Читать книгу Разрушенная Вселенная - Алиса Лиделл - Страница 2
И все ангелы вздыхают: «Вы все виноваты!»
ОглавлениеMy Chemical Romance ”All The angels”
В лучшем случае, я еле держусь, живя с обломком стрелы в груди.
Я скучаю по всему, что мы делали вместе, без тебя я потерял половину своего сердца.
One Direction ”Half a heart”
Растрепанные кудри в хаотичном порядке распластались на подушке. Вчера, благодаря огромным усилиям, волосы парня отмывал санитар, потому что сам он был не в состоянии. Пациент уже который день отказывался что-либо делать, даже разговаривал редко, едва шевеля языком. Тогда Джесси решила устроить ему встряску, которая должна была символизировать начало новой жизни и отчаянной борьбы. Девушка подарила парню красивый дневник в кожаной обложке, где предложила ему записывать все свои мысли. Генри не сказал даже банального «спасибо» за подарок, но уже через полчаса дрожащими руками принялся за перо и чернила, которые тоже ему подарила психиатр.
Психические расстройства и болезни подчас влекут за собой другие различные отклонения. К несчастью, в случае с Генри это и произошло. По рассказам родственников, все с парнем было хорошо, он мыслил разумно и адекватно, ходил на учебу, общался с друзьями, ссорился и вновь мирился с любимым человеком. Поэтому пока что ни психиатр, ни близкие люди не понимали, что все же случилось с этим мальчиком. Джесси точно во всем разберется, но сначала она поможет Генри продолжить свою жизнь.
Пока что мадам Андерсен говорила лишь с отцом пациента, но месье Тортелье признался, что проводил с сыном не так уж и много времени, так как сам находится не в самом лучшем положении. Но кое-что Джесси все же удалось узнать. Возлюбленный пациента уехал в командировку. Но за это время Генри продолжал широко улыбаться, смеяться и вести себя вполне нормально с другими людьми. У парня появилась странная любовь к одежде больших размеров, которая закрывала практически все его тело. Он также выглядел достаточно бледно, под глазами появились синяки, но на то было объяснение: Генри готовился к новому учебному году. Восемнадцатилетняя девочка, Вероника, его лучшая подруга, всегда старалась находиться рядом и поддерживать названного родственника, но в день происшествия ушла на день рождения к одногруппнице.
Шарль, возлюбленный пациента, уехал в командировку по работе. Примечательным кажется то, что Генри решил распрощаться со своей жизнью в день возвращения своего парня.
Слишком много вопросов и безумно мало ответов. Но Андерсен пообещала себе, что разберется в каждой мелочи, что влезет как можно дольше, чтобы узнать все детали и в конечном итоге помочь Тортелье.
Да уж, биполярное расстройство натворило дел. Оно не только довело Генри до попытки самоубийства, не только заставило его верить в темное будущее, но и запустило в жизнь парня ретроградную амнезию. Букет из недугов, мечта каждого психиатра! Но Андерсен почему-то было страшно.
Яркое солнышко уже забралось на небеса, но милый мальчик все еще спал. И, конечно же, Джесси не стремилась радоваться. За эти почти два дня, проведенных в больнице, Генри спал лишь несколько часов, а каждый приснившийся сон оказывался кошмаром, судя по нервно вздрагивающему парню и холодном поту на его лбу. Кажется, сегодняшний отдых не был исключением, потому что мальчик плакал во сне, шептал непонятные слова, дергался и пару раз даже кричал. Санитары сообщили, что несколько раз заходили в палату к Тортелье и заставали его с широко открытыми глазами. Генри уснул только под утро.
– Пожалуйста! – услышала девушка из уст молодого человека, который продолжал всхлипывать носом и выгибать грудную клетку. Джесси покачала головой, осознавая то, что, в самом деле, ей будет безумно тяжело вернуть к нормальной жизни этого милого мальчика.
– Тихо, милый, все хорошо, – ласково произнесла Андерсен, присев на краешек кровати и нежно взяв руку Генри в свою. Тортелье крепко сжал кисть, словно она была его единственным спасением. Ужасно, но в какой-то степени все именно так и было.
Парень резко открыл глаза и, жадно хватая ртом воздух, уставился на психиатра. Андерсен улыбалась ему настолько широко, насколько только могла. Спустя парочку минут, когда Тортелье пришел в себя после сна, рука Джесси была освобождена от болезненных оков Генри, а сам парень перевернулся на другой бок и закрылся с головой одеялом.
– Ты до конца жизни будешь прятаться от мира под одеялом? Оно не спасет тебя от всех невзгод, милый, – покачала головой девушки, ласково проводя по, предположительно, плечу молодого человека, спрятанному под теплым одеялом. – Тебе опять снился страшный сон? Ничего страшного, это бывает со всеми людьми. Чтобы избавиться от кошмаров, нужно выявить их причину. Обычно это связано с жирной пищей или диетой, может быть болезнью – температура способна на многое, – или же переживаниями и нервами. Может быть, что-то не дает тебе покоя, милый?
