Читать книгу Кукушкин мёд - Алла Горбунова - Страница 3

Эту сирень сажал дедушка

В низине, где тени и всё зацветает поздно,

И круглая антенна на крыше старого дома,

Красный кирпич печных труб, ошмётки заката, ошмётки

Цветения яблонь. Ночью небо

Ещё голубей дневного. Вот белая сирень –

Там, где были качели, где ржавая бочка лежит

На боку под жасмином, где люпины и папоротник

разрослись.

Вот шифера куча –

На месте под яблоней, где ирис цвёл, как в немецкой сказке.

Уголки губ можно смазать оранжевым соком

Цветущего чистотела; кот соседский лежит на крыльце –

Злой, как в прежние годы, шипит, как к нему подойдёшь

И нервно дёргает носом.

Надо идти поздороваться с пнями: пни

Были деревьями, когда в сердце моём было вечное лето.

Сгорели уже и дрова.

Хищным глазом мой дядя смотрит на берёзу,

Которая мне была матерью и вскормила меня своим соком

Из деревянных грудей.

Деревянную грудь я сосала, играла гвоздями, осокой.

Облепиха цвела за сараем,

Газовые баллоны под ним хранились,

А на месте компостных куч теперь сложен

строительный мусор.

Здесь кот наш покойный любил отдыхать на поленнице,

Здесь – земляника цветёт и давно заросла могила

другого кота,

Моего первого, моего ближайшего друга.

Кстати, гляди-ка, цветёт ещё и рябина.

Птицы поют негромко, безмятежно.

Где-то совсем далеко я слышу кукушку.

Однажды нашли мы птенцов в яме песчаной,

Ту яму давно зарыли. Всюду шифер и доски, обломки

Целой вечности. Сныть отчего-то больная,

Вся во вздувшихся волдырях.

Вот другие сорта махровой сирени:

Бледно-лиловые кисти и пурпурные скипетры.

Утром огромный ёж на тропинке фыркал.

Сына я позвала, сын был счастлив ежу,

А ёж ненавидел людей.

Был он большой как кошка и не хотел молока,

Хотел крови. Мать моя родила петуха однажды,

и он сказал:

– Что ты даёшь мне всё пиво да пиво? Давай мне мяса!

Вот колодец, где старая бабка живёт.

Вот кострище, вокруг огня я плясала, бывало,

И издавала дикие крики, и подруги мои неслись за мной

в этом танце.

Белого пепла кучка, чёрные угли.

Этот костёр —

Он жертвенником уже был, когда я ничего не знала

О богах и их жертвах.

Жертвенник магии более древней,

До начала времён.

В кусках стекла у забора

Отражение лампы: мама сидит за работой.

Знаю ужасную вещь:

Есть только тело и боль.

Есть только детство и смерть.

Есть огромная ель и сосна, и странный какой-то шар,

Просто шар. Здесь у печи

Мне открылась когда-то речь

С причудливым ритмом, тёмная,

Колдовская, непонятно-зловещая.

Была это песня ведьмы, должно быть, не помню я слов,

Но она отзывалась в крови, бормотала из глубины веков,

Пропадала, стихала и вновь появлялась

в сочлененьях костей

Отголоском беззвучного крика природы.

Простая, тёмная, дикая, страстная и печальная,

Древняя, страшная.

Была гроза и скрипели доски.

Кто говорил со мной?

Что я прозревала тогда?

Сама стихия со мной говорит,

Что-то такое зовёт

В моём теле, в моей боли –

Неизбывное…

Ночь упала и птицы замолкли,

Но так же, как в детстве, нелюдимая речь звучит.