Читать книгу Альпийская форточка - Алла Горбунова - Страница 15

альпийский рояль: нам так весело с ним!

перебирает незримо клавиши горный дух.

западают педали, заглушая, продляя звук.

бьёт молоточков встревоженный механизм.

слушайте, серны, олени и куропатки,

знайте: альпийский рояль не имеет веса,

и там, где лопатки —

он крылат, осыпает его виноград, эдельвейсы,

альпийские маки, земляника, ятрышник, травы.

галка на клавиши села – исполнить вальсок.

на педали внизу нажимает сурок:

на правую,

чтобы звук удержать, и на левую,

чтобы примолк.

музыки шаткая-валкая эта походка:

припадает танцовщица-серна копыткой одной.

расщеплённая клавиатура – нажал посерёдке

сурок, да рояль наш альпийский расстроен давно.

междуцарствие,

миг неведомый, близкий сон,

со дна воздымаемый блик, отражённый в даль,

в шелест подземных ключей, негасимый звон,

павший с небес хрусталь.

…мягко скользит руно,

преображаясь, тая в моих руках…

буду я беден, как мышь, под покровом дня;

ночью, когда темно, буду бедней себя:

свет проницает тьму, тьма поядает свет.

буду богат, как Бог, на короткий час,

всем, что умножит мир, что наполнит нас

нашей душой, созданной на краю,

между тем, что есть, и тем, чего вовсе нет,

наполняющей музыку ангельскую в раю

вдохновеньем, неуловимым, как свет,

наполняющей вещи радугой всех цветов,

напояющей ароматом живым жасмин,

дарящей смысл лепетанию лепестков,

и горечь приходит в дым, словно пряность в тмин,

уют поселяется в доме и смех в устах,

красота входит в очи и воля в движенье рук,

и сердце болит и любит, покуда вдруг

не возродится прежняя нищета,

словно восходит смерть – абсолютный день,

словно восходит смерть – абсолютная ночь.

в тишине налету-навесу осенённая глубь,

мурашки травы, аккордеон во сне,

дребезжанье и рябь, пробежавшая по стеклу,

словно в ветре свистит вальдшнеп.

дуговая растяжка, чубушник цветёт как рай,

свет террасы выходит из мглы,

чтобы вступить в гром и вороний грай,

в дальний скрежет лесной пилы,

в стук возвращенья в дверь и в надрывный плач

егерской дочки, что с милым сбежала прочь,

но никто не откроет дверь, и отец-палач

скорее задушит, чем снова примет дочь.

в разрушенной вспышке высветились, дробясь,

два огненных мира в двойных зеркалах из воды.

уплывает под пальцами полузабытая вязь

сна во сне, что запутал следы.

в ночи курорт забытый и пустой

санаторских заброшенных лоджий

белой розой сквозь мрак

разъездной луна-парк,

призрачный, ложный.

балкончик над морем, не тай!

чуть постой

в конце лунной дорожки

до дрожи.

кипарисовая аллея,

магнолиевая аллея,

олеандровая аллея,

акация белая в листьях тёмно-зелёных.

за пустыми лежаками белеет

луна-парк, раскинувшийся на морской глади,

санаторий, раскинувшийся на него глядя,

балкончик над морем среди пустоты небесной

и на нём ребёнок, смотрящий на аттракционы,

маленький белый старинный балкончик над бездной,

и на нём ребёнок, смотрящий на дельтапланы,

летящие между звёзд и в дальние страны,

наперегонки с метеорами влетающие в гало

умноженной на себя Луны,

и крыло Рогалло

залетает к нему во сны.

и выныривает, почти доставая его протянутой вниз руки,

афалина, мяукающая, как кошка,

навострив плавники —

и грудной и спинной,

что вырезан мастерски полулуной,

и дельфины играют у каруселей, вырастающих понарошку

из астрального света и испарений воды,

и поют голубые киты,

и потерянное дитя на балконе одно в целом мире

открывает глаза всё шире

и спит с глазами открытыми,

видя свои мечты.