вас. Это личная беседа. Просто, чтобы я была в курсе всего.

– Обещаете, что этот секрет останется только между нами? Я не хочу последствий. Никто не должен его знать. Абсолютно никто.

– Обещаю.

В этот момент булочка почему-то снова поманила к себе с особой силой. Секреты и сдоба, возможно, тоже имеют какую-то тайную связь между собой. Но еще ни одному человеку не удалось ее выяснить.

– Я гей.

Женщина посмотрела на него с таким выражением лица, как будто птица, которая ждала вкусных крошек, а вместо этого ей протянули слона.

– И это секрет?

– Да.

– Олаф, в наше время можно заявить о том, что ты Натурал – и получить последствия. И даже обвинение в нетолерантности. А то, что ты гей – можно хоть с плакатами ходить.

– Есть нюанс… Я всегда любил Густава.

Ингрид втянула воздух с этим признанием очень медленно.

– Мы же сводные братья, а не родные. И когда он выбрал Оливию, это ранило меня. Когда я так подвел его с ней, и он потом сломался, я не мог смотреть ему в глаза. Я понимал, что у нас ничего не будет. И что я испортил даже братскую дружбу. Конечно, я хотел позвонить. Но мне было а – стыдно и б – невыносимо больно. Сейчас эти чувства уже не так ранят. Я понял, что семья это еще большая любовь. И Тарьё меня покорил. Удивительный племянник. Я бы взял его в помощники, когда все закончится. Оно же закончится?

– Я надеюсь. Очень надеюсь. Спасибо за откровенность, Олаф.

Мужчина одобрительно кивнул. И оба накинулись на свои булочки. Расследование – расследованием, но оставлять эти милые и мягкие создания одиноко лежать и остывать на тарелке – это уже отдельное преступление…