Джесси ждала минуту, две, пять, но ответа так и не услышала. Психиатр тяжело вздохнула, понимая, что заставлять Генри говорить еще рано. Это нормально, он пробыл в больнице всего три дня, он еще не привык и не вжился в роль пациента. Парень не до конца понимает, что с ним произошло. Это нормально. Девушка поднялась с кровати и направилась к выходу из палаты. Пока что Генри жил в отдельной, так как пока что без посторонней помощи даже вставать не мог.
– Подготовься, скоро принесут препараты, – тяжело вздохнула Андерсен напоследок.
– Глаза, – едва слышно уведомил Генри, все еще прячась под одеялом. – Мне не дают покоя глаза, – уже более уверенно повторил парень.
– И все? – удивленно произносит Джесси.
– Они голубые. Постоянно их вижу. Я делаю акцент на голубых предметах. И ваши глаза, они голубые. Я не могу смотреть в ваши глаза. У меня внутри будто бы все сворачивается. Почему? – хриплым голосом произнес Тортелье. Не удивительно, он ведь так давно не разговаривал.
– Я думаю, – выдохнула Джесси, делая осторожные шаги в сторону своего пациента, – я думаю, что голубой цвет много значил для тебя. Скорее даже человек с голубыми глазами. Это хорошо, что ты помнишь. Это даст нам возможность от чего-то оттолкнуться.
– Почему я здесь? – парень принялся сверлить психиатра взглядом уставших слипающихся глаз.
Андерсен невольно улыбнулась, после чего вновь стала серьезной. Девушка плюхнулась на стул, стоящий возле кровати.
– Ты здесь, чтобы ответить на твой первый вопрос. Ты хочешь узнать это? Хочешь вернуться в нормальную жизнь?
– Да, – тихо отозвался парень.
– Тогда ты должен слушать меня и говорить сам. Главное, не запирайся в себе, милый.
***
– Как это поссорился с ним перед отъездом? Ты вообще кто такой, чтобы ссориться с моим солнышком? Ты никто! Никто! Мой мальчик заслуживает лучшего, а не такого идиота, как ты! – Вероник уже битый час пыталась докричаться до Шаря, который стоял в сторонке и кивал головой.
Вообще-то, парень переживал не меньше, чем девушка. Да, перед поездкой де Фоссе немного поссорился со своим парнем, но они правда успели помириться, Генри даже провожал Шарля в поездку! Они созванивались, обменивались сообщениями. Да и вообще, с чего она взяла, что все это время мучился кудрявый мальчик именно из-за глупых слов, сказанных друг другу? Это далеко не первая их ссора, вообще-то.
– Да прекрати! Ты не единственная тут переживаешь, – передразнил девушку парень.
– Я смотрю, тебе весело, да? – зло прошипела лучшая подруга Генри, прикусив губу.
– Отъебись, – процедил сквозь губы Чарльз, после чего отошел от девушки к окну. Вероник фыркнула, но угомонилась.
У парня никогда не было особо хороших отношений ни с отцом Генри, ни с его друзьями. Поэтому, наверное, оставлять Шарля с Вероник одних в коридоре психиатрической больницы было крайне опасно. Молодой человек дежурил здесь уже с самого утра, но санитары продолжали не обращать на него внимание. Только один разочек к нему подошла высокая девушка в очках и сообщила о том, что скоро подойдет, чтобы пригласить в свой кабинет.
Шарлю было безумно скучно, поэтому он занялся самобичеванием. Он размышлял о том, что скажет Генри, если вообще попадет в палату. Подумать только о том, как долго и как сложно развивались отношения парней. Сначала дружба, потом невзаимная любовь, а затем уже переосмысление ценностей и начало отношений. Сколько всего успело произойти! За что в один момент большая часть этих прекрасных воспоминаний канула в небытие?
Но ладно, это еще ладно. Какие-то отрывки из жизни могут еще восстановиться в памяти младшего парня. Шарль вчера проштудировал весь интернет, чтобы знать каждую деталь об амнезии. К несчастью, человеку все еще слишком мало известно о мозге, поэтому никаких точных диагнозов даже быть не может. У де Фоссе было полное право бояться, что Генри его не вспомнит, а в большей степени своих чувств (если те были, конечно же). Черт знает, что испытывал к Шарлю кудрявый мальчик, раз смог так выкинуть своего парня из головы. Ох, нет, флорист ни в коем случае не обижался на Генри из-за совершённого. Он понимал, что мальчик в этом не виноват. Просто психическое заболевание, просто биполярное расстройство.
В голове невольно возникли картинки из прошлого. Шарль до сих пор считает, что момент признания в своих чувствах был самым счастливым в его жизни. Но совсем не долгожданным, потому что парень, если честно, вообще не рассчитывал на взаимность, выслушивая рассказы предмета своих тайных обожаний о его свиданиях и запивая свою ревность кислым пивом. Генри – очаровательный мальчик с большим сердцем. Не удивительно, что он нравится людям. Но де Фоссе любил это кудрявое солнце достаточно давно и безмерно, каждый день преодолевая сотню непогод и желаний застрелиться и застрелить.
Безумно темно и страшно. Генри всегда боялся подобных переулков, а особенно в ночное время, потому что черт знает, какие тайны скрывают за собой кирпичные стены. Тортелье бы никогда на свете не решил прогуляться в подобном местечке, он бы даже предпочёл пойти самым длинным путем, который занял бы неимоверное количество времени, чем срезал бы путь через переулок, чтобы не опоздать. Ох, нет, спасибо. Кудрявый мальчик, конечно, не мог назвать себя особо трусливым, но и великой смелостью парень не блестел.
Однако всегда бывают исключения, Генри давно уже в этом убедился. Шарль, например, был чересчур храбрым (или же просто выпендривался), поэтому решил пойти домой именно через чертов темный переулок, в котором, Генри был почти уверен, обитали маньяки, которым все равно, кого и каким образом убить. Отказать другу парень почему-то не мог, видимо, не хотел показаться трусливым, поэтому пришлось тащиться следом.
Зачем Генри вообще решил проводить Шарля? Ах да, он же дурак полоумный, чем все и объясняется всегда. Самым отвратительным в этой ситуации было напряжение, что сейчас царило в отношениях парней, из-за чего Генри не мог сморозить какую-нибудь глупость, над которой после бы всю дорогу смеялся с Шарлем, который наверняка чувствовал страх собеседника, поэтому специально бы подыграл ему. Кудрявый мальчик бы наверняка забыл о своих душевных терзаниях. Но нет, не все в жизни бывает так, как мы того желаем.
Где-то совсем близко раздался странный, но до ужаса пугающий звук, из-за чего Генри сорвался окончательно и, взвизгнув, резко вцепился в руку своего спутника. Шарль испугался тоже, но скорее от реакции друга, чем от каких-то внешних раздражителей. Два голубых глаза уставились на мраморное лицо, на котором застыла гримаса ужаса. После Шарль, обреченно покачав головой, схватил глупенького мальчика за руку и потащил к железной крышке мусорного контейнера, которая, вероятнее всего, упала из-за сильного ветра.
– Доволен? – устало протянул Шарль, руку которого Генри до сих пор не мог отпустить. – Я не дам тебя в обиду маньякам, окей?
Тортелье, кажется, густо залился алой краской, иначе как объяснить можно странный смешок его собеседника? Но Генри ничего не мог поделать со своими странными чувствами и эмоциями, парень и сам признавал, что порой ведет себя, как самый настоящий маленький ребенок.
Но почему-то на душе действительно стало немного спокойнее. Шарль был рядом. Да, он маленький и плюшевый, хотя сам всегда кричит о том, что является самым настоящим бунтарем и раздолбаем, но Генри был уверен в своем друге. Он доверял ему даже больше, чем себе. Хотя судить таким образом достаточно глупо, ибо парень не верил себе от слова «совсем». Например, Тортелье не был уверен даже в том, что его странные чувства не являются высосанными из-под пальца. Он вроде бы действительно чувствовал душевный подъем рядом с предметом обожания (или нет?), как то описывалось в красивых книжках и фильмах, но этот полет над землей не мешал ему вести себя как последняя сволочь перед ним. Честно признаться, молодой человек просто боялся, что вновь подорвется на мину. Но в этот раз Генри потеряет не только любимого человека, но и родственную душу, лучшего друга. Проблема заключалась еще в том, что эти чувства по своему определению были ненормальными. Как к ним отнесётся отец, не испугается ли паранойя, живущая внутри Генри, мнения других людей, будет ли существовать притеснение со стороны близких и дальних?
Порой бороться с желанием прикоснуться к слегка грубоватой коже становилось жестоким и неуправляемым, но Тортелье умел быть сильным и терпеливым.
Все сломалось после ссоры. Тогда Генри понял, что уже поздно пытаться что-то изменить, потому что этот человек на самом деле близок ему, причем настолько, что жить без него крайне трудно, почти невозможно. Да, конечно, усугубило положение биполярное расстройство, которому реальные печальные события только дали подпитку. Тортелье и раньше калечил себя, пытался прекратить свое никчемное существование, но только сейчас, выбравшись из депрессии, он понял, что не сможет ничего без любви.
Любовь безумно жестока, она – напарница судьбы-злодейки, вместе с которой строит ужасные сюжеты для новых книг. Джульетта с биполярным расстройством, которая продолжает глупо верить в сказку и чудеса, и Ромео с ненормальным желанием уничтожить всех, кто прикасается к его чудной принцессе. Да, вот новая история любви, которая обещает убить не только главных, но и второстепенных персонажей.
– Я хотел с тобой поговорить обо всем случившемся, – хмуро начал Шарль, – понимаешь ли, я тогда не врал тебе. Я вообще с тобой всегда стараюсь быть честным. И буду говорить правду сейчас. Ты тот самый человек, которого я не хочу делить ни с кем. Мне нравятся твои кудри и то, как они лезут мне в рот и глаза, когда ты лежишь рядом. Мне нравятся твои глаза, даже когда они красные от слез, потому что только прекрасный человек умеет искренне плакать. Мне нравится твоя бледная нежная кожа даже тогда, когда на ней возникают царапинки, прыщики или синяки. И, в конце концов, я обожаю твой характер, тебя как личность. Ты не безумный и не странный, ты восхитительный и удивительный. Ты космос с живыми и мёртвыми планетами, со звездами-гигантами, которые скоро уничтожат всех своих соседей, с черными дырами, которые затягивают и не дают возможность выбраться. Да я и не хочу, понимаешь, не хочу! Я живу с этим чувством с двадцати одного года, но ощущение, что оно было со мной всегда. И я чувствуют себя с ним гораздо увереннее и счастливее, даже несмотря на частые боли в области, что называется, души. Но… но если ты попросишь меня уйти, то я уйду, потому что твои чувства, во всяком случае, для меня значат гораздо больше, чем вся моя любовь с ее странностями.
– Не уходи! – неожиданно громко даже для себя выкрикнул Генри, после чего, смутившись, опустил голову. Его обычно бледные щечки покрылись милым румянцем. Признаться, Шарль обожал эту эмоцию у своего друга. Хотелось смущать и загонять его в краску постоянно. Может быть, глупыми комплементами, неприличными шутками, многозначными взглядами, подколами – не важно! – Шарль, не уходи, пожалуйста, не уходи. Не уходи, не надо, не уходи. Я буду стараться, я выйду победителем из соревнования с сомнениями и биполярными расстройством, только не уходи. Я… мне будет трудно… без тебя, – еле слышно произнес Генри, опустив голову вниз окончательно.
Он, взрослый парень, сейчас строил из себя двенадцатилетнюю принцессу. Ну что за ерунда?
– Это означит, что…? – ухмыльнулся Шарль, благодаря чему стал похож на кота, которому добрая хозяйка положила в миску сметанку.
– Это значит! Значит, да, это много значит! – неожиданно громко произнес Генри, задрав голову настолько резко, что Шарль на секундочку испугался, что парень свернет себе шею.
– Скажи это, – состроив серьёзную мину, произнес Шарль.
На самом деле, в его животе кружили бабочки и ударялись о стенки желудка, причиняя странную, но приятную боль. Да, все до ужаса банально и глупо, но, черт возьми, как давно парень ждал хоть какого-нибудь крошечного намека со стороны лучшего друга, который все это время строил из себя недотрогу. Какое-то время Шарль даже перестал верить в то, что и на его улице наступит счастье, он просто жил и наблюдал за тем, как милый мальчик влюбляется не в него, встречается не с ним, клянется в вечной любви не ему и не ему читает наизусть сонеты Шекспира на английском. Парень думал, что вскоре его любовь исчерпает себя, но с годами это чувство становилось только сильнее и безумнее. Шарль был готов на все ради друга, он шел туда, куда тащился Генри и был рядом даже тогда, когда остальные крутили у виска. Кудрявый мальчик всегда отличался от других людей.
– Не могу! – взвыл Генри, до боли прикусив свою мармеладную губу.
Собственно говоря, Шарль не так уж и сильно нуждался в словах. Одно было понятно точно: Генри решил проводить друга не просто так. Вероятнее всего, в его голове тоже крутился разговор, только вот молодой человек не знал, как его следует начать правильнее. Тогда, может быть, раз желание, кажется, обоюдно, то пора уже переступить черту «просто друзья»?..
– Разве это так трудно? – наигранно-расстроенно покачал головой Шарль, который сказал на это лишь для того, чтобы растянуть время и набраться сил и выносливости, потому что черт знает, чем обернется его странное действие. Возможно, Генри его вообще не оценит. – Я столько красивых слов тебе наговорил, а ты… неблагодарный!
– Шарль, – почти простонал кудрявый, и в голове Шарля невольно промелькнула мысль о том, что этот звук он бы хотел слышать как можно чаще. – Пожалуйста, я исправлюсь. Я буду говорить тебе красивые слова, самые красивые, которые только существуют, но дай мне время, – шепотом произнес мальчик. Это его «буду» дарило флористу надежду на будущее. Это простое словечко согревало сердце и дарило веру в жизнь. Что, если у парней действительно выйдет что-то серьезное?
Шарль расплылся в широкой улыбке, в его душе поселилась надежда. Генри не отрицал любви, кажется, он наоборот поддерживал эту странную мысль о взаимном чувстве. Молодой человек решил, что обладателя глаз-жемчужин нужно сегодня добить окончательно, иначе потом станет очень и очень поздно. Шарль сделал небольшой шажок вперед, сокращая и не без того небольшое расстояние перед молодыми людьми, после чего привстал на носочке и уткнулся своими губами в чужие.
Как и предполагалось, губы Генри были безумно мягкими и нежными, такими, о которых мечтали многие девушки. Парень почувствовал во рту вкус апельсинового сока, который всего несколько минут назад купил себе мальчик. Не то, чтобы Шарль очень сильно любил цитрусовые, но этот вкус сводил его с ума, одурманивал голову. Парень не мог думать ни о чем, кроме этого безумно поцелуя, кроме сильно бьющегося сердца, которое готово было закричать на весь Париж, на всю Францию имя Генри.
Конечно же, кудрявый мальчик ответил на столь волшебный жест. Вопреки всем его ожиданиям, внутри взорвался самый настоящий салют. Кажется, парень был рад, что это произошло, что их губы соприкоснулись. Руки потянулись (сами по себе, Генри больше собой не контролировал!) к спине Шарля, медленными движениями выводя на ней незамысловатые узоры. Сам же продавец цветов позволил себе запустить пальцы в кудрявые густые волосы своего возлюбленного. Секунды мимолетного блаженства, хотелось, чтобы они длились вечно, но теперь Шарль был уверен, что у них много времени впереди.
– Тебе страшно? – разорвав поцелуй, просипел Шарль, устремив свой взгляд на глаза-жемчужинки напротив.
– Только не с тобой, – уверенно отозвался Генри.
– Вы по душу месье Тортелье, дорогие мои? – серьезным тоном произнесла та самая девушка, которая недавно подходила к Шарлю – всего парочку часов назад. – Прошу за мной в кабинет, нам с вами есть что обсудить.
Отлично! В саму больницу ни Шарля, ни Вероник не пустили, что не было удивительным совершенно, поэтому они находились в холле, в котором, нужно сказать, было достаточно холодно. Плюс санитары метались из стороны в сторону, встречая новых «гостей».
– Подруга и возлюбленный, так? – оба кивнули, когда девушка, сев за свой письменный стол, начала говорить. – Случай тяжелый, но интересный. Я полагаю, работать нам с вами придется долго. Месье Тортелье пока не до конца осознает, что с ним произошло. Это не удивительно. Мотивации у месье Тортелье к продолжению лечению никакой нет. Разве что желание вспомнить все детали своей жизни. Я не хочу взваливать на него все сразу: не выдержит. Но ваша помощь и поддержка, несомненно, понадобятся.
Вероник перевела обеспокоенный взгляд на Шарля, на что тот кивнул головой и постарался улыбнуться как можно более нежно, чтобы успокоить девушку. В голове промчался один лишь вопрос: где отец Генри шляется в такое время-то? В психиатрической больнице решается судьба его сына, но почему-то родного отца, видимо, это нисколько не волновало.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – дрожащим голосом произнес Шарль.
Намечалась серьезная битва. И, конечно, де Фоссе понимал, что главными врагами в этом состязании будут не амнезия и всей ей сопутствующие проблемы, а биполярное расстройство, которое уже на протяжении нескольких месяцев не дает Генри жизни.
– Тогда, думаю, я могу продолжить, – кивнула головой девушка. – Конечно, вы оба знаете про амнезию и биполярное расстройство. Многие психические расстройства влекут за собой негативные последствия. В нашем случае все так и произошло. Болезнь прогрессирует, а недавняя потеря крови, конечно же, на пользу Генри не пошла. Мы будем работать с ним, будем стараться, но пока что он сам даже не понимает, что помнит, а что нет. Запутался, это нормально. Если бы у нас с вами вырвали случайные воспоминания без какой-либо закономерности, то мы бы тоже чувствовали себя некомфортно. Я не хочу пугать вас, мои дорогие, и не говорю, что прогноз отрицательный, но несколько месяцев лечения ему гарантировано точно.
Внутри Шарля все сжалось. Неужели все настолько плохо? Окей, во всем виноват только он. Зачем де Фоссе вообще уехал в командировку? Работа – не самое главное в жизни. А вот Генри, нежный и чувствительный мальчик, который все воспринимал слишком сильно к сердцу, мог воспринять все на свой счет, начать переживаться из-за ссоры… Черт, да как Шарль только мог оставить его! Чем он думал? Да ничем, конечно же. Де Фоссе же отбитый.
– Я не должна была уходить тогда, – шмыгнула носом Вероник.
– Я понимаю, что сейчас каждый из вас будет считать себя виноватым. Это совершенно нормальная реакция. Но не увлекайтесь. Потому что ругать себя можно бесконечно долго, но не добиться при этом никакого результата. Месье Тортельее нужна ваша помощь, а не пустые слова раскаяния.
Тишина. Каждый думал о своем. Бедная Вероник, она наверняка сейчас считала себя самой ужасной подругой. Девушка жила в другом городе, поэтому приезжать получалось не часто, потому как была занята обучением. Она стремилась к своей мечте и не щадила себя. Парень очень просил держать информацию о психическом заболевании в очень узких кругах. Глупые. Тогда они верили, что биполярное расстройство можно вылечить так же, как и обычную простуду.
– Какие будут Ваши указания? – мрачным тоном произнес Шарль.
– Завтра я бы хотела пригласить к нему родителей. Самые близкие родственники, я думаю, вы все понимаете. А вы… еще рано думать об этом, очень рано.
Парень коротко кивнул, хотя от сердца словно оторвали кусок. Замечательно! Теперь ему еще и какое-то время нельзя видеться с Генри. Шарль искренне не понимал, чем это поможет лечению. Это нечестно! Шарль распадался на многие тысячи осколков, разбивался, как стеклышко. Но все это происходило в замедленной съемке. Ему придется ждать, долго ждать перед тем, как развалиться окончательно.
Генри. На уме вертелось лишь его имя. Что за черт происходит? Все было так хорошо и чудесно! Шарль уже был далеко не глупым юнцом. Он достиг того возраста, когда пора было бы уже задуматься о свадьбе. И он правда думал! Еще немного, и, возможно, парень бы начал осуществлять свои планы. Молодой человек несколько раз случайно заглянул в ювелирный магазин, он продумывал, где лучше сделать предложение и что сказать при этом. Шарль размышлял на тему того, что сказал бы Генри в ответ и правда безумно боялся отказа, которого просто-напросто быть не могло.
Их союзу завидовал даже черствый Жирард. Лучший друг Генри всегда умилялся и тяжело вздыхал, хотя всегда говорил, что ненавидит двух парней за их чересчур сильную и очевидную любовь. Через какое-то время с отношениями свыкся даже отец кудрявого, сказав, что на это безобразие нельзя смотреть без улыбки. Папа Шарля вообще никогда ничего плохого не говорил в сторону этой безумной любви. Каролин, мама Генри, заплакала, когда узнала об этом неописуемом счастье сына, как сама и выразилась. Разве это не успех?
Шарль сам себе завидовал, если честно. Генри идеальный. Правда! Он умеет готовить, всегда выслушивает ворчание своего парня и старается поддерживать его, говорит комплименты, заботится и ведет себя слишком нежно и прекрасно. Сердце Шарля разрывалось от любви к этому прекрасному созданию. Ах, а какой у Генри был голос! Хриплый и невысокий, совсем не такой, как у самого парня. Что уж говорить о внешности и о прекрасных глазах, напоминавших по цвету тучи в дождливый денёк? Де Фоссе любил настолько сильно, насколько это вообще возможно.
Кто виноват в произошедшем? Конечно, не только биполярное расстройство. Сам… – Шарлю все еще трудно думать об этом – самоубийство – слишком отчаянный шаг, на который нельзя решиться без какой-либо причины. Где-то де Фоссе читал – а ему приходилось, потому что, вообще-то, он всегда боялся, – что осознанное нанесение увечий себе – это крик о помощи. Но до него определенно были странные слова, необычное поведение. Конечно были, конечно! Только все такие слепые и глупые. Таракашки, которые увязли в своем сером быту и не заметили, как рядом с ними умирает человек.
Определённо, виноват был Камиль, потому что он отец, потому что он должен был следить. Какие бы не были проблемы у мужчины, они все равно будут мелочными и несерьезными по сравнению с бедами Генри. Ну правда, парень еще совсем мальчик. Разве его можно считать взрослым и самостоятельным? Он тот еще ребенок, которого обидеть легче, чем… ну это правда очень просто!
Виновата Вероник, потому что не интересовалась жизнью своего друга. Она разъезжала по разным странам и наслаждалась жизнью.
Виновата Каролин, потому что Генри – ее сын, который нуждается в помощи как никогда ранее. Но красивая жизнь всегда будет во много раз прельстительнее и чудеснее, чем больной родственник. Камиль и Каролин, бывшие супруги, теперь только и могут, что ругаться друг с другом и вновь и вновь сжигать возникшие между друг другом мосты.
Бесконечно можно обвинять Жирарда, который безумно плохо влиял на своего друга. Разве можно было этого психически нестабильного болвана подпускать к Генри? Ладно, совсем не удивительно, что все тянутся к этому милому кудрявому мальчику и не замечают его душевных ран. Он яркий цветочек, который приласкает и пожалеет каждого инвалида. В его огромном сердце поместится каждый нуждающийся в заботе.
Джессика Андерсен! Глупая курица! Она не понимает, что нельзя Генри сидеть в полном одиночестве, в четырех стенах, имея возможность обменяться редкими фразами лишь с санитарами? Человеку нужен человек! Кудрявый мальчик – хрупкая розочка, которая, в отличие от своих собратьев, скинула острые колючки, чтобы не поранить окружающих. Поэтому теперь этот крохотных бутон должен защищать кто-то другой. Генри и Шарль – чертовы Ромео и Джульетта, только оба мужского пола, и нельзя им друг без друга, нельзя!
Здесь пахнет слезами и холодом. Разве Шарль на Северном полюсе? Его мир, кажется, леденеет. Кто-нибудь видит яркое солнце? Без него здесь совсем холодно. Все живое, не привыкшее к морозам, медленно замерзает и, как итог, погибает. Они тянутся к свету, чтобы спастись, но все попытки вернуться к нормальной жизни оказываются иллюзией. Отдайте солнце, яркое и золотое, которое согревало этот скучный и серый мир и дарило надежду на завтра!
И все равно, кто бы что ни говорил, основная вина будет лежать исключительно на плечах Шарля. Продавец растений, который может найти общий язык с любым видом прекрасных озеленителей планеты, не смог присмотреть за своей родной розочкой. Разве можно считать его после этого настоящим бойфрендом? Дурак бесполезный!
Генри должен был найти себе кого-нибудь получше. Но чтобы без заносчивости, без влюбленности в свою профессию, без профессионального интереса и без давления, как то было со всеми бывшими парня. Абсурд, но Шарль – самый неподходящий для юного Тортелье человек, но в то же время он лучшая партия для последнего.
***
24.09
Терзаемый душевными страданиями, я собираюсь сойти с ума.
Белыестеныбелыестеныбелыестеныбелыестеныбелыестены. Надоело! Покрасьте эту палату в голубой. Надо мной бы висело лазурное небо. Я бы, потом когда-нибудь, конечно, гулял по искрящейся воде, воображая себе, что она мокрая. А стены были бы занавесом, которые прятали от чужих глаз мой волшебный мирок, таинственный и очаровательный, в котором нет места Джесси–заноза–в–заднице–Андерсен. Я бы дышал синеватым воздухом и смеялся голубым смехом. Я бы спрятался от безумного черно-белого мира и восстанавливал бы свой разум.
Но, увы, сейчас над моими помыслами можно только смеяться. Поэтому я сойду с ума.
Нет! Я передумал. Не хочу сходить с ума. Сначала я должен узнать, что именно для меня значит голубой цвет, а потом уже пожалуйста. Поэтому я буду прятаться от реальности под одеялом. Оно тоже серое, но я вполне могу закрыть глаза и погрузиться в темноту.
Побольше голубого, пожалуйста.
***
– Я думаю, что это совершенно нормально, но, на самом деле, я ее совершенно не понимаю. Быть может, я что-то делаю не так? – задумчиво произнес Ноэль, по привычке выстукивая пальцами знакомый ритм какой-то песни по столу. Так парень выражал истинную сосредоточенность и задумчивость.
Шарль на слова друга не отреагировал совершенно никак, потому что он не только отвратительный бойфренд, но и ужасный товарищ. Все мысли молодого человека все еще были забиты Генри (как будто бы в другие дни это было иначе). Неприятное чувство покидать де Фоссе, конечно же, не собиралось. Парень накрутил себя до такой степени, что помочь ему бы смог только Генри. Ну что за неудача! Удивительно, но младший парень всегда мог разобраться в голове Шарля лучше, чем сам ее обладатель, разгрести все по полочкам, убрать лишнее и расставить все точки над «ё». А флорист, в свою очередь, был бесполезной стекляшкой и совершенно ничего не мог.
– Чувак? – осторожно произнес Ноэль. – Как он там?
– Охуенно, бро, – усмехнулся Шарль, даже не взглянув на друга. – А если быть честным, то я не знаю. Меня не собираются к нему пускать. Как будто бы я ему никто, ну правда.
Кавелье на секундочку завис, переваривая полученную информацию. Де Фоссе невольно ухмыльнулся. Этот глючащий Ноэль напоминал ему о прошлом, когда они вот так вот могли сидеть, вместе пить какой-нибудь алкогольный напиток и смеяться над всякими глупостями. Не то, чтобы Шарль скучал по былым временам, но иногда на него находила ностальгия. Тогда, раньше, все было гораздо проще. Никаких проблем.
– Они там сдурели, что ли? – возмущенно произнес Ноэль, надувшись от злости. –Ты с ним и в горе, и в радости! Что за ерунда, Шарль?
– Она врач, ей виднее, – отрешенно отозвался парень.
– Эх, чувак, – покачал головой Кавелье, – это сейчас говоришь не ты.
– Конечно не я! Я ненавижу эту психушку с этими психами! Я ненавижу эту дуру на высоченных каблуках! Что за пиздец, Ноэль? Генри не заслужил всего этого. Он же солнышко, черт возьми. А они все – полнейшие идиоты, – вспылил де Фоссе, но тут же угомонился и отвернулся к окну, пытаясь успокоиться за счет наблюдения за моросящим дождем на улице. – Нет, я не верю, что если он увидит меня, то ситуация усугубится. Просто я – только я, ладно? – знаю о нем так много. Ладно, не много, но больше, чем остальные. Нафига пускать туда Каролин, которая вообще не в теме? Или старого алкоголика? Правила-правила. Да кто их придумал? Я… я просто хочу быть полезным, хорошо? Все это время я не делал ничего, в отличие от Генри. Я слепой и тупой котенок. А мой мальчик оказался пророком, называя меня так, – парень невесело усмехнулся. – Просто… я не знаю, что делать.
Ноэль грустно улыбнулся:
– Послушай, я уверен, что все будет еще в вашей с ним жизни. Ведь не зря это все, правда? Вы столько пережили. Он вспомнит, потому что, я уверен, стоит тебе показаться у него на глазах, как все чувства проснутся. Просто подожди, ладно? Только не сдавайся, ты же мужик, Шарль! – Кавелье хмыкнул. – Ты еще спасешь свою принцессу. Но не так сразу. Дай ей оклематься.
Шарль благодарно улыбнулся. Ладно, ему действительно не хватает человека, который мог бы поставить мозги на место. В последнее время де Фоссе думает о каком-то полном бреде, вместо того, чтобы искать, каким образом стоит проникнуть в палату Генри. Ведь, пока Шарль не покажется на глазах у кудрявого, еще рано опускать руки. А вот если уже там, в больнице, что-то пойдет не так, то тогда да, уже можно будет впадать в пьянство.
Генри просто нужна помощь, рука, которая его вытащит. Мадам Андерсен сама сказала, что парень не видит мотивации для продолжения лечения. Так что ж, разве Шарль не может ее предъявить? Право слово! Парень научится летать и грызть стекла, если это окажется единственным способом увидеть Генри и подарить ему надежду. Некогда размазывать сопли.
– Так че там у тебя с Мортильеррой? – ухмыльнулся де Фоссе, чтобы Ноэль убедился в адекватности друга.
– Чувак, у нее точно кто-то есть! – взахлеб начал свой безумно интересный рассказ парень.
***
Когда ты приходишь в больницу, чтобы проведать родственника, последнее, что ты ожидаешь увидеть – это спрятавшееся под одеяльцем тельце. Но судя по взгляду мадемуазель Андерсен, все шло именно так, как должно. Отец с виноватым выражением лица, что уже было странно и удивительно, разглядывал серый грязный пол (психушка – не курорт), а мать жалостливо смотрела на спрятавшегося под одеялом младшего ребенка.
И как на этой маленькой кровати вообще поместился такой крохотный мальчик, рост которого можно было сравнить с высотой целого подъемного крана?
– Дорогой, к тебе пришли твои родители. Если не хочешь вылезать, то хотя бы послушай, – а в ответ ничего. Джессика кивнула головой Каролин и отошла к двери, чтобы дать свободу воли родственникам.
Первой проявила смелось Каролин. Женщина, тяжело вздохнув, сделала небольшой шажок в сторону кровати, не смея подойти ближе и уж тем более сесть рядом. Черт знает, что сейчас у Генри на уме и как он может отреагировать на знакомство с родными. Кхм. Звучит абсурдно.
– Хей, Генри. Я твоя мама. И я очень рада, что с тобой все хорошо. Я люблю тебя.
Женщина до боли прикусила губу, чтобы не заплакать. Все это было так несерьезно и так глупо по сравнению с тем, что сейчас случилось с Генри. Это словно… потерять сына. Он вроде живой, но в то же время практически ничего не помнит и не чувствует.
– Ты… просто выздоравливай, ладно? – прохрипел Камиль, все еще рассматривая пол.
– Ты даже с сыном поговорить нормально не можешь, – прошипела Каролин.
– Я… ты дорог нам, – быстро отчеканил мужчина, после чего удалился из палаты, бросив напоследок на бывшую жену красноречивый взгляд .
***
23.09
Сегодня ко мне приходили родители. Они удивительные.
Мой папа очень странный. У него на одном глазу нацеплена жесткая черная повязка. У него нет глаза? А еще все его одежда состоит из темных тонов. Но он мне правда нравится. Он необычный и немного скупой на эмоции, но говорил искренне. Я бы… я бы рассказывал ему о своих планах и переживаниях, делился бы победами и неудачами, а он бы смеялся и поучал меня.
А моя мама очень красивая и добрая. Она говорила много красивых слов обо мне. Рассказывала о том, как сильно скучает, как хочет обнять меня и поделиться всем тем, что произошло в ее жизни. Она извинялась передо мной, честно и искренне, словно она действительно в чем-то виновата. Моя мама святая женщина. Пожалуйста, второй я, всегда помни об этом, не забывай ее светлую улыбку и свечение в глазах. Я так люблю ее, несмотря ни на что!
Я хочу быть ближе к своей семье, но пока что я не могу даже самостоятельно встать с кровати и сделать несколько шагов. Но я обещаю, что когда-нибудь я сделаю это, когда-нибудь я пойду ради своих родственников. Я слабо верю, что они правда любят меня, ведь я так облажался, боже, я так сильно перед ними облажался!
Уфф, это странно. У меня внутри словно поселился монстр, который рвет мои внутренности, а больший урон наносит моему сердцу. Из глаз почему-то льются слезы. Зачем я плачу? Я рассказал об этом Джессике. Мадам Андерсен сказала, что это ничего, это нормально. Она сказала, что поможет мне.
Ах, смотри. Она заглянула сейчас ко мне и сказала, что сейчас принесет лекарства. Мне станет лучше. Что ж, тогда я дописываю и по традиции обвожу дату кровью. Доброй ночи. Я надеюсь, что твой энтузиазм не растеряется